- Неправильно – это как?
- Ты сама прописала в договоре, чтобы тебя не трогали, - Лиам не отходил, он не отпускал, прижимал к себе все сильнее, наплевав на то, что нас могут увидеть.
- Тот договор уже не действителен, - тихо прошептала я и…
Сильный властный поцелуй мгновенно вскружил мне голову. Дыхание сбилось, ноги подкосились мгновенно, а в животе будто бы сошла с ума целая стая обезумевших бабочек.
Я отвечала… Чувствовала его язык, горячее дыхание и неимоверную жажду. Он впивался в губы, словно не мог насытиться, прижимал к себе все сильнее. Его руки невольно гладили тело, поднимаясь все выше, к груди.
Как же хотелось домой… Боже, да к черту выставку!
Иногда он впивался зубами в мою шею, проводил кончиком языка, но все равно возвращался к губам.
Крепко обнимая Лиама, мне хотелось лишь одного – обладать им всем, целиком и полностью. Привязать к себе хотя бы ненадолго, насладиться этим человеком, насытиться его холодом, подарить тепло и внутренний огонь и просто жить дальше без всяких условностей и бумажек.
Поцелуи становились невыносимыми. Хотелось большего, но было нельзя.
Вскоре он остановился. Смотрел прямо в глаза, так и не смог выровнять дыхание. Я впервые видела румянец на его щеках, а так же непонимание во взгляде. Словно он совершил что-то, что было недозволенно. Что-то, на что стоял запрет.
- Я еще хочу, - шептала я, не желая идти ни на какую выставку.
Лиам тут же ответил, вновь и вновь покрывая мои губы поцелуем.
Стало безумно жарко, но внезапно он отстранился.
- Нам нужно идти, - он смотрел на меня таким взглядом… словно еще мгновение и ни на какую выставку мы не пойдем…
- Точно нужно?
- Не точно, но нужно.
Он нервничал, внезапно вновь подошел очень близко, часто дышал, смотрел на меня своими огромными глазами и проявлял просто невероятную выдержку.
- А может мы немножко опоздаем?
- Лена, - Лиам зашептал у самого уха. Он не выдержал, стал слегка покусывать мочку, целовать меня в шею, мягко касаясь кожи кончиком языка. От каждого такого прикосновения во всем теле разгорался пожар. Ни о какой выставке я думать уже не могла, - если мы не прекратим, то натворим лишнего.
Я смотрела в лазурь его глаз, пытаясь заставить себя успокоиться, но тщетно. Стоило Лиаму отойти от меня, как я мигом притягивала его к себе, вновь и вновь продолжая поцелуй.
- Кхм, - голос за нашими спинами стал дикой неожиданностью, - я смотрю, у вас в семье мир, труд, май и кровать скрипит?
- Пока не скрипит, - обиженно буркнула я, чем удивила и Лиама и Виктора. Последний тут же рассмеялся, да так заливисто, что я невольно смутилась, - прошу прощение… Мысли вслух…
- Как ты мог? – изумился Виктор, кивая нам в сторону главного входа, - ни стыда, ни совести… Но сейчас не об этом. Думаю, вы все же заметили, что на стоянке почти нет машин? Знаете, почему?
- Выставку отменили и мы можем ехать домой? – с надеждой спросил Лиам, чем вновь рассмешил Виктора. Я же стояла красная как рак.
- Разбежались! – хмыкнули нам в ответ, - помощь ваша нужна. Остальные гости через час прибудут… заходите, друзья, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома!
Что-то в его словах меня напрягло. Даже сквозь невероятную бурю эмоций, я чуяла подставу, но кто ж знал, что она окажется настолько… Милой…
Дети… Дети носились вокруг Марии словно ужаленные в попы хомячки. Рядом с девушкой стояла еще одна виновница торжества – это и была Дарья, главный художник на этой выставке. Две женщины держали оборону, пытались командовать, но ничего у них не выходило.
- Лиам… сделай, как раньше, а? – с надеждой спросил Виктор.
Я вообще не понимала, что происходит, а вот Мария с Дарьей… Сколько же в их глазах было мольбы о помощи.
- Хватит бегать, - тихо прошептал мужчина и…
Дети тут же замерли на своих местах…
Что происходит? Я смотрела на то, как огромная орава разновозрастных двуногих троглодитов мигом замерла, улыбнулась и молча… молча повисла на Лиаме!
