Он много раз пытался со мной поговорить. Это были десятки попыток, как только не начинался этот разговор, но итог всегда был один: моё «Я не хочу об этом говорить».
Кай… без твоей нежности я не могу дышать, ты знаешь? Всё время думаю о твоих ладонях на мне… вспоминаю наш последний раз, мне так не хватало твоих рук… и тебя. Тебя целиком.
Смотрю на отражение вечерних огней Ванкувера в каплях на оконном стекле, и вижу кадр из прошлого: Кай стоит на Римской улочке, склонившись над бумажной картой, потому что смартфоны и Google maps ещё не изобрели, сосредоточенно водит пальцем по расчерченным цветным квадратикам строений, а я тихо тону в облаке очарования: его вьющаяся с медным отливом чёлка слишком сильно отросла и то ли смешно, то ли сексуально нависает над его сосредоточенным лицом. Я наблюдаю за тем, как мягко ветер тревожит её игриво подкрученные пряди, и перестаю сдерживаться: тянусь и целую. И он не просит не мешать, не отталкивает и не жалуется на то, что я в который уже раз не даю ему разобраться с картой, а целует в ответ. Долго, сладко, потому что нам некуда спешить - у нас вся жизнь впереди.
Глава 39. Попытка пробить бетон
The Verve - Bitter Sweet Symphony
Утром первое, что видят мои опухшие от сна и слёз глаза, это Кай. Он сидит на террасе, расслабленный, здоровый, смотрит на наши горы, раскачивая в руке бокал своего любимого белого вина. Подносит его к губам, делает глоток и одновременно замечает меня... вернее, чувствует мой взгляд, поворачивает голову и... я забыто сладко, всем своим существом, каждой доступной клеткой тону в его улыбке. В доме сэр Ричард Пол Эшкрофт во всю громкость орёт любимую песню Кая, и я, впервые в жизни ему подпевая "Cos' it's a bittersweet symphony this life... You know I can't change, I can't change, I can't change", поднимаюсь с постели, обматываюсь вязаным мексиканским пледом, купленным Каем в нашу самую первую поездку к морю, и направляюсь к нему, пританцовывая и размахивая длинными кистями бахромы. Толкаю слайд балконной двери и вижу, как Кай ставит бокал на стекло нашего балконного столика, готовясь встречать меня, освобождая руки. Подхожу, обнимаю его всегда такие крепкие и необъятные плечи, а он стискивает ладонями мою талию и целует в живот так же, как делал это тысячи раз... когда мы были одним целым.
Жаль, что у меня нет террасы. Жаль.
Я даже не звоню, я несусь в Китсилано, где по соседству с нашим бывшим особняком до сих пор живёт со своей женой и пятью детьми лучший друг моего мужа - Лейф.
- Он уехал, Викки.
- Куда?
- Не знаю.
- Знаешь. Скажи мне!
- И что ты сделаешь?
- Поеду за ним!
- Зачем?
Что за дурацкий вопрос, «зачем»?!
- Мы сами с ним разберёмся по поводу «зачем», просто дай мне его адрес.
- Вик… я не думаю, что тебе стоит это делать.
- Почему?
- Он успокоился… смирился. Выдохнул весь этот ваш мрак… если можно так назвать. Не береди ему душу. Ты почти сломала мужика, понимаешь?
- Лейф, он первым это сделал!
- Да, я знаю. Знаю, и не думай, что осуждаю тебя или его, не думай… Это всё слишком для меня сложно, я уже говорил. Но главное понять я всё-таки способен, а вот ты, похоже, нет.
- И что же главное?
- Даже если он изменил первым, это не означает, что ему не было больно, когда ты была с другим. Он ведь знал. Каждый раз знал, когда ты… была с тем. И Вик, я не представляю, как это можно выдержать. На его месте я бы ушёл сразу. На его месте, я рубанул бы эту ветку, как отсохшую, на неделю запил бы и забыл. Но знаешь…
Он умолкает, чешет затылок, затем разворачивается и, стараясь поймать мои глаза, добавляет:
- Мне его не понять, и судить не смею, потому что так, как он, я женщину никогда не любил. Мне многие нравились, даже бывал влюблён, в том числе и в тебя в юности! И я бы приударил за тобой, если бы Кай не застолбил место первым… Да я и сейчас не отказался бы! - подмигивает, затем резко делается серьёзным, - но всё это было бы совсем не тем, что отдавал тебе Кай. Я его лучший друг и могу с уверенностью сказать, что ты была самым главным ориентиром в его жизни… всегда. И я бы дал тебе его адрес или номер телефона, чтобы вы могли разобраться со своим дерьмом сами, но у меня его нет. Потому что мой лучший друг не дал мне свой адрес.
