Твоя жизнь в моих руках - Елена Рахманина

Глава 16

Глава 16

Проходит минута-другая, прежде чем тело прекращает парить. А головной мозг принимается за работу. И когда лижущие волны удовольствия окончательно отходят назад, ко мне возвращается стыд и страх.

Обнаруживаю себя лежащей животом на коленях дяди. Он больше не держит меня. Я лишь слышу его тяжёлое дыхание.

Откатываюсь, падая тут же на пол. Группируюсь так, чтобы оказаться к нему лицом. А не задницей.

Смотрю на него широко распахнутыми глазами, не веря в то, что всё случившееся происходило наяву.

Лев подался вперёд, упираясь локтями в колени. Взгляд расфокусированный. Мутный. Лоб пересекает горизонтальная морщинка. Можно подумать, ему больно. Но кажется, он сам не понял, что сейчас произошло. Или мне просто очень хочется так думать.

Рвано дышу, ощущая голыми раздражёнными ягодицами грубый ворс ковра. Острые щетинки вонзаются в пылающую кожу, причиняя боль.

Открываю и тут же захлопываю рот, желая высказать дяде всё, что я о нём думаю. Но стыд не позволяет. Может быть, это я такая? Грязная, испорченная, порочная. Может, он в чём-то прав. И моя реакция была совершенно неестественной.

Хочется провалиться сквозь землю и больше никогда не видеть света белого.

– Иди в ванную. Приведи себя в порядок, – взгляд Льва останавливается на мне. Целится в меня как из дула винтовки.

Неловкость вот-вот достигнет пика. Не могу на него смотреть.

Оглядываюсь. В комнате и правда находится ещё одна дверь. И я молюсь, чтобы за ней обнаружилась ванная комната, а не гардеробная.

Поднимаюсь. Ноги не слушаются, став ватными. Мягкими. Сейчас бы свернуться клубком на ковре, ощущая послевкусие оргазма.

За дверью действительно оказывается ванная комната. Я запираюсь, опасаясь, что Лев может пойти следом. Не понимаю, чего от него ожидать.

Он ведь всё понял? Что я кончила? Не мог не заметить.

Из зеркала на меня смотрит девушка с ярко-алыми, словно подведёнными насыщенным блеском губами. И лихорадочным взглядом серо-голубых глаз. Почти как у дяди.

В ванной парня баночек больше, чем у Санечки. Смываю дорогущей умывалкой размазанную на щеках тушь. Тёмная жижа стекает в раковину. Обдаю себя холодной водой. Смываю следы возбуждения. Тонкая ткань стрингов вся мокрая. Пахнет как афродизиак. Застирываю их, несколько раз промывая. А затем промакивая туалетной бумагой, пытаясь просушить. Это мало помогает, и я натягиваю влажную ткань, морщась от противных ощущений.

Тело пробивает озноб. Меня мелко трясёт. Опускаюсь на пол, утыкаясь лицом в полотенце. Очень хочется плакать. Смыть солью слёз всю грязь, что ко мне цепляется с рождения. Я даже всхлипываю. Но без толку. Ни слезинки.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я возвращаюсь в спальню. Обнаруживаю Льва уставившимся немигающим взглядом в пол.

Замечаю, что в комнате что-то изменилось. Запах совсем не такой, как в ванной. Здесь разит сексом.

Стараюсь не думать об этом. Не развивать догадку, занозой прокравшуюся под кожу.

Чем он тут занимался в моё отсутствие?

Питон поднимается, забирая пиджак, брошенный на подлокотник. Я внимательно слежу за ним. Пытаясь считать хотя бы какую-то реакцию. Но он смотрит на меня точно так же, как и в ту ночь, когда разогревал мне молоко. Словно сейчас не случилось ничего необычного.

И мне кажется, что медленно, но верно я схожу с ума. Скатываюсь с катушек. Есть ведь вероятность, что он и дальше будет делать вид, что его ремень не оглаживал мой зад. Что я под ним не кончила. Позорно и грязно.

И когда Лев обходит меня, явно нацеливаясь покинуть эту чёртову комнату, я не выдерживаю. Цепляюсь за его рукав, останавливая.

Питон поворачивает голову в мою сторону, выразительно изгибая бровь. Как же меня бесит это самодовольное выражение его красивой физиономии. Со всей силы ударяю его по лицу ладонью, стирая ухмылку с губ. Взгляд леденеет. Лев хватает мою руку, но слишком поздно. Реакция его подвела.

– Я тебя ненавижу, слышишь? – шиплю сквозь зубы, и только эти слова приносят облегчение. – Хочу, чтобы ты сдох.

Притягивает к себе. Его горячее тело тут же согревает, сбивая мой озноб. И как бы ни было противно это признавать, мне приятно находиться к нему так близко.

– Успокойся, Ромашка. – Касается стёсанными костяшками пальцев щеки, удерживая меня, не позволяя выбраться из тесных объятий. Рассматривает каждую мою грёбаную веснушку. – Я вспылил. Не прав, признаю. Вёл себя недостойно. И не должен был тебя касаться. Больше этого не повторится.

Ожидала услышать всё что угодно, но только не эти слова.

Вытягиваю губы трубочкой, ошарашенная подобным признанием. Думала, что он меня с землёй сровняет. Ещё больше изваляет в грязи.

Что это? Очередная его стратегия? Всматриваюсь в его глаза и не нахожу ответа.

– Ты и сейчас меня касаешься, – напоминаю тихо.

Выдыхает тяжело. Отпускает, накидывая мне на плечи свой пиджак. И отворяет дверь.

Не сразу заметила, что музыка стихла. Народу на вечеринке значительно поубавилось. Не оглядываясь иду вперёд, надеясь, что не увижу знакомых лиц. И хотя бы в этом мне везёт.

Удивляюсь, что сюда Питон прибыл без привычной оравы телохранителей, верно следующих за ним. Подводит меня к машине, припаркованной на