Откуда
ты
во мне?
Тук. Тук. Тук. Стучит в голове, пульсирует раздражение, превращающееся в тупую головную боль. Та, от которой на стенку готов полезть. Но ничего сделать не можешь.
Я влюбился. Хмыкаю вслух, игнорируя вопросительные взгляды ребят. Да плевать, я давно сошел с ума.
Нелепо. Я же лично смеялся над Орловским и той пигалицей, на которую тот указал пальцем, попросив за ней приглядывать. Думал, мой друг прикалывается, и все это для него является забавой. Бродил за Лерой по рядам супермаркета, фоткал издали и отправлял Сашке. Что он там делал с этими фотками? Дрочил на Леру с банкой кукурузы? Какая дичь. Я смеялся и делал.
А теперь.
Я по уши в таком же дерьме, и даже хуже. Потому что эта гордая зараза послала меня на хер. Не ответила на мои чувства, растоптала их прямо на месте, не мешкая, вбивая их робкую новорожденность глубоко под землю. Растирая по асфальту, оставив валяться рядом с вонючими окурками. Прелестно. Добро пожаловать в реальность, Корсаков. И раньше, когда тебе было плевать на всех и вся, и ты просто имел женщин когда хотел, получая голое удовлетворение, было намного лучше. Было легче. Понятнее.
А сейчас что?
Звенящий вакуум в голове рассасывается, отдаленно слышу звуки. Да. Я все еще раздевался.
Но до сих пор был одет. Видимо я делал это мысленно.
Несильный тычок в плечо заставляет распахнуть глаза.
— Ты где, бл*дь? — хмурится Марк. На меня опять смотрит несколько пар глаз.
— В натуре, зае*ал, дружище. Ты нам игру так сольешь. Соберись! — Стас хлопает по щеке, словно приводя в чувство.
Раньше я бы ответил что-то ехидное в ответ, но сейчас во мне свирепеет слепое раздражение. Меня все бесит. И эта душная донельзя раздевалка, не умещающая размеры моей злости и гигантский клубок монотонных мыслей. И дурацкая красно-белая форма, которую уже все натянули. Один я, как придурок, стоял отрешенно у лавки. На плече по-прежнему висит сумка, в руках куртка.
— Проблемы с твоей телкой? — вальяжно щелкает жвачкой Стас, затягивая шнурки.
Я закатываю глаза. Так даже никто не говорит сейчас. Телка.
Но совершенно непонятно каким образом из моей глотки вываливаются совсем другие слова. Те, которые никто не должен был услышать. Но поздно.
— Она меня отшила.
Секундная тишина сменяется диким ржачем, а я сто, нет, миллиард раз пожалел, что брякнул это здесь. Ну вообще отлично. Давай напоследок станем посмешищем всей команды.
— Она первая! Нужно записать! — заливается Марк.
— Это вообще возможно? Девки на тебя гроздьями вешаться готовы и глаза друг дружке выцарапывать, а тебя отшили? Аххаах!
Стас чуть ли не сгибается пополам от смеха, и на миг я представляю, что он сложился от удара ноги. Капельку легче.
Орловский лишь вопросительно поднимает брови, но его жесты сейчас даже не хочу угадывать. Швыряю сумку на лавку и яростно дергаю молнию. Достаю форму.
— Яр, ты, может, уснул с ней во время секса? Или так же завис, как в последнее время? Тогда все понятно.
— Ой, иди на хер, — апатично бросаю сострившему Марку.
— Все нормально? — по-отечески уточняет Сашка, и мои ладони особенно громко зудят и вопят о том, как сильно хотят ему врезать. Именно ему, да. Эти жалость и участие… Лучше бы молчал. Лучше бы… Ай, да ну в пекло…
— Эй! Что значит «все нормально»? — Стас вдруг сердито пинает лавку и подходит ближе. — Соберись, Кэп, выкинь бабу из головы. У нас игра, але..
Молчу, тихо поскрипывая зубами. Быстро скидываю с себя одежду и натягиваю шорты. Автоматом нашариваю в сумке чистые носки.
— Нам всем надоело, что ты как сидящий на антидепрессантах дегенерат себя ведешь. Где ты вообще витаешь? Не получается пялить эту бабу, найди другую.
Затянуть шнурки на кроссовках и накинуть верх, и все. Еще немного, и я выползу отсюда нафиг.
Но тут Стас говорит то, что ему не следовало.
