— Так что же велел вам ваш муж? — продолжила настаивать она.
— Уходя от меня навсегда, на кладбище, — веселость на минуту покинула ее, уступив место слезе, — он мне привиделся… муж завещал мне выйти замуж…
«Ё-моё». — Вася уже не помнила других слов.
— По любви?
— Да. Он сказал: люби, всех люби, кошечек, собачек… — Вася услышала, как искренняя слеза просочилась в Олесин голос. — Людей люби… — Та сама не понимала, что говорила. — Жизнь… люби… Олеся.
Это была Васина победа! И любви, конечно.
— Итак, на этой трогательной ноте мы ставим в нашем разговоре точку. И конечно же в эфире радио «Точка» вскоре представим с удовольствием новую книгу Олеси Медведевой, в которой и увидит читатель ее неземную любовь. — И после этого на последнем издыхании брякнула от себя лично. — Московское время шесть часов тридцать копеек. — Только так и можно было завершить этот великий диалог. — Ё-моё, — не стесняясь, она добавила также вслух.
Вася наконец поняла, что очень далека от этих русских всей душой. И как она их всех любит. Олеся подскочила на стульчике и весело — слез как будто не бывало на ее чистом лике, — забыв мгновенно про пророческое завещание мужа, трагически покинувшего ее, весело затрещала:
— Василиса, Василиса! Как мне понравилось. Я ведь никогда не была в студии. А это микрофон? Мы в него говорили? Да? Я своим подружкам расскажу. Они описаются от зависти. — «Была б ты так говорлива пять минут назад», — злилась Вася.
— Как мне понравилось! Я буду к вам чаще приходить. — «Боже упаси!» — Будем разговаривать с вами, разговаривать — без конца. У нас же такой хороший разговор получился. — «Ё-моё», — опять вспомнила Вася ключевую фразу интервью. — Давайте-давайте скорее книгу, я вам все подпишу. Не стесняйтесь.
Вася протянула книгу в надежде еще проверить Олесино правописание. Олеся крупно начертала: «О.М.» — «Прямо бесплотный Б.Г. какой-то», — печатными буквами и поставила рядом росчерк, похожий на крестик. Вася была разочарована. Сославшись на срочную работу — надо же было монтировать все вышесказанное, — она сдала этот ценный раритет Вадиму, который в своей каморке даже изловчился и начал делать кофе гостье дорогой.
Вася села к компьютеру. Но, вместо того чтобы быстро понажимать кнопочки, трагически обхватила голову руками. Если бы она была совсем оригиналом, она бы сделала следующее — одним махом стерла всю ерунду, что записали, а оставила только свой внутренний голос, что вырвался последней фразой. Пожалуй, и монтажа совсем не потребовалось бы. Получилось бы непрерывное — ё-моё! ё-моё! ё-моё! Чем, собственно, не слова великого автора? Но совсем оригиналом она пока еще не была.
Перед Васиными глазами на экране плыли синусоидами волны разговора, записанные умным компьютером, из которого весело бренчал Олесин голос. Набор звуков не нес никакого смысла. Что-то с этим надо было делать, и Вася безжалостно приступила к резьбе. Как вы уже поняли, в новом, Васином, варианте интервью начиналось с «Олеси», а заканчивалось «неземной любовью». И вмещало целых триста три слова с учетом союзов и предлогов, естественно. А также с учетом Васиных слов, пока они у нее были. Туда вошел и милый кошатник-писатель, что разминал свой голос за Олесиной лужайкой, и его кошки, и экзистенциальная направленность, и Масленица, и русская душа, и, конечно, завещанная любовь — без учета собак и кошек. Оказалось, триста три слова — это вообще-то и не так мало, потому что у самой Васи после этого интервью, как помнится, осталось только два, и те не совсем литературные.
Вот так просто все было на самом деле. И Вася отправилась сдавать готовый материал.
— На, получай в эфир, что просил. Вадик, ты послушай этот шедевр, только послушай.
— И не собираюсь даже. Мне всё равно — про всё уплочено. — Вадим, однако, тыкнул в запись. — Голосок Олесин опять разлился по комнате.
— Шедевр. Честно, Вась, шедевр. Абсолютно искусный бокс. Аплодирую. Я же слышал, как вы беседовали. Да и сам тут поимел целый заряд. Полный маразм, а смотри, получилось вполне живенько. Хотя я бы всю эту помойку в эфир выдал без монтажа. Один раз правду народу сказать хочется.
— Да еще с комментарием, кто она и кто есть еёйный муж. Вернее, был.
— А получилась умница-красавица. Это работа, Вася, я тебя предупреждал, что работа — не праздник, как ты себе представляла. Все. Ведь можешь же, когда хочешь.
— Ладно, просветительские лекции закончились? Все? Я свободна?
— Видишь, никуда ты и не опоздала, оказывается. Хотя так хотелось.
Вот так ловкая Вася высвободилась из редакционных пут. Впереди у нее было еще одно невероятное приключение — знакомство с еще одной женой, но уже скворцовской. До знаменательной встречи с Леной время еще оставалось, и Вася решила прогуляться. Она прошлась по проулочкам, и как-то само собой ей выбрелось к небольшой церквушке. Вася зашла. Хоть и днем — почему-то пели. Наверное, была спевка. Она встала в уголок и слушала. Напротив был образ Святителя Николая. По лику полз солнечный луч. Она повернулась к окну и увидела непроглядную мглу в его раме. Луч на лике не исчезал. Она поклонилась и написала записку — молебен Святителю Николаю за путешествующих. И потом приписала: за путешествующие души. Поставила свечку и вышла.
Приближалось время X. И Вася двинулась к назначенному месту — небольшому кафе на Прудах, тихому и неприметному, но вполне стильному. Вася зашла, огляделась и, не увидев Скворцова, принялась пристраивать на вешалку свою курточку. Пока она копошилась, к ней подбежал мальчик, помог справиться и, прихватив за локоток, зашептал:
— Простите, вас, по-моему, ожидают. — Он кивнул в зал. Вася увидела, что из-за столика навстречу ей поднялась женщина. Она была красавица. Васе захотелось убежать. Улыбаясь и демонстрируя всяческую приязнь, та протянула руку:
— Здравствуйте. Елена.
Елена была похожа на актрису, и Вася даже знала какую, и собственная близость к богеме чуть придала ей сил. Вася тоже подала свою ладошку, которая сразу вспотела, и назвалась.
— А что, Юрий Николаевич задерживается?
— А он и не собирался. Это вас удивляет?
Такого подвоха Вася, конечно, не ожидала. Но и в Елене тоже ворошилось смущение. Они обе какое-то время ерзали, усаживаясь на стулья.
— Интересно, — начала Лена, — почему в наших кафе всегда такие стулья неудобные?
— А мне мой брат объяснил. Он дизайнер. Все очень просто, оказывается. Чтоб гости не засиживались. Кофе попили, поерзали, как мы с вами, и валите — освободите место следующему. Так регулируется пассажиропоток. Если б диваны были, так многих и не выгнать до закрытия. — Вася уставилась в меню.
