– Сексуальную энергию лучше чувствовать в возбужденном состоянии!
Она чуть притрагивается к моим соскам, сжимая груди теплыми ладонями. Я доверяю ей себя, ведь все, что она говорила до этого, работает, значит, и эта «микрокосмическая орбита» должна сработать.
Я закрываю глаза. Ее правая рука спускается вниз к «дворцу яичников» (так здесь называют то, что Серж называл «киской»), пальчики легко нащупывают G-пятно, о котором Пэма нам рассказывала на занятиях по анатомии, и массируют его. Я прогибаюсь в пояснице, бедра машинально двигаются навстречу ее руке.
– Знаешь, сколько мне лет?
– Примерно как мне, – не открывая глаза, мурлычу я.
Она смеется, что совершенно не мешает ей возбуждать меня.
– Сорок девять! – смеясь говорит она. – Хорошая практика, правда?
Я в изумлении открываю глаза, но движения ее настолько проворны и ловки, что веки мои, как у Вия, закрываются.
– Вот теперь ты возбуждена!
Мои глаза закрыты, но я знаю, она смотрит мне прямо в глаза, я вижу свое отражение в ее зрачках. Эти светящиеся глаза отражают всю страсть, нежность и чувственность души. К этой душе хочется прикоснуться, хочется путешествовать по ней. Она прекрасна.
– А теперь сделай глубокий вдох, сожми промежность и анус и веди энергию вслед за моей рукой, – со всей силы сжав свои органы, я снова закрываю глаза и, опустив внутренний взор в область крестца, начинаю чувствовать тепло.
Как сухие ветки загораются от спички, так же вспыхнул сейчас мой позвоночник. Как горящий поток бензина, это тепло поднимается вверх. Оно все раскаляется и раскаляется, когда поток доходит до шеи, кожа разгорелась так, как будто бы ее обожгли. Пэма водит ладонью по моей шее, чуть прикасаясь к ней. Волна горячей жидкости течет по мне, как расплавленная сталь. Волосы начинает жечь, мне кажется, они горят. Я пугаюсь и открываю глаза.
– Отдохни, продышись, и мы продолжим! С непривычки тяжело. Знай, что, когда кундалини находится в свадхистане и муладхаре, она вызывает желание плотской любви, а в случае игнорирования этого желания порождает агрессию. Но как только ты научишься поднимать ее, сможешь не только дарить и принимать любовь, а также творить. Эта сила, которая открывает таланты.
– Моя кундалини, похоже, живет в пятках! Мне даже секса редко хочется.
– Нет, просто ты отказывалась замечать ее. Мы подсознательно боимся неизведанного. Мы боимся этой силы, потому что не знаем, куда ее приложить.
Она гладит меня по голове, мне хочется мурлыкать, как мартовской кошке, уж очень приятно это легкое прикосновение.
– Ну что, продолжим!
Снова и снова возбуждаясь, мы продолжаем поднимать лавину тягучей жидкости по моему позвоночнику к макушке...
* * *
Через облака пробивается рассвет, через открытое окно льется чистый весенний воздух. Серж сжимает мою грудь своей сильной нежной рукой. Его другая рука гладит меня по животу. Я чувствую его спиной, трусь ягодицами о предмет его гордости, мощный и твердый. Его пальцы нежно раздвигают мою промежность и пропадают там. Я соплю, мурлычу. Забрасываю руку ему за шею, обнимаю его. Я чувствую его в себе и медленно, плавно, чуть ритмично двигаюсь ему навстречу. Он скидывает одеяло. Я залезаю на него и, глядя ему в глаза, начинаю двигаться все быстрее и быстрее, быстрее и быстрее.
– Я хочу, чтобы ты брал меня. Я хочу, чтобы ты имел меня всегда! Я хочу чувствовать тебя внутри всегда! – с вожделением шепчу я, извиваясь и прижимаясь к нему.
Мы вскрикиваем оба и останавливаемся. Губы встречаются в страстном, влажном поцелуе. Его глаза такие глубокие, чувственные, любящие, родные.
– Возьми меня, делай со мной все что хочешь! Я хочу быть твоей, я хочу раствориться в тебе, стать частью тебя!
– Я останусь в тебе!
Он не спешит выходить из меня. Боже, как же это приятно – быть в его власти, чувствовать его в себе.
– Ты делаешь меня счастливой!
Я целую его, сжимаю Хуэйинь, стискиваю мышцами влагалища его вновь твердеющую плоть, которая с каждым моим сжатием становится все мощнее, все тверже, все увереннее.
– Бери меня! Делай со мной все, что хочешь!
И он крепко обнимает меня за шею, сжимает ягодицы. Медленно двигается во мне, входя все глубже и глубже. Я запрокидываю голову назад.
– А-а-х, а-а-а! – боже, какое счастье, какое блаженство.
– Ты всегда будешь испытывать оргазм! Ты создана для него! Внутри тебя всегда буду я!
Серж двигается все быстрее и быстрее, я подпрыгиваю на нем. Стоны счастья и наслаждения звучат божественной симфонией.
Вдруг наша кровать оказывается на улице, мы летим над городом. Все люди ходят голые, голые продавцы и водители троллейбусов, голые пешеходы, голые модели на рекламных щитах. На улице цветет весна, а на тротуарах, как индусы в Дели, совокупляются обнаженные парочки.
Это мир секса, здесь все занимаются любовью. Наша кровать пролетает мимо офисов, где в кабинетах происходят сцены из самых откровенных порнофильмов, наша кровать несется мимо кинотеатров, где уже удовлетворенные любовью зрители смотрят фильмы, другие предаются страсти. Это самая красивая картина, которую я когда-либо видела. Красота человеческих тел, вожделенное молчание и стоны, лишь стоны наслаждения. Свесив голову с кровати, я наблюдаю за всем этим, страстная рука Сержа находится во мне.
– Всегда, всегда я буду в тебе, и ты всегда будешь счастлива!
Мы пролетаем над аэропортом, где на служащих из одежды – лишь бейджики с должностями. В зале ожидания обнаженные парочки, прижавшись друг к другу, читают журналы и туристические справочники, в институте студенты, слушая лекцию, занимаются любовью в противогазах.
Все довольны и счастливы, все целуются и улыбаются. А вот на перекрестке Кузнецкого моста и Лубянки, около здания ФСБ, голый милиционер свистком останавливает «Мерседес», за рулем сидит голая прекрасная блондинка. Поманив пальчиком, она зовет постового, и он запрыгивает в салон...
Я открываю глаза. Ну надо же так! Пушкин дописался, Гагарин долетался, а я доигралась! Намедитировалась.
Быстро одеваюсь и, закосив йогу, бегу по коридору к своей наставнице. Я даже не почистила зубы и надела спортивный костюм на голое тело. Мне никогда не снились такие сны. И тем более я никогда не получала удовольствие от просмотра подобных фильмов. Сейчас же, путешествуя на своей летающей кровати, я получала ни с чем несоизмеримое удовольствие от созерцания этого общемирового удовольствия. Или общемирового безумия?
Дверь открыта, моя наставница сидит в лотосе, сведя ладони за спиной, и поет буддистскую мантру:
ОМ БЕНЗАСАТО САМАЙЯ
МАНУПАЛАЙЯ
БЕНЗАСАТО ТЕНОМА
ТИТТХА ДРИДО МЕ БХАВА...
Я захожу, сажусь напротив нее. Она знает, что я пришла, и наверное, даже чувствует, зачем. Но она не открывает глаз, а продолжает мелодично петь. Я наблюдаю за ней, мне не терпится все рассказать.
