Удивительно, но член у него по-прежнему стоит. Ладно, пора выползать из постели, звонить Каллуму и сообщить, что я еду в Англию. Ни за что не останусь здесь, пока Эштон на другом континенте, а Мал возбужденный, красивый, свободный и хранит салфетку. Может, мама и не подарок, но это не значит, что она не права. Мал — проблема, а я уже не так фанатею от проблем, как раньше.
Я пытаюсь вылезти из-под него, но понимаю, что теперь он обхватывает меня рукой, а не наоборот. Я подползаю к краю, но Мал крепко хватает меня за руку. Я охаю и поворачиваюсь.
С закрытыми глазами он ухмыляется.
Ублюдок.
— Куда собралась? — глубоким, низким и хриплым голосом интересуется он.
Обаятельные парни с обиженно надутыми губами и сломленной душой всегда были моим криптонитом. А когда Мал снова становится неидеальным Малом, меня переполняет желание любить его.
Кстати, пища для размышлений: криптонит мог полностью уничтожить Супермена.
— Да, — отвечаю я. — В Англию. Знакомиться с родителями своего парня.
Этот план давно зрел у меня в голове, но я пока ничего не предпринимала. Теперь что-то подсказывает мне: уже пора. Это необходимо, если я хочу сохранить отношения.
Глаза Мала все так же закрыты, он расплывается в улыбке.
Он вообще слышал, что я сейчас сказала? Может, он проснулся с поражением мозга. Бедолага. Уверена, девушки в очередь выстраиваются, чтобы позаботиться о его сломленной душе. Существует два типа женщин: первые хотят спасать, а другие хотят, чтобы спасали их. Племя первых с радостью примет Мала и его добротный мешок проблем.
— Перестань лыбиться, — тяжело вздыхаю я.
— Почему? Жизнь прекрасна.
— Правда? — Я приподнимаю бровь. Думаю — всего лишь думаю, — он только что сделал круговой рывок бедрами, по сути пихнув член мне между ног, но точно сказать не могу, так как движение было почти незаметным. Но в одном я уверена: я мокрая от возбуждения и крепко сжимаю ноги, желая, чтобы его возбужденный орган оказался в моей вагине. И да, я только что мысленно произнесла «возбужденный орган», потому что признать очевидное, что я до безумия, до исступления желаю его, гораздо труднее.
Внизу живота все горит, и если я не сбегу сейчас из постели Мала, то сделаю то, за что не смогу себя простить.
Мал резко открывает глаза — яркие, фиолетовые и шальные. Похоже, он проснулся новым, здоровым человеком. Роли поменялись, и теперь именно я в его милости.
— Мы вернулись к прежнему шаблону «у меня есть парень»? Потому что пижон потерял девушку сразу же, как ты обнаружила салфетку.
Я встаю с кровати и выхожу из его комнаты, показав из-за спины средний палец. Да к черту его и к черту Толку. К черту его чертова деда (прости, Господи) и неадекватного Эштона Ричардса, и самого Джеффа Райнера.
Я иду в гостиную, открываю чемодан и роюсь в нем в поисках подходящего для полета наряда.
Через секунду вижу, как в гостиную лениво и уверенно вплывает Мал. Боже ты мой, почему он не может быть страшилой?
— Ты наверняка захочешь передумать. — Он поднимает с пола свою белую футболку «Joy Division» с дырой от сигареты, но не надевает ее.
— Ах да? — Я замираю, уперев руки в бока. — Почему?
— Потому что ты голая, и хоть я бы лично заплатил кругленькую сумму, чтобы ты оставалась в таком виде, в нашей чудесной стране есть правила, которых нужно придерживаться.
Нахмурившись, я смотрю на свое обнаженное тело, потом на Мала. Беру первое, что попадается мне под руку — треугольный сэндвич, который так и не съела, — и кидаю в него. Мал ловит его одной рукой, открывает упаковку и кусает. Черт.
— Ты сохранил салфетку, а мне не сказал! — Я не обращаю внимание на свой желудок, который сейчас в таком состоянии, что прилип к остальным органам, моля о пище. Полагаю, именно так и бывает, когда слишком занята своими внутренними заморочками и панической атакой из-за переизбытка эмоций. О еде просто забываешь.
Мал пожимает плечами, натягивает футболку и снова кусает сэндвич, говоря с набитым ртом:
— Если бы рассказал, ты бы не приехала.
