А на берегу растут красивые, крупные ромашки…А чем черт не шутит? Не для себя бонусов зарабатываю, пока их собираю, как придурок, для того, чтобы она улыбнулась. Улыбнется, знаю.
Так и выходит…
Когда я пью кофе и слышу, как на втором этаже открывается дверь, напрягаюсь. Свой «букет» я оставил в небольшой банке прямо перед их комнатой, а сейчас ничего не происходит. Не ожидала? Знаю, малыш. Знаю. Я не романтичный, это мне помогли…
- Что это? - тихо спрашивает, когда спускается по лестнице.
Примечательно, щечки горят, глаза тоже. Я бросаю на нее взгляд, жму плечами и отворачиваюсь, чтобы не смущать и не пугать.
- Решил, что тебе понравится.
- В этом не было необходимости.
- Знаю, мне просто захотелось.
Сам подглядываю за ней через отражение в зеркальной поверхности кухонной гарнитуры. Алиса стоит за мной, на цветы смотрит восторженно, улыбается — я тоже. А потом мы сталкиваемся взглядами, и я сразу прячусь за кружкой. Она же подходит и ставит цветы на стол.
- Мне они не нужны.
- Пусть тогда тут стоят. Я просто подумал, вдруг захочешь украсить комнату?
Резко поворачивается. Явно хочет что-то сказать, но не находится? Точно. Краснеет-то еще больше, рот захлопывает и отворачивается. Спорю на что угодно — продолжает улыбаться.
Ты всегда любила цветы. Любые при том, если честно. И я это помню, малыш.
- Давид еще спит?
- Ага. Но он проснется скоро. Будешь яичницу?
- Да. Если несложно.
- Несложно.
Разговор — максимально неловкий и угловатый. Алиса это сама понимает, поэтому откашливается и уводит тему в другую сторону.
- А ты с нами пойдешь?
- Да. Посижу немного, но потом вернусь. Мне нужно поработать.
- А. Ну…да. Ясно.
Снова замолкаем. Если честно — я наслаждаюсь. Алисе дико неловко, она смущается, настырно не поворачивается, а я налюбоваться не могу. Такая она красивая все-таки…И как же мне хочется ее обнять. Просто обнять, черт возьми.
БДЫЩ!
Резко оба оборачиваемся на лестницу, я уже подрываюсь — это же явно Давид, что-то случилось! Но Алиса мягко останавливает меня, взяв за запястье и мотает головой.
- Стой, - шепчет, и сразу следует:
- Поло! Я жив!
Алиса смеется, а я не понимаю. Это сразу и обидно, больно, злит меня, но больше любопытно. Я смотрю на Алису в надежде получить объяснения, и она также мягко говорит.
- Твой сын очень любопытный. Сейчас он все сам расскажет…
Твой сын…улыбаюсь, как придурок, а затем слышу наш моторчик. Давид достаточно ловко спускается по лестнице, правда крепко держится за перила — как мама наказала. Все по правилам. Чтобы не огорчать. На последней ступеньке, правда, позволяет себе небольшой «бунт», прыгает и улыбается.
- С утречком!
- Что ты уронил?
Буднично, а для меня все в новинку. Я наблюдаю за сыном, который воровато подходит ко мне, косится на барный стул рядом — улыбаюсь. Хочет залезть, но сам пока не может. Просит? Почти так. Мне этого достаточно.
Я подхватываю его под руки и сажаю рядом — улыбается только шире, ручки мнет, на меня поглядывает.
- Я не хотел.
- Давид… - Алиса прибавляет голосу строгость, и сын сдается.
Вздыхает так забавно, чешет затылок, а потом что? Сознаваться надо.
- Там на полке стоял какой-то дядька. Я хотел посмотреть.
- Разбил?
- Вроде нет. Тяжелый он, собака!
Прыскаю в чашку, Алиса расширяет глаза.
- Давид! Сколько раз тебе было говорить?! Прекрати уже цеплять дурные словечки!
- Так деда говорит!
- А тебе лишь бы гадостей повторить!
- Чего это?! Я и хорошее повторяю! Гадости просто интересней — их же нельзя. Олег, а ты говоришь гадости?
Мне страшно взглянуть на Алису и увидеть очередной злой сарказм, но когда я это делаю все же — она только улыбается. Подоткнула голову рукой, на сына смотрит, а на сковородке пыхтит яичница. Она переводит на меня взгляд, брови поднимает, и я, как дурак, улыбаюсь. Увожу свой из-под обстрела, смотрю на ромашки и мотаю головой.