— Выиграем эту игру, и я тебе твою старушку за шкирку притащу тебе в подарок. Будет тебя на коленях поздравлять и член полировать, не пережива…
Мой кулак с хрустом встречает его лицо. Клокочущая ярость выплескивается, ослепляя на несколько мгновений, теряя меня в пространстве. Что аж пошатываюсь сам, хватаясь за стену. Твою ж мать…
Ни-ког-да.
По слогам хочу выбить на его лице, но меня оттаскивают чужие руки. Множество рук. Швыряют на лавку.
— Ты чокнутый псих! — орет, сплевывая кровь, Стас. — Сука, я тебя урою!
Хмыкаю иронично на это. Как будто у него был бы шанс. Я сильнее и выше него. И мне даже хочется…
— Да что с тобой?! — рявкает в ухо Орловский. — Решил всю команду переколотить?!
Центровой Леха кривится, и наклоняется к своей обуви. Стас все еще бушует на противоположной лавке, но его держат так же, как и меня.
— Отпусти, — скидываю с плеча увесистую ладонь Сашки, но тот кладет ее обратно. — Да отпусти ты, больше никого не трону.
Встав, иду к выходу, как в напряженную спину доносится:
— Ты ее любишь?
Застываю на месте безмолвным изваянием, вслушиваясь в прозвеневшие слова.
Без тени насмешки, серьезным тоном. Да, мой друг сильно изменился. Вопрос так и повис в воздухе.
Не оборачиваясь, слышу приглушенные шепотки.
— Кого любит? Секретаршу? Она же старше лет на десять.
— Двенадцать.
— Ого, — удивление.
Хочется повернуться и расхохотаться. Но вместо этого я молча покидаю раздевалку и выхожу на корт. Трибуны сразу же начинают орать. Да, сегодня будет шумно. Новосибы — нежеланные гости.
Правая трибуна узнаваема — вижу однокурсников и не только. С младших курсов я вообще никого не знаю, не уверен в том, что эти люди с моего универа. Но почти одна молодежь, поэтому, скорее всего, да. Кричат, скандируют, приветствуют. В руках держат плакаты.
На остальных трибунах просто жители города, болеющие баскетболом, болеющие за нас. Или не за нас, кто знает. Плевать. Мы выиграем.
Сегодня играем в старом комплексе, в котором крайне редко тренируемся. Слышу, что тренер возмущается по этому поводу судьям, на что те отвечают, что команда из Новосибирска тут вообще появляется раз в году, все честно.
… Игра идет непредсказуемо, то мы ведем, то отстаем. Осталось совсем немного.
Долблю мячом около болельщиков, встав на позицию разводящего. Пот льется с меня ручьем, застилая глаза. Привычно смахиваю майкой, задирая ее на животе и вызывая этим жестом восхищенные крики девчонок. Сопливые восторги по поводу моего пресса не вызывают даже усмешку. Сейчас я думаю о другом.
Да, бл*дь. Опять не об игре.
«Ты ее любишь?».
Передаю мяч хмурому Стасу. Тот, кажется, не ожидал. Вылупился растерянно. Придурок, ты что думаешь, обижаться друг на друга будем на корте?
— Шагай! — рычу на него, потому что еще секунда, и этот остолоп упустит мяч.
Выручает Марк, появляется рядом с ним и принимает пас. Тренер орет благим матом в сторону Стаса, мяч переходит от Марка Лехе, потом опять мне. Не тормозя, выныриваю из под новосибирского центрового и забиваю в корзину. Рев трибун на мгновение оглушает, машинально скольжу взглядом по кричащим лицам.
И вдруг.
Вижу ЕЕ. Призрачным видением сидит на самом углу трибуны, смотрит на меня во все глаза. Мне кажется даже с такого расстояния я могу разглядеть каждую черточку на ее лице. Яркие глаза и нервно закусанные губы точно. Сообразив, что я ее вижу, она спохватывается и натягивает капюшон на голову. Но поздно. Я уже знаю, что Аня здесь. Пришла посмотреть на мою игру, поболеть. А значит…
От этого «значит» под кожей бешено пузырится эйфория, а за спиной вырастают крылья. Настроение мгновенно меняется.
— Уснул? — гаркает Орловский и проносится мимо меня.
А я так и остаюсь стоять в одиночестве у кольца противников, сбитый с толку.
— Ярослав, мать твою!
Да, да. Бегу.
Неужели она тоже… любит?
Сам не понимаю, как умудряюсь бежать на ватных ногах. Бежать, блин, а не еле переставлять. Кажется я сейчас не способен даже на это. Но нет. Бегу.
