– И что из этого? – спокойно спросил он.
– Ничего, ничего, – пробормотал тот, оценив размеры Джейка.
– Тогда все в порядке, – произнес Джейк, продолжая свой путь в направлении Линзена.
– Обладатель трех кубков Уэльса, звезда команды, только посмотрите на него, – пробормотал коротышка. – Разгуливает по бару как заправский громила.
Гала с опаской глядела на пьяных болельщиков из Уэльса, когда Джейк, не обращая на них внимания, подошел к Линзену. Переполненный бар неожиданно стих, и все взгляды устремились на Джейка.
– Отдайте десятку Гале, мистер Линзен, – тихо сказал он.
– Что ты имеешь в виду – отдать ей десятку? Она получила свою зарплату, точно такую же, как и раньше. Рита вот не жалуется. Рита, ты получила свою зарплату, не так ли?
– Конечно, получила. – Рита вынула деньги из низкого выреза своей блузки. – И надеюсь заработать еще немного! – добавила она, нахально подмигивая хохочущим посетителям.
– Если Тала куда-то их дела и думает, что вытащит из меня еще одну десятку, то она сильно ошибается.
– Нет, никуда она их не девала, Линзен. Я открыл этот конверт и пересчитал деньги. Так что не надо. Отдайте ей десять фунтов, и не будем больше возвращаться к этому вопросу.
Культурная речь Джейка, когда он обращался к Линзену, слышалась в каждом уголке притихшего бара.
– Похоже, назревает драка, – предположил один из болельщиков в предвкушении, отставляя кружку и поводя крепкими плечами.
– Да нет, – ответил коротышка. – Этот громила драться не будет. Ему когда-то здорово досталось от французов, выбили весь дух вон.
Тем временем Джейк схватил Линзена за ворот.
– Десятку, Линзен, и немедленно, – сказал он сквозь зубы.
– Твою мать, ты уволен, – прорычал Линзен.
Джейк ударил его прямо в нос. Послышался хруст, и из носа брызнула кровь. Линзен соскользнул на пол, из его горла вырвался сдавленный булькающий звук. Засунув руку в карман Линзена, Джейк вынул из бумажника десять фунтов. Он осторожно отнес их Гале и отдал ей в руки.
– А сейчас иди и возьми свое пальто. Я отведу тебя домой. Пора тебе найти другую работу.
Гала с ужасом смотрела на него. Голубая рубашка Джейка была вся в крови, а костяшки его руки вспухли и были оцарапаны.
– Джейк, я не хотела, чтобы это делал… Я хотела только помочь тебе…
– Не обращай внимания, Гала-Роза. Просто возьми пальто, и мы уходим, – терпеливо повторил он, потирая глаза поцарапанной рукой.
– Все в порядке, Джейк? – встревоженно спросила она.
– Только обычная головная боль, только и всего. Но сегодня что-то болит сильнее… Думаю, это из-за игры, – добавил он тоскливо. – Если бы ты могла это видеть, Гала…
Его речь стала неожиданно неразборчивой, и он прошептал:
– Все было, как в старые времена…
– Ты сломал ему нос, негодяй! – раздался крик Риты, склонившейся над Линзеном в дальнем конце бара. – Тебе положено бить пьяных посетителей, а не хозяина! Гала, вызови «скорую помощь»!
– Бить посетителей? – закричал крепкий мускулистый болельщик, выходя вперед. – Нам бы хотелось посмотреть на этого бывшего, правда, ребята? И как это тебе разрешили только играть за Уэльс, парень? Ну, скажи мне. – Сжав кулаки, он с вызовом ждал, остановившись в центре комнаты.
– Я сейчас вернусь, детка, – спокойно сказал Джейк Гале. – Мне придется еще кое-что сделать.
Когда он приблизился, все болельщики вскочили на ноги, сжав стаканы и пивные бутылки в руках, готовые броситься в драку.
Они ошарашенно глядели, как Джейк вдруг споткнулся и вцепился в стойку, чтобы не упасть.
– Он что, пьяный? – рассмеялся кто-то. – Эти громилы никогда не умели пить, это точно…
Пытаясь выпрямиться, Джейк сделал еще два шага в их сторону и, шатаясь, встал перед ними.
– Джейк, Джейк! – завизжала Гала, когда он шагнул вперед. А потом он упал всем своим весом на залитый пивом и усеянный окурками пол бара «Линди».
В госпиталь Джейка и Леонарда Линзена увозила одна «неотложка», и полиция любезно разрешила Гале поехать с ними. Но в этом не было необходимости. Джейк умер еще до того, как упал на пол.
В колонке сплетен «Дейли мейл», которую вел Нигель Демпстер, появилось маленькое сообщение и краткий диагноз – обширное кровоизлияние мозга. Затем тело Джейка, по распоряжению его семьи, было отправлено обратно в Уилпшир. Гала подумала, что теперь, когда Джейк умер, он стал наконец достоин уважения и чести вернуться домой. Она пыталась дозвониться до его отца, объяснив, что была другом Джейка и хотела бы присутствовать на похоронах, но его секретарь холодно ответил, что похороны будут происходить только в узком семейном кругу.
В день похорон Гала в ужасном состоянии сидела у себя в постели и оплакивала Джейка и свою потерянную любовь. Джейк был ей братом, ее защитником, которого у нее никогда раньше не было. Он вел себя с ней как настоящий английский джентльмен, несмотря на то что его семья считала его недостойным своей фамилии и неудачником. При других обстоятельствах она бы точно влюбилась в него, но, с грустью подумала она, если бы все было по-другому, вряд ли Джейк тогда бы в нее влюбился. Он бы никогда и не познакомился с ней, занятый своей жизнью, посещая все эти знатные ужины и приемы, встречаясь с теми красивыми девушками, о которых она читала в газетах. Бедный, дорогой Джейк! Задернув тонкие занавески на окне, за которым было холодно и темно, она разрыдалась, поняв, что жизнь без Джейка опустела, и чувствуя жалость и к себе самой.
Джонатан Морис Ройл был воплощением сплошного очарования. Джесси-Энн лежала, откинувшись на белоснежные подушки больничной постели, в то время как молоденькая и хорошенькая медсестра аккуратно расчесывала ее слипшиеся от пота волосы, убирая их с бледного лица, а рядом в плетеной колыбельке лежал ее малыш. Лицо Харрисона осветилось радостью, когда он взял ребенка на руки. Разглядывая новорожденного сына, он не смог сдержать возгласа удивления, когда обнаружил, что у его мальчика темные волосы (он-то думал, что будут светлые), и пришел в восторг от голубизны его глаз. И хотя Джесси-Энн предупреждала, что глаза ребенка с возрастом обычно меняются, по правде говоря, с Джоном этого так и не произошло. Даже бабушка, Рашель Ройл, и та смягчилась, попав под обаяние по-матерински широкой, хотя и беззубой улыбки внука. А Маркус прилетел из Принстона, держа в руках целую охапку желтых роз, предназначенных Джесси-Энн, и здоровенного шестифутового плюшевого мишку в подарок своему новорожденному братцу.
– Какой он маленький! – сказал он, осторожно потрогав ручку малыша.
– Не бойся, – усмехнулась в ответ Джесси-Энн, – он не кусается. По крайней мере, пока.