- Дядя Лиам! – улыбалась светловолосая девочка, - мы скучали!
- Да, дядя Лиам, вы почему не приходили в гости?
- Дядь Лиам, а вы…
Вопросы не прекращались. Они лились из детей словесным потоком, при чем отвечать, судя по всему, было не обязательно…
Лиам просто стоял, как вкопанный, словно фонарный столб. На нем висли дети, что-то рвали под ногами, пытались снять запонки, отгрызть шнурки, но мужчина стойко стоял на месте и смотрел на Марию с Виктором как на врагов народа номер один.
- Прости, - шепнула Маша, - но ты единственный, кто способен сдержать их ничего при этом не делая. Аура у тебя такая…
- Я делаю, вообще-то, - заметил Лиам, - я стою! А это уже делаю! Маша, забери своих детей.
- А тут моих только двое! – рассмеялась девушка, поправляя прическу, - так что ничего не знаю… Лиам, потерпи десять минуточек, мы уже почти все закончили, а с тобой они такие тихие… И даже орать не надо, чтобы перекричать их голоса…
- Не слушаются родителей? – удивилась я, смотря на то, как дети самозабвенно пялились на Лиама. Кажется, кто-то захотел взять с собой его глаза… мы мигом удивились, пригрозили мальчику пальчиком, успокоили Лиама, что все хорошо, и если кто-то попытается ему что-нибудь выколоть, то тот смело может надрать этому засранцу его милый аппетитный зад.
Ребенок сразу смекнул, что взрослые не шутят, но интерес к глазам Лиама его от этого ничуть не угас.
- Так всегда происходит? – я стояла рядом с Лиамом и наблюдала за всем происходящим вокруг. Волковы что-то подписывали в бумагах, еще несколько людей что-то активно с ними обсуждали и в конечном итоге один из них подошел к нам вместе с женой.
- Рад встречи, Лиам, давно не виделись, - крепкое мужское рукопожатие было искренним. Как выяснилось позже – передо мной стоял сам Александр Преображенский, сводный брат Виктора и муж хозяйки сегодняшней выставки. Дарья Преображенская стояла рядом с мужем и выглядела до ужаса довольной (прим. автора – отсылка к книге “Не ошибись с выбором. Каждый может любить”), она с большой любовью осматривала огромный зал с высокими потолками, следила за кураторами выставки и за тем, как меняется их настроение.
- Довольны, - заметил Лиам, наблюдая за группой людей у дальнего полотна. Я и сама хотела подойти – почти во всю стену в глубине зала висела на специальных канатах картина… И в этой картине мерцал целый космос. Невероятные переливы и глубина, множество текстур и странных элементов – воздушность граничила с безумием, яркость красок сменялась приглушенными и более глубокими тонами. В этом полотне существовал целый мир, оторвать взгляд от которого было почти невозможно.
- Надеюсь! – шепнула девушка, переживая за выставку, - я чуть в больницу не попала, когда писала “Эмоции”. Там же эпоксидная смола, работать с ней надо быстро, но она токсична, пока не высохнет.
- Я помню этот момент, - тихо прошептал Александр, явно обеспокоенный своей женой, - ты мне позвонила в самом разгаре совещания и ржала в трубку как ужаленный в попу конь. Я сразу понял, что тебе надо менять респиратор, моя дорогая. И чуть седым от страха не стал. А как же дети? А как же я?
- Я не специально, - девушка печально улыбнулась, но было видно, что тогда многие испугались за ее состояние, - зато какой итог!
- Результат потрясающий! – я не выдержала. Тело вело в сторону картины, я словно загипнотизированная шла вперед, желая рассмотреть каждую деталь.
Потрясающе… тысячи раз потрясающе! Поверхность казалась зеркальной, но внутри нее было так много невероятно красивых ячеек, в каждой из которой можно было разглядеть что-то особенное. Что-то невероятное, чудесное и нереально красивое.
Действительно – космос. Я будто смотрела в небесную синеву, затем могла прикоснуться к темно-фиолетовому потоку, а чуть сбоку шла тропа млечного пути, цвета в котором использовались от ярко лазурного, до кроваво-алого. И все это настолько гармонично смотрелось…
