Ада немного помолчала.
— Он мне, кстати, говорил, что хочет сына. Ты никогда не заикался о детях.
— О каких нафиг детях?! — взревел я, хоть и понимал, что Ада меня не слышит. — О каких к чертям детях, если ты даже жрать нормально отказываешься?! Какие дети?! Чтобы мы их пополам разодрали во время очередной ссоры? Зачем, твою мать, тебе дети?! Тебе мало было живых игрушек?!
— Он довел меня до состояния полной от него зависимости, — прошептала Ада. — А потом убедил прыгнуть с крыши. А я не прыгнула. Я не знаю, почему я ослушалась. Он оставил меня там одну, а я все никак не могла решиться. А потом мне помогли оттуда уйти. Не помню, кто именно. Он исчез. И я хочу, чтобы он никогда не посмел прикоснуться ни к тебе, ни к Яру, ни к Матвею… вообще, чтобы он никого не тронул. Потому что он — убийца. Самый жестокий убийца на свете.
— Думаю, — прошипел я, — вы бы с ним посоревновались.
Мне не хотелось ее жалеть. Только не сейчас. Я уже почти выдрал этот сорняк из собственного сердца. И она опять, опять туда лезла!
Ада в голосовом что-то еще говорила, а я отставил в сторону бутылку виски, закрыл глаза и позволил себе расслабиться.
Какая же она все-таки дрянь.
И самое главное, я же даже не смогу сказать ей, что ее ненавижу. Не смогу, не упомянув, что все еще люблю.
Только вот, увы, до сих пор не хочу вернуться.
47. Ада
Передо мной поставили тарелку с салатом, гречкой и запеченным куриным филе. Я с долей ужаса рассматривала еду, а потом, вскинув голову, непонимающе уставилась на доктора.
— Это что?
— Ваш обед.
Я покосилась на еду других пациентов, которые сидели рядом со мной. У каждого был свой столик и своё питание, но я уже привыкла к обычным супчикам да сырникам, а такая резкая смена… заставила меня напрячься.
— Не понимаю, — отозвалась я. — Вы что-то перепутали. Я ем супы.
Доктор тяжело вздохнул и сел напротив меня.
— Вам пора есть нормальную еду, — мягко заявил он. — Вам нужно набрать минимум десять килограмм, если вы хотите когда-нибудь забеременеть и выносить ребенка. — Его пристальный взгляд скользнул по мне. — Я вам не поставил диагноз “анорексия” лишь потому, что вы пусть и питались раньше паршиво, но хоть что-то ели. Но вам нужны жиры, Аделаида.
Скривившись, я мрачно кивнула.
— Ну, тогда приятного вам аппетита.
Я не ответила. Просто сверлила взглядом еду и мысленно пыталась заставить себя хоть что-то съесть. Сама мысль о том, что нужно было съесть нечто твердое, приводила меня в панику. И я никак не могла понять с чем это было связано. Супы меня вполне устраивали.
— От того, что ты ее сверлишь взглядом, она тебе в рот быстрей не попадет.
Услышав знакомый голос, я тяжело вздохнула.
— Уходи, — заявила я и, схватив поднос, направилась к другому столу.
Я даже не взглянула на своего посетителя, ибо просто не желала его видеть. Я могла смириться почти со всеми, кроме него. Потому что я слишком сильно злилась на него.
Опустив поднос на свободной стол, я осторожно села.
— Я никуда не уйду, Аделаида, — заявил Алекс и сел напротив.
Я закатила глаза:
— Тебе тут не рады.
— Тебе придется потерпеть.
Взяв один помидор, я разрезала его на три маленьких кусочка и засунула себе один в рот. Я медленно начала жевать. Доктор говорил о том, что я должна наслаждаться вкусом, но я его не чувствовала. Вся еда была для меня одинаковой.
— Зачем ты здесь? — Сухо спросила я.
— Доктор сказал, что ты делаешь успехи.
Из меня вырвался тихий хрип:
— Это сложно назвать успехами.
— И что ты планируешь здесь остаться до самой весны, — продолжил Алекс.
— Тут безопасно, спокойно, тихо, — ответила я.
— Но мы оба с тобой знаем, что это для тебя не будет жизнью.
Моя бровь удивленно изогнулась:
— А с чего ты решил, что ты знаешь, какая мне нужна жизнь?
