Ознакомительная версия.
– Все, все что-то выиграли! Только я один такой несчастный.
Матвей, равнодушный к почестям, званиям и деньгам, оказался сущим ребенком, когда дело коснулось игры.
Вскоре мы потерялись с Матвеем. Меня, как хозяйку галереи, буквально разрывали на части. Когда я увидела его вновь, то заметила, что он нетвердо держится на ногах. Не знаю, что он там пил, но расслабился хорошо! Едва музыканты ушли на перерыв, Матвей взял в руки гитару и попытался спеть раздольно-тягучую песню «Вечерний звон». Невольные слушатели смотрели на него со снисходительной усмешкой. Неудивительно – исполнение никуда не годилось. Он забывал слова, брал фальшивые аккорды, томно прикрывал глаза, но сразу терял при этом равновесие и сбивался. Художники милосердно похлопали артисту, когда он допел последний куплет. Матвей попытался продолжить выступление, уже подбирал следующую мелодию, но я подошла и взяла у него гитару. Нечего выставлять себя на посмешище!
Матвей последовал со мной, настойчиво повторяя:
– Ты видела, как моя песня затронула их? Ты видела?
– Видела, видела. Пойдем, Матвей. Отдохни у меня в кабинете.
Но Матвей не хотел отдыхать. Он мягко освободился от моей руки и вновь устремился к столику с напитками. Там я заметила скучающую Ренату. Она потягивала джин с тоником. Я подсела к ней, себе тоже налила бокал сухого.
– Как настроение, Рената? Кажется, праздник удался?
– Для кого праздник?
– Ты расстроена, что тебе не присудили премию?
– Премия – не главное. Мне просто невыносимо веселиться без Игоря.
– Что-то случилось? Почему он не пришел?
– Если бы я знала! Даже не позвонил!
– Эгоист, если не сказать сильнее.
– Я боюсь, вдруг с ним что-то плохое приключилось!
– Зачем же думать о худшем? Всякое могло быть. Может, у него мобильник разрядился или еще что.
– Нет-нет! – вскрикнула Рената и сильно покачнулась. Тут я заметила, что и она изрядно пьяна. – Ему плохо, ему нужна моя помощь!
Она вскочила, куда-то побежала, как выпущенный из клетки зверь, снова вернулась ко мне:
– Елена, пожалуйста, отвези меня к нему.
– Куда? – изумилась я.
– Домой! На работу! Куда угодно!
– Пойдем, милая девочка. Отдохнешь в моем кабинете.
В отличие от Матвея Рената вырываться не стала. Она как-то внезапно присмирела и дала себя увести. Я положила ее на диван, укрыла своей шубой и вернулась в зал. Матвей нашел себе укромное местечко. Присел на скамейку, являющую собой часть скульптурной композиции целующейся пары, и уснул, уронив голову на спину женской фигуре. Праздник продолжал буйствовать.
***
На следующее утро я выхаживала в своей квартире обоих – и Ренату, и Матвея. Вчера охранники приволокли их ко мне домой в невменяемом состоянии. Сейчас моим страдальцам мог бы помочь капустный рассол, но его не было. Зато на столике лежало, предусмотрительно оставленное охранниками, фармацевтическое средство от похмелья. Я растворила в воде таблетки и дала выпить каждому больному. Вскоре они повеселели. У Матвея вдобавок появилось смущение во взгляде.
– Ленок, я, кажется, вчера перебрал маленько? Прости меня!
Он был такой жалкий, имел такой виноватый и прибитый вид, что я сама почувствовала неловкость:
– Это ты меня прости, Матюша. Бросила тебя с этими чудиками-художниками, оставила без призора, вот ты и заскучал. Понимаешь, я сама совершенно растерялась от всей этой суеты. И то надо предусмотреть, и это… Голова кругом!
Затем я подошла к Ренате:
– А ты, горемыка, как? Ожила немного? Кстати, Игорь звонил поздно вечером. Извинялся, что не мог прийти. Вчера к ним иностранная делегация приехала, какие-то важные переговоры были. Он даже мобильник отключил.
– Но позвонить, предупредить мог?
.– Ты, Рената, плохо знаешь деловых людей. Они звонят, только когда им что-то от тебя нужно. Всякие звонки вежливости – да они не знают, что это такое.
– Значит, и я для него не существую?
– Он хотел с тобой поговорить, объясниться. Значит, все-таки существуешь, девочка!
Рената взяла трубку и набрала номер Игоря. Но его аппарат вновь не отзывался.
Еще через час Рената окончательно пришла в себя, выпила кофе и покинула мой дом.
Матвей хмуро курил папиросу за папиросой, о чем-то раздумывая. Пригасив последнюю, отправился в душ. Вышел из ванной посвежевший, оделся и сообщил, что направляется в церковь: исповедаться и причаститься.
– Я вчера вышел из берегов, сам не понимаю, как контроль над собой потерял. Надо у Господа прощения попросить, чтобы наставил меня, чтобы не приносил я тебе новых огорчений. Может, вместе сходим?
– Иди один, Матвей. Мне сегодня надо в германское консульство ехать, пора визу оформлять. Женечка мне уже приглашение прислала.
– Я без тебя скучать буду.
– И я.
После открытия выставки наступила передышка. Суета, связанная с ее организацией, осталась позади. Посетители наведывались редко. Наша галерея расположена в глухом уголке города, и пресса почти игнорировала наш дебют – несколько формальных заметок об открытии выставки погоды не делали. Мне оставалось только перечитывать отзывы, оставленные зрителями на цветных полосках бумаги. В них звучала благодарность за наши усилия, приятно дополненная восторженностью откликов об экспонатах.
Я прибралась в читалке, разложила по полкам новые журналы – все художественного направления. К нам заглядывали школьники и студенты, чтобы написать доклад или реферат по искусству, приходили степенные пенсионеры скоротать время в теплом помещении и просто любопытные, прослышавшие о нашем культурном центре. Но сегодня в библиотеке был санитарный день.
Я прошла на веранду, надеясь застать там Ренату. Она, поджав под себя ноги, сидела на своем тюфячке и читала газету. Едва ли не впервые я видела ее за чтением – зрение не позволяло Ренате уделять много времени этому занятию. Она склонилась над газетной страницей и водила по строчкам большой круглой лупой. При моем появлении вздрогнула и поспешно сунула газету за спину.
– Что-нибудь интересненькое нашла? – беспечно спросила я.
– Так, ничего особенного.
Рената резво встала и, прихватив газетку, попыталась выйти с веранды. Меня насторожили ее поспешность и явно расстроенное лицо. Я заступила ей путь:
– Критики заметили нашу экспозицию? Нелицеприятная рецензия?
Рената протянула газету. Мне сразу бросился в глаза крупный черный заголовок: «РАЗВРАТ У ПОЦЕЛУЕВА МОСТА». Я уткнулась в статью. По мере того как я читала, щеки мои пылали все сильнее.
Нет, это не критический разбор работ, это наглое вранье о том, чего не было в нашей галерее и быть не могло. Злостный писака сообщал, что в нашей галерее выставляются не художественные работы, а порнография. Упоминалась скульптура Ренаты. По статье выходило, будто она являла «совокупление голых тел». Хотя изваянные персонажи были одеты, как живые люди, в повседневную одежду.
Ознакомительная версия.
