она, став похожей на себя прежнюю. — Я не знаю, что там происходит, но если я тебе понадоблюсь, звони. Хорошо?
— Конечно. — Я усмехнулась. — Поговорим позже, Пип.
— Рассчитываю на это.
Следующая неделя прошла в белом кружеве, летних цветочных композициях и бесчисленных звонках свадебному организатору. Я видела Коннера только один раз, и то на нашем репетиционном ужине. Весь вечер мы были окружены семьей, что не позволило нам поговорить по существу.
Я постоянно задавалась вопросом, о чем он думал в течение недели. Он не писал и не звонил. Не то чтобы он должен был. Мы не были влюблены, и мне следовало бы помнить об этом, но я чувствовала, что между нами начались какие-то сдвиги. А потом ничего. Словно летняя гроза испарилась в солнечном небе.
От неопределенности у меня в животе завязались узлы.
Я понятия не имела, чего ожидать от него после нашей свадьбы. Я надеялась понять, куда завели его мысли, пока мы были на репетиции, но он был совершенно спокоен весь вечер. Ужин состоялся за два дня до церемонии, а не накануне вечером. Наши необычно короткие сроки означали, что пришлось пойти на уступки традициям. Меня это нисколько не волновало. Меня волновало то, что за всю неделю я ни разу не видела Санте. Только на репетиции, и папа постарался, чтобы у нас не было и пяти минут вместе. Он передавал сообщение. Я получила его громко и четко, но вместо того, чтобы отпугнуть меня, это только придало мне больше решимости. Фаусто Манчини заплатит за то, что он сделал.
Тридцать первого июля, за день до свадьбы, я попросила Умберто отвезти меня на могилу моей матери. Небо было необычно темным для летнего дня. Можно было бы даже сказать зловещим, если бы человек был склонен к суевериям. Я оценила эту мрачную атмосферу. Что-то в этой тишине заставило меня почувствовать большую связь с матерью, чем если бы это был солнечный день.
Я нашла ее богато украшенное гранитное надгробие, где я часто навещала ее в те ранние дни. Памятник не был моим любимым. Отец заказал дизайн, вероятно, решив, что пышная дань уважения — это хороший способ доказать, как сильно он скучает по женщине, которую убил. Я знала лучше. И я знала, что мама была слишком приземленной и неприхотливой, чтобы захотеть яркое надгробие над своей могилой.
— Привет, мама. — Мой голос был тонким от того, что я пыталась преодолеть комок в горле, сидя со скрещенными ногами на траве. Это был первый раз, когда я говорила с ней вслух после ее смерти, и что-то в том, что я произнесла эти слова, заставило мое горе всплыть на поверхность. — Я так скучаю по тебе, мама.
Я сделала несколько медленных, ровных вдохов, чтобы успокоиться.
— Завтра я выхожу замуж. Я знаю, я должна была прийти и сказать тебе об этом раньше. Но все было как в тумане. Его зовут Коннер Рид, и он ирландец. Кто бы мог подумать? — Я отщипнула травинку и медленно разделила ее посередине. — На самом деле он не так уж плох. Наверное, это немного странно, что я могу так говорить о человеке, который убивает других людей, но это то, что есть. Возможно, никто из нас не настолько цивилизован, как нам хотелось бы думать. — Я сделала паузу, мой голос смягчился, когда я продолжила. — Я хотела бы знать правду о папе раньше. Хотела бы я знать, была ли ты счастлива или это все было шоу для нас.
Моя грудь сжалась так сильно, что мои плечи ссутулились.
— Мне так жаль, мама. Я хочу, чтобы ты знала, что я сделаю все возможное, чтобы помочь Санте. Я знаю, что ты бы этого хотела. Я не подведу тебя. — Протянув руку, я прижал ее к траве, где, по моим представлениям, должна была находиться ее грудь. — Всегда буду любить тебя.
Одна слезинка вырвалась на свободу и потекла по моей щеке. Что-то в разговоре с ней заставило меня почувствовать, что я наконец-то попрощалась и живу дальше без нее. К чему двигаться дальше, я не знала, но менее чем через двадцать четыре часа мне предстоит это узнать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
— Это принадлежало моей матери. Мы с твоей мамой носили его, когда выходили замуж. — Тетя Этта протянула крошечную, элегантную булавку с камеей. — Это может быть твоей одолженной вещицей. Она достаточно маленькая, чтобы легко спрятать ее под юбкой, и она принесла нам удачу. Вот, повернись.
— Спасибо, тетя Этта. Это так мило с твоей стороны. — Я сделала, как она сказала, не споря об удаче. Она могла так думать о своем браке, но я сомневалась, что мама сказала бы то же самое о своем.
— С этим великолепным кольцом с сапфиром, потрясающим новым платьем и старым маминым ожерельем у тебя теперь есть все необходимое. — Она закончила заправлять булавку под мою юбку и подтолкнула меня, чтобы я повернулась обратно. — Ты выглядишь потрясающе, малышка Эми. Я знаю, что Леонора здесь и наблюдает за тобой. Она бы так гордилась молодой женщиной, которой ты стала.
Слезы обожгли мое горло, потому что я не была уверена. Будет ли она гордиться? Или ей было бы неприятно видеть, как я иду по тому же опасному пути, по которому шла она?
Я обняла тетю Этту и поблагодарила ее сквозь нахлынувшее чувство паники. Надвигающаяся гибель вцепилась в меня когтями, и мне казалось, что стены давят на меня. — Как ты думаешь, ты могла бы найти Коннера для меня? — спросила я пронзительным голосом.
Ее брови плотно сошлись. — Ты уверена, милая? Ты же знаешь, что жених не должен видеть невесту…
— Пожалуйста, тетя Этта. Мне нужно поговорить с ним, прежде чем я это сделаю.
Она кивнула, в складках ее глаз застыло беспокойство, и она вышла из комнаты. Я хотела пройтись. Нервная энергия свернулась в моих мышцах, и мне было трудно усидеть на месте, но шлейф моего платья мешал шагать. Вместо этого я стояла у окна и смотрела, как колышутся под ветром листья на большом дубе рядом с церковью, пока зловещее осознание не пронеслось сквозь меня, зажегши жар от затылка до основания позвоночника. Когда я повернулась, Коннер стоял в дверях, одетый в безупречный костюм-тройку, и его непостижимый взгляд устремился на меня.
Мне хотелось ударить кулаками по его широкой груди и