- Когда-то да. Надеюсь, что больше нет. И тебе не следует. Гадости — это плохо.
- Ты не будешь говорить гадостей — я тоже не буду. Скажешь — повторю.
- Хороший способ отучиться от гадостей, - замечает Алиса, и да, с сарказмом, но мягким.
Я на нее опять смотрю, наклонив голову на бок, но ловлю только улыбку, когда Давид вдруг спрашивает с интересом.
- А что за цветочки? Откуда?
- А ты у папы спроси. Какая муха его укусила?
- Я же сказал, - краснею и болтаю чашку, - Я гулял с утра и увидел.
- Слабо представляю себе, как ты рвешь ромашки в поле.
Жму плечами, а Давид снова выдает.
- Эй, ты что, гулять без меня ходил?!
- Рано было. Ты спал.
- И что? В следующий раз жди меня!
Я снова как завороженный. Он требует достаточно яростно, чтобы дать мне понять: хочет этого искренне. И снова тепло…мне снова хорошо.
А на озере я забываю, как дышать. Купальника Алиса с собой не взяла, и слава богу. Боюсь, что иначе мое сердце перестало бы биться. Вида в длинной, полупрозрачной футболке и так хватает.
Она прекрасна. Такая нежная, теплая и мягкая...моя. Они с Давидом изучают сейчас дно. Алиса крепко держит его за ручку, медленно идет вперед, а сын вдруг оборачивается и задорно кричит.
- Чего сидишь там?! Покатай меня на плечах! Так деда всегда делает, теперь ты будешь!
С радостью. Честно? Смущен немного, но раздеваюсь, мысленно представляя себе всех президентов, каких только могу вспомнить — помогает слабо. Хорошо, что я надел достаточно объемные шорты. Да. Определенно хорошо. Алиса только, кажется, все подмечает. Ей одного взгляда хватает, чтобы сообразить, улыбнуться и увести глаза вдаль, будто ничего и не было. Я же — красный, как помидор. Твою мать…чувствую себя просто придурком, хотя это ощущение быстро проходит. Я сажаю сына на плечи впервые в жизни, а потом иду с ним в глубь озера. Он, расставив ручки в стороны, счастлив до безумия. Издает громкие звуки, изображая самолетик, хохочет.
Как я жил до этого? Не помню. Будто и не было ничего «до» того, как я услышал этот смех. Теперь у меня есть моя семья, а не взятая взаймы — и это прекрасно. Осталось только проследить, чтобы она была в безопасности.
Поэтому ближе к двум я встаю и ухожу. Не хочу. Вообще. Ноги еле идут. Все, о чем я мечтаю — это пойти обратно к Алисе, лечь рядом на плед и наблюдать, как она читает Давиду книжку. Это все, что мне надо.
Но я иду обратно. Дела сейчас важнее. Если бы не обстоятельства…Но они есть. От них не спрячешься, да я и не привык прятаться. Во мне вдруг просыпается абсолютная уверенность в себе и своих силах. Я разберусь с этим, чего бы мне это не стоило, а потом добьюсь Алису. По-любому.
Вон и способ убрать обстоятельство едет.
Пыль стоит столбом, выходит из-под колес, и я усмехаюсь. Спорю на что угодно: Алан проклял меня, пока сюда добирался, но добрался. Многое для него на кону — понимаю. Я бы тоже приехал.
- Ты должен мне подвеску, - заявляет сразу, а я не сдерживаю смеха и киваю пару раз.
- Хорошо, что хоть догадался не на Ламбе сюда приехать.
Алан показывает мне средний палец, хлопает дверью новенькой, скоростной BMW кричащего красного цвета и подходит ближе. Мы жмем руки. Это вообще примечательно. Он редко с кем жмет руки, потому что уважает мало кого. Как подружились? Без понятия. Он — моя полная противоположность. Обожает шумные вечеринки, женщин и опасные игры. Я же не люблю ни того, ни другого, ни третьего. Нас объединяет очень детство, это факт. Несмотря на то, что отец его никогда не пил — религия не позволяет, — тот еще ублюдок. Алан — не его первый, даже не второй сын. У него братьев и сестер миллион просто. Если я не ошибаюсь, то цифра крутится где-то возле двенадцати. Конечно, не родных. Родная только сестра, но я ее никогда не видел — она живет где-то в Южной Америке подальше от папаши. Ненавидят они его люто, да и я бы тоже ненавидел, после всего того, что он сделал, и Алан обожает это подчеркивать.
