Ознакомительная версия.
— Прошлогодняя коллекция, ну да ладно, тебе все равно идет.
— Мне все равно, какая это коллекция. Мне абсолютно все равно.
— Это-то я знаю.
— Платье отличное, так не все ли равно, в каком году придуман фасончик?
— Логично, но не по-светски.
— Я не светская львица.
— О, в свете твоей новой должности… Можешь готовиться, что тебя начнут приглашать на рауты направо и налево. Шикарные кавалеры… Шампанское рекой… Может, заведешь себе любовника, раз не хочешь Ваньку бросать.
— Господи, какая же ты ужасная, Ань! Как тебя Толстячок терпит?
— Он меня любит! Я его, впрочем, тоже.
— А мне все любовников прочишь!
— Мой Юрасик — не твой Иванушка, — резонно ответствовала Анечка, заводя свой «форд ка». — От моего Толстячка никуда бегать не надо.
— От Вани — тоже.
— Можно подумать!
— Можно.
Анечка лихо промчалась по Ленинградскому проспекту, втискивая свой «форд» в малейшие зазоры и постоянно сигналя, свернула в Настин двор.
— Эх, не увижу я тебя при всем параде…
— Приезжай завтра часиков в пять вечера, увидишь. И даже сфотографировать можно будет. А то вдруг я весь этот шик вином залью.
— Примчусь обязательно, — пообещала подружка и рванула с места.
Настя осталась стоять у подъезда, обвешанная кульками. Н-да, это тебе не Кравцов, провожать не будет. Дома Настя аккуратно развесила платье и накидку, попыталась смотреть телевизор, зевнула, решила, что тортик сойдет за ужин, укрылась пледом и уснула прямо на диване.
Утром Настя встала пораньше, позвонила в свой любимый салон красоты и записалась к мастеру. Платье, висевшее на плечиках, просто обязывало выглядеть на все сто. До похода за красотой еще оставалось время, поэтому она решила приготовить что-нибудь на ужин — ведь вернется только поздно вечером, а Ваня приедет раньше, голодный, наверное. Стася почувствовала себя странно виноватой перед мужем: недельная разлука ее скорей порадовала, чем огорчила. Она даже не успела соскучиться и совсем не хотела, чтобы Ваня возвращался поскорей.
Чтобы отогнать непрошеные мысли, Стася решительно открыла холодильник, изучила содержимое и принялась готовить ризотто с морепродуктами — блюдо простое и вкусное, к тому же Ваня его любит. Нет, не стоит даже допускать мыслей о том, что у них в семье что-то не так. Вот она отлично знает чего ждать от мужа, уверена в том, что Ванечка ей не изменяет, не тратит лишнего, Ваня нравится ее родителям, он тоже хорошо относится к теще и тестю. Иван ее любит… наверное. А любит ли она его? Даже самой себе Настя была не готова честно ответить на этот вопрос. Да и есть ли вообще на свете любовь, такая, как пишут в книгах, такая, ради которой готов пожертвовать всем, готов сразиться со всем миром, с судьбой — с чем угодно? Вряд ли. Люди просто живут вместе, растят детей, стареют — и ничего более. Если совместная жизнь спокойна, наполнена чем-то — это и есть семья, это и есть любовь. Все. Ничего больше.
Настя оставила готовое ризотто в духовке, прикрепила на видном месте записку с инструкциями на тему «где находится ужин и как его заполучить» и стала собираться в салон.
В салоне все закружилось так, что Настя почувствовала себя безвольным манекеном. Мастер, узнав, что ей предстоит выход в свет, тут же созвала команду помощниц, усадила клиентку в кресло, велела не шевелиться, и… понеслось. Стасю катали в кресле по всему салону, передавали из рук в руки, колдовали над волосами, ногтями, лицом. В коротеньких перерывах между процедурами Стася умудрилась позвонить маме и попросить гранатовый комплект, связаться с Анечкой и велеть ей заехать за драгоценностями к «тете Алисе». Кравцов же позвонил в самый неудобный момент: на лице у Стаси была какая-то отвратительно-синяя масса, обозначенная мастером как чудодейственная маска для разглаживания кожи. Настя протестовать против этой маски не стала, хотя искренне не понимала, что ей там разглаживать на лице, в двадцать шесть лет-то. Тем не менее говорить с этой гадостью на лице строго воспрещалось — иначе пропадет весь чудодейственный эффект, понимаете ли. На звонок ответить все же пришлось.
— Настя, дорогая, во сколько мне за тобой заехать? — вопросил Кравцов, но голос звучал не вопросительно, а весьма повелительно.
Стася поморщилась, чем чуть не вызвала инфаркт у персонала салона красоты, но ответила спокойно:
— Около семи, пожалуйста. Квартира шестьдесят один. Звони в домофон.
— Подам лимузин к подъезду, чтобы дама не замочила ног, — провозгласил Кравцов и отключился.
— Еще пальто в лужу брось, джентльмен, — пробормотала Настя уже сердито. Что-то в этом Кравцове было такое… раздражающее.
Когда мастера наконец закончили, у Насти затекла шея, почему-то чесались ребра и болели зубы, но… Когда она взглянула на себя в зеркало, то просто онемела. Это была не она, совсем не она — какая-то чужая красавица, надевшая Настино простенькое платье из шерстяного трикотажа. Старое платье Стася одела специально, чтобы не испортить потом при переодевании прическу — платье это застегивалось сверху донизу на пуговицы, поэтому его можно было легко снять. Что ж, теперь в этом наряде она выглядела как принцесса, ограбившая нищенку в темной подворотне.
Стрижку ей подновили, сделав совсем короткой, с четкими линиями и острыми уголками — что-то в духе молодой Лайзы Минелли. Лицо… лицо ей, видимо, приклеили чужое, потому что в этом идеальном лице не было ничего от милой и симпатичной Насти, осталась только ледяная красота Анастасии — нечто сродни красоте древних египтянок. Это была она, конечно, макияж был просто идеальным, почти незаметным, но делал Стасю просто красавицей, безупречной красавицей. Когда Настя взглянула на руки, то ей захотелось немедленно приобрести посудомоечную машину — чтобы больше никогда не мыть посуду, дабы не испортить такой маникюр. За руками Стася следила всегда, несделанный собственными силами маникюр никогда не был таким совершенным: каждый ноготь сейчас сиял, как маленький рубин, даже казалось, что это не ногти, а драгоценные камни, каким-то чудесным образом устроившиеся на кончиках пальцев.
Мастера, затаив дыхание, ждали Настиной реакции, поэтому она не преминула рассыпаться в похвалах и благодарностях, но как-то автоматически: очень хотелось вернуться домой и надеть гранатовое платье, увидеть, как это будет все смотреться. Сфотографироваться во всем этом великолепии и послать фотографию Тагиру.
Настя не замечала, что совсем забыла и о Кравцове, и о Ване, и что только восхищение Тапира ей будет приятно. Только Тагира.
Ознакомительная версия.
