— Ваня! — взволнованно шепнула Горянова, ловя его глаза своими, — прости меня, пожалуйста, я не могла, я не хотела, но (она почему — то задыхалась)… но у меня были очень веские причины так себя вести… Поверь… Хорошо? Я дома все расскажу… Ваня, я все расскажу…
Даринка пыталась поймать уплывающий пименовский взгляд и склонилась к нему, шепча что — то нежное на ухо, и ей показалось, что он начинает слышать ее, что ее Ванечка возвращается и все снова будет хорошо. Будет, как прежде…
Они так и просидели до самого вечера рядышком, почти молча, стараясь не размыкать рук. Хотя Ванечка все таки отрывал ладонь, потому что, вопреки давней привычке, он сегодня не пропустил ни одного тоста… Александр Айгирович все подливал и подливал будущему зятю водки… А на осторожные Даринкины слова — может не надо больше пить, папа, — он зло зыркнул и оставил все без ответа… «Могло быть и хуже», — рассудительно решила Горянова и от мужчин отстала. Мальчики все взрослые, хотят напиться — пусть напиваются! В конце концов, это происходит не каждый день!
Расходились все поздно. Ребята уже орали песни на улице, папа с Ванечкой задержались в клозете, а Елена Артемовна побежала к такси, когда в тишине за Даринкиной спиной раздался злой пьяный Элькин голос:
— Ну ты и сука, Даринка, какая же ты сука!
Глава 28
— Не говори того, о чем пожалеешь! — Горянова резко развернулась к сестре. — Не говори! Ведь все совсем не так, каким кажется…
Но Элька не стала ждать, а презрительно скривила рот и выдала, перебив сестру:
— Ты о Ванечке подумала? Что он чувствовал, когда ты с этим хмырем там зажигала. Да он бледный сидел. Мне, маме, папе — всем было стыдно за тебя! Ты вела себя, как шлюха, — Эльку уже несло, и она все повышала и повышала голос, — этот козел лапал тебя при всех за жопу, а ты все хохотала. А потом вы уединились в цветах. Мама и папа еле удержали Ванечку, а он хотел встать и уйти.
— Эля… — попыталась остановить сестру Даринка.
Но та не слышала ее:
— Ты испортила мне весь праздник! Я изо всех сил старалась веселиться и отвлекать друзей от твоего неприличного, проститутского поведения. Ванечка просто ангел, если простит тебя. Он особенный! Хороший, добрый, работящий, а ты только и знаешь, что хвостом крутить! Тебе что, мужиков мало? Ты в мужиках уже запуталась. Вокруг тебя все время мужики! А Ваня такой честный, такой простой, а ты… ты сука!
Горянова из последних сил уговаривала себя молчать и терпеть, но тяжелый день и злые Элькины слова, которые били сейчас по больному, лишили Даринку каких бы то ни было сомнений. Тяжелый хлесткий удар разорвал пространство, и Элька, ойкнув, схватилась за щеку, на которой алым пятном загоралась горяновская ладонь.
— Истерику уйми… — сухо кинула Даринка, поворачиваясь к сестре спиной и спускаясь по ступенькам туда, где уже показалась вызванная ею машина.
В тишине автомобильного салона Горянова медленно приходила в себя, и, когда на ступеньках показался Ванечка с Александром Айгировичем, изрядно пьяные и еле державшиеся на ногах, Даринка решила не выходить, а попросила водителя помочь мужчинам дойти до своих машин и пообещала доплатить за беспокойство.
Ванечку ввалили в салон бесчувственного, и он рухнул, как бревно, на Даринкино плечо. Так и доехали до дома. В квартиру Иван, правда, дошел сам, на автопилоте и даже потом добрался каким — то непостижимым образом до спальни, и, не раздеваясь, мгновенно уснул… А Горяновой предстояло смириться с тем, что разъяснение ситуации откладывалось до утра…
Бывает, судьба сама стелет соломку, а иногда, как ни планируй, как ни рассчитывай, все идет наперекосяк. В пять утра, когда Горянова уже выползала из ванны, благоухая чистым, ароматным телом, раздался телефонный звонок на домашний. Звонил Пашка Волков.
— Дарина! Ну, слава богу! Ты куда запропастилась? Я тебе полночи названивал, хорошо хоть Завирко домашним телефоном поделилась.