Алекс, откинувшись на спинку стула, сверлил меня своими глазами из-под очков, а я запихнула ложку гречки в рот и с ещё большим усердием принялась жевать. К мясу я принципиально не притрагивалась.
— Это я сбил Кирилла, — резко заявляет Алекс. — Точнее, мои парни.
Вилка не выпала из моих пальцев. Я просто спокойно взглянула на Алекса. И внутри меня ничего не дрогнуло, потому что глубоко внутри себя я догадывалась об этом. Просто предпочитала игнорировать.
— Ты умна, ты умеешь манипулировать, ты прекрасно знаешь изнанку города, ты умеешь просчитывать почти всё, — заговорил Алекс, и при каждом столь странном комплименте он загибал палец, — ты боец, Аделаида. Но у тебя просто не было хорошего учителя.
Я продолжила молчать.
Теперь я порезала на пять маленьких кусочков огурец.
— А мне нужна наследница, — заметил Алекс. — Инга не подходит на эту роль.
— Вам просто ее жаль, — встряла я. — А меня — нет.
Глаза Алекса полыхнули от моих слов.
— Инга не подходит, потому что она писательница. Она и Яр творческие личности. Их нужно ограждать от неприятностей, которые мы с тобой так любим, — Алекс слегка подался вперед. — Ты ведь моя женская копия.
На долю секунды у меня перехватило дыхание, а потом я продолжила жевать. Внутри меня всё ещё не было никаких эмоций, и я никак не понимала, почему. Из-за седативных, дозу которых мне увеличили? Или может я просто разучилась чувствовать хоть что-то?
— Ты не мой отец.
— Я знаю.
— Неужели ты стремишься им стать?
— А ты бы хотела?
Не сдержавшись, я вновь закатила глаза:
— Это глупая привычка отвечать вопросом на вопрос.
Уголок губы Алекс дернулся.
— Но мы оба с тобой так поступаем.
Несколько минут мы просто молчим. Я же за это время съела ещё один помидор и ложку гречки. В какой-то момент меня начало подташнивать от еды и я сразу отодвинула от себя тарелки с подносом. Быстрей бы дали что-то жидкое.
— Тебе ведь здесь даже не нравится, — вновь начал говорить Алекс.
Я нетерпеливо посмотрела на буфет, где всегда стояли стаканы с компотом или соком. И невольно наткнулась взглядом на доктора, который пристально наблюдал за мной. Он сразу понял и поэтому покачал указательным пальцем.
Из меня вырвался раздраженный вздох и я, резко встав, направилась в свою палату. Здесь мне больше нечего делать, а Алекс пусть катиться в ад. Но по какой-то неведомой причине он продолжил идти за мной. Словно не в состоянии понять моих намеков.
— Тебе будет лучше дома.
— Мой дом — пентхаус, — бросила я. — И Алиса.
— Яр по тебе скучает, — не унимался Алекс. — И Арина тоже.
Упоминание о брате и о матери Инги оказалось для меня большим ударом. На долю секунды я замерла, вспомнив о том, какими теплыми были ее объятия, и у меня слезы невольно навернулись на глаза.
— Это ничего не меняет.
Потом я вошла в свою палату, Алекс тенью следовал за мной. Я сразу направилась в скрипке. Закинув ее на плечо, взмахнула смычком и заиграла. Только музыка в последнее время не позволяла мне сойти с ума. Я понимала, что седативные использовались не для моих эмоций. Они притупляли действие моего разума, который всегда жаждал новых загодок.
Я играла почти два часа без перерыва. Алекс всё это время молча сидел в кресле и просто наблюдал за мной. А я наблюдала через окно за солнцем, которое медленно катилось к горизонту и окрашивало небо потрясающими розовыми оттенками.
Закончив, я продолжала стоять к Алексу спиной, а он, словно устав от этого беззвучного диалога, поднялся на ноги. Моя рука невольно скользнула на кулон — единственная вещь, которая сохранилась после смерти моей матери.
— До встречи, Аделаида, — сказал Алекс.
Развернувшись, я крепче сжала кулон, а потом одним легким движением открыла его и достала то, зачем все члены криминального мира гонялись. Вадим сильно взбесился, когда он узнал, что я украла это и где-то спрятала. И теперь он искал это по всему городу.