— Потому что я хотела разорвать наш договор! — ору я и кидаю в него свой шоколадный батончик.
Пора остановиться. Я действительно проголодалась, а электричество еще не дали, а я не доверяю ни одному гламурному, органическому, безглютеновому, несладкому и безвкусному куску пищи, которой забили холодильник работники Ричардса.
Мал ловит батончик второй свободной рукой и, разорвав обертку ровными белыми зубами, смачно откусывает.
— Договоры так не работают, дорогая, — с аппетитом пережевывая, замечает он.
— Где ты был? — снова спрашиваю я. — На чей день рождения ты ходил?
Мал опускает подбородок и смотрит на меня исподлобья.
— Узнаешь, когда будешь готова.
— Ладно. Следующий вопрос. Почему ты трахаешь Мэйв? Она замужняя женщина.
— Ответ тот же. Есть причина, но мне нужно, чтобы ты вернулась в мою жизнь легко. Многое изменилось, и я не хочу заваливать тебя ворохом проблем.
— Я не хочу быть в твоей жизни! — Только я хочу и ненавижу этот диссонанс между сердцем и разумом. — А даже если бы хотела, твои потрахушки с Мэйв не дают тебе дополнительных очков.
— Ну… — Он отталкивается от стены и, отложив сэндвич на кофейный столик, быстро ступает ко мне. — Спать с ней, пока мы вместе, никогда в планы не входило. Положа руку на сердце, признаюсь, она довольно надоедлива. Я не… — Мал умолкает и, выпятив нижнюю губу, пытается понять, как выразиться. — Я довольно давно ни с кем не спал. И хоть я не самый лучший человек, но я не изменяю.
Я качаю головой.
— Я тоже. И уж точно не собираюсь изменять сейчас.
— О… — Улыбка Мала исчезает. — Но, дорогая, ты уже изменила.
Я смотрю на него, как на умалишенного. Потому что он такой и есть. Совершенно чокнутый, как говорят в такой глуши.
— О чем ты, черт возьми, толкуешь? — Я судорожно расстегиваю чемодан, вытаскиваю какую-то одежду. Я чувствую, как трясутся руки, но не знаю, как их угомонить.
Мал ставит ногу на мой чемодан, с шумом захлопывает его и мешает мне одеться. Только тогда я понимаю, что он без штанов. Лишь в футболке и трусах, в которых на меня нацеливается огромный стояк.
— Ты уже лежала со мной в постели. Почти голая. Ты уже терлась чертовски влажными трусиками о мой член. Да, я заметил, спасибо тебе огромное. Ты уже мастурбировала, слушая, как я вонзаюсь в Мэйв и представляю тебя на ее месте, ведь я навсегда романтик. Посмотри правде в лицо, Рори. Ты не только эмоционально изменила своему пижону — ты по сути отымела всю его семью, домашнего попугая и невежественных соседей.
Я приподнимаюсь, чувствуя, как от ярости стучит в ушах кровь. Мне больше не холодно. Щеки горят от стыда и унижения. Мал слышал, как я кончаю в соседней комнате. Конечно, слышал. Единственная причина, по которой он вообще ворвался к нам с Каллумом, потому что стены в его доме тонкие как бумага.
— Мал… — Я делаю шаг назад и предупредительно поднимаю палец. — Я тебя не хочу.
— Не хочешь меня? — Мал приближается ко мне, загоняя на кухню. — Или не хочешь меня хотеть? Есть разница.
— В чем же разница? — решаю ему подыграть, чтобы он продолжал говорить и не делал то, что я не в силах остановить.
— Если ты просто не хочешь меня, мне остается лишь уважать твой выбор.
Мал резко подходит ко мне, и я ударяюсь спиной о прохладный холодильник. Голое мужское тело стоит вплотную ко мне, а мое сердце бьется так быстро и сильно, что думается, если я открою рот, чтобы велеть не трогать меня, сердце выскочит из него как рыба.
Но Мал не трогает.
Он почти трогает меня, зная, что это огорчает еще сильнее.
Он ухмыляется мне в лицо.
— Но если ты не желаешь меня хотеть, тогда извини, но я не позволю тебе испортить нам жизнь из-за того, что ты хранишь верность парню, чтобы доказать правоту, которая никому не нужна.
— Я легла в твою постель, потому что ты чуть не замерз до смерти. Я не изменяла Каллуму, — напоминаю ему и качаю головой. Напоминаю себе.