— Да? Мобильник, наверное, сел… А что случилось, Паш?
— Как что! — возмущенный голос Волкова пробивался сквозь трубку и неприятно бил по ушам. — Мамелов изменил сроки представления проектов. У него там что — то с командировкой смещается. Так что сегодня в девять все компании ждут на последний рубеж, а у нас с тобой расчеты не готовы и банчик не вышел в печать.
— Нашел из-за чего паниковать! — попыталась успокоить не в меру разошедшегося Волкова Даринка. — Там распечатывать — минут десять от силы. С расчетами посложнее, конечно, но…Так, сейчас сколько на часах — пять пятнадцать? Значит, в офисе буду через полчаса. Двух часов нам за глаза с тобой хватит, Паш! Ты ведь третий вариант отдавал на проверку?
— Отдавал. Еще в понедельник.
— Значит, он у Савелова в кабинете по — любому. Возьмем все и доделаем. Савелов ключи у Шапутко в столе держит. Вскроем дверцу и все сделаем в лучшем виде. Успеем! К Мамелову еще раньше всех приедем. Не паникуй! Остальные же тоже, наверное, в цейтноте.
— Остальные, — Пашка пытался язвить, — вчера вечером уже знали об изменении сроков, а ты…
— А я… а ты… Сейчас не время отношения выяснять, поэтому прекращай ныть! Я уже выезжаю, Паша. Лови! — и Горянова положила телефонную трубку.
В пять минут собралась, закрутила мокрые волосы в тугой узел, решив, что высушит их на работе, написала наскоро несколько строчек на листе и положила его на стол в кухне, решив, что Ванечка в любом случае туда зайдет. А вот мобильник искать не стала, понимая, что отвлекаться сейчас на его поиски — только зря время терять. День все равно предстоял загруженный, а о важном нужно разговаривать с глазу на глаз. С тем и поехала в офис.
Горяновская привычка все делать заранее и здесь помогала, как нельзя лучше: баннер она набросала еще позавчера, и вариантов было аж четыре штуки, да и с расчетами, как оказалось, не зря торопила команду, желая все сделать на неделю раньше. Поэтому аврал не случился. Со всем Даринка и Пашка справились в полтора часа и сейчас тихо попивали кофе в тишине пустого офиса. До восьми часов еще было время.
— Дарина, ты все — таки гениальная женщина! — Пашка, довольный и расслабленный, потягивал напиток, довольно развалившись в кресле и закинув ноги на стол.
— Ага! — не стала с ним спорить Горянова. — А еще я вышивать умею и на машинке могу, — процитировала она незабвенного кота Матроскина, вполне достоверно передавая незабываемую табаковскую интонацию.
— Нет! С тобой действительно здорово работается, Дарин. У тебя везде соломка понастелена, будешь падать, ножки не собьешь!
— Да уж, — снова согласилась Горянова и невесело усмехнулась.
Уж что — что, а соломка бы ей сейчас совсем не помешала. И она снова невесело усмехнулась, допивая горький кофе, и мрачно обдумывая те слова, что скажет сегодня вечером Ванечке.
В проёме двери показалась Резенская, она любовно оглядела поэтическую картину и фыркнула:
— Вы что? Устроили отпуск на работе?
— Тссс! — протянул Пашка, снова делая глоток. — Не нарушай гармонию в природе!
— О! Волков, да ты гурман! Не знала! Но нарушать гармонию не буду! — и Резенская на цыпочках прошагала до своего места, весело хихикая по дороге.
Но очарование тишины было уже безнадежно разрушено.
— Давай заканчивать с релаксом, Паш, — предложила Горянова, вставая, — а то все равно сейчас друзья — рептилии набегут, зачем будить в них такое прекрасное чувство, как беспричинную зависть к ближнему своему.
— Да, — согласился Пашка и тут же убрал ноги со стола, — поехали лучше к Мамелову, у него лучше подремлем в приемной, пока остальных ждать будем. А заодно подействуем на нервы разлюбезным конкурентам своим невероятным спокойствием. Хотя, как мне кажется, Николай уже принял решение, и оно точно в нашу с тобой пользу, Горянова. Есть у меня такая чуйка!