И в этот момент я верю, Лейф не может мне врать.
- Надолго он уехал?
Лейф молча кивает.
- Насколько?
- Не имею представления. Сказал, что не знает сам. Может быть, полгода, может быть, год. Или два.
- Наверное, он здесь. Никуда не уезжал, просто не хочет меня видеть.
- Он в Азии, Вик. Где-то в Сингапуре и не только там. Это путешествие для одиночки. Для парня, которому нужно уже, наконец, подумать о себе.
Лейф долго смотрит куда-то поверх моей головы и задумчиво резюмирует нашу беседу:
- Вы оба однажды сделали свой выбор. Оба. Значит, так было правильно.
И до меня вдруг только в это мгновение доходит, чего он добивался: это баланс, он выровнял его интуитивно, даже сам, наверное, до конца не осознавая, что именно делает и с какой целью. А результат: теперь мы на одной ступени, он выровнял счёт.
Он один. Я знаю, что один, и чувствую, как ему плохо. Не потому, что рядом нет меня или другой женщины, он просто одинокий волк. Волк без стаи и шанса на потомство.
Я ощущаю его боль на расстоянии, но не могу дотянуться, чтобы помочь. Он так решил. Разделил нас. Не я, он.
Спустя неделю я снова еду к Лейфу:
- Лейф, - плачу и не утруждаюсь скрывать, - мне нужно увидеться с ним… пожалуйста! Лейф!
Мужчина тоже может дрогнуть. Лейф, сдвинув брови, рушит мои последние надежды:
- Вик, я ни разу в жизни не сказал тебе неправды. Ни разу - не было нужды. И… мне больно всё это видеть, его, тебя…
- Вы видитесь… - констатирую.
- Да, конечно, он приезжает - дела компании. Но я понятия не имею, где он живёт. Как я понял - везде. Он путешествует, Викки. Сам.
Глава 40. Мечты Викки
TYMELAPSE - We Became Strangers
Мне пришло в голову написать ему письмо. Послание вроде тех, которые он так долго и скрытно писал, обращаясь ко мне. Но в отличие от него, я своё письмо ваяла с твёрдым и единственным намерением отправить адресату:
Мечты Викки
Это утро. Обычное и необычное одновременно. Такое же, какие случались тысячи раз до этого, и какие будут происходить ещё десятки тысяч раз.
Мы в нашей спальне, ты лежишь на спине, я рядом – частично на тебе, частично у тебя под боком. Твоя большая рука обнимает надёжностью и умиротворением мою спину. Она – моя бесконечная и непреодолимая китайская стена, и всё зло мира – за ней.
Но мне этого мало, поэтому я подползаю выше, тянусь к твоему лицу и забавляюсь тем, как кружится при этом моя голова. Мне кажется, столько нежности я не испытывала к тебе даже в молодости. Будто влюбилась во второй раз, но теперь уже со всей силой и пониманием, свойственным только зрелости.
Я целую твои веки, ресницы, брови, глажу волосы, шею, плечи, грудь. Когда заглядываю в глаза - в них изумрудное море, тёплое, ласковое, вечное.
- Какие всё-таки у тебя красивые глаза! – говорю тебе, и ты плавишься от удовольствия.
Наша спальня, постель - место, хранящее столько интимных воспоминаний, пропитавшееся нашими запахами, ставшее свидетелем той уникальной связи между двумя людьми, которая даруется далеко не всем, тонет в оранжевом зареве восходящего солнца, а я – в твоей улыбке и своей радости. Счастье в твоих глазах обнимается со спокойной глубинной грустью, и она ранит меня, заставляя тянуться к тебе, прижиматься всем телом с такой силой, будто это поможет коснуться твоей души. Я прячу лицо в изгибе твоей шеи, прижимаюсь губами к коже, не скрываясь, втягиваю носом запах твоих волос, перебираю их пальцами…
