Похудевшая, Бельская выглядела особенно хрупко в моей футболке, болтавшейся на девушке, словно мешок. И, пока я корил себя за ее изможденный вид, Марго стиснула слегка подрагивавшие пальцы, цеплявшиеся за пояс шорт, и нерешительно шагнула вперед. Правда, запнувшись о складку на вытертом бордовом ковре, остановилась. Зато напавший на меня ступор исчез, как не бывало, позволяя в четыре размашистых шага преодолеть разделявшее нас расстояние и наклониться, носом касаясь Ритиного носа и пытаясь найти ответы в лихорадочно блестевших темно-карих глазах.
– Ничего не говори, – прошептала Марго, растягивая губы в мягкой, мечтательной полуулыбке. – Я все знаю.
Это потом, когда мы нашли пустующий кабинет на третьем этаже, я придвинул Риту к стене, впиваясь в приоткрытые губы голодным поцелуем. Забираясь пальцами под майку, вычерчивая извилистые дорожки на чувствительной коже, крепко сжимая стройные бедра. Показывая, как сильно я соскучился, и всеми своими действиями обещая, что больше не предам и не отпущу.
А сейчас я наслаждался родными уютными объятьями, упершись подбородком в Ритину макушку и рассуждая, какой же я все-таки идиот, раз сумел отказаться от самого светлого, что было в моей черно-серой с редкими вкраплениями белого жизни.
Эпилог
Марго (месяц спустя)
Она свет, ради которого я иду домой.
(с) к/ф «500 дней лета».
Если вам скажут, что счастья нет – не верьте.
Оно пахнет ментолом и горьким шоколадом. Водит самую обычную кию, выпивает по три литра кофе в день и сейчас прижимает меня к теплому боку, свободной рукой поглаживая тыльную сторону ладони. А я довольно жмурюсь, подставляя щеку лучам спокойного сентябрьского солнца, и утыкаюсь носом в толстовку, пропахшую любимым терпким одеколоном с пряными нотками мускуса и апельсина.
– А когда будет обещанное мороженое? – рубиново-красный блестящий самокат заложил крутой вираж, останавливаясь в паре метров от нас и являя миру рыжее чудо с двумя косичками. Одетое в ярко-оранжевый свитер крупной вязки, черные джинсы с болтающейся сбоку цепочкой и темно-синие кеды, усыпанные множеством маленьких белых звезд.
– Прямо сейчас, – я подмигнула застывшей в радостном ожидании Софьюшке и указала на скромную вывеску небольшого уютного кафе, терявшегося среди кричащих витрин бутиков одежды и цветов: – а еще, лучший в этом городе капучино с ореховым сиропом. Зуб даю.
Сонька первой вбежала в широко распахнутые предусмотрительным администратором двери и облюбовала столик у залитого светом окна, выходящего на проспект. Поерзала, устраиваясь на стуле, чинно складывая руки на коленях и превращаясь в образчик идеального поведения. Как будто я не знала, что маска великосветской леди надоест ей ровно через пять минут, и непоседливый ребенок снова начнет вымещать на ком-нибудь рвущуюся наружу энергию. И тут, как говорится, кто не спрятался, я не виновата.
– Егоза, – Антон добродушно потрепал Соню по голове и разместился между нами, пока я изучала нехитрое меню и гадала, как скоро придет моя любимая официантка.
Ненавязчивая музыка вдохновенно лилась, немногочисленные утренние посетители негромко переговаривались, да и все заведение как будто только выпутывалось из благостной, тягучей дремоты. Так что ни стройная девушка-администратор в классическом черном платье-футляре, ни бариста, спрятавший зевок в кулаке, ни разомлевшие от солнца мы никак не ожидали услышать подозрительный грохот, донесшийся со стороны кухни. Что-то звякнуло, потом треснуло, и под оглушительную тишину в зал вплыла миниатюрная брюнетка с очками в тонкой квадратной оправе на носу и с уставленным чашками, чайничком и блюдцами подносом в руках.
Она пожелала отличного дня пожилой паре, заказавшей черный чай с бергамотом и эклеры с черничным кремом, после чего направилась к нам.
– Здравствуйте, меня зовут Виктория, и сегодня я буду обслуживать ваш столик, – с Викой Смирновой мы встретились пару лет назад на одном из молодежных студенческих форумов типа «Территории смыслов» или «Нового формата» и сошлись на почве нелюбви к одной из профкомовских активисток Маше. Деятельный монстр в юбке в рекордно короткие сроки успел довести до белого каления не только волонтеров-сокурсников, но и гостей, которые должны были вести различные лекции и мастер-классы. Так что к вечеру первого дня я, ожидаемо, послала девочку Машу прямым и незатейливым маршрутом, настоятельно порекомендовав прикрепить ко мне Вику от греха подальше. Именно с тех самых пор мы со Смирновой и дружили, пересекаясь реже, чем нам бы того хотелось, из-за отвратительных графиков.
– Вика, – я вопросительно изогнула бровь, отстукивая по скатерти нечто похожее на марш Мендельсона и приготовившись услышать захватывающую дух байку.
– Не спрашивай, – оборвала меня подруга, закатывая глаза к потолку и делая вид, что она не имеет совершенно никакого отношения к зло щурившемуся блондину, замершему в дверном проеме. Правда, воспринимать его гнев было несколько проблематично из-за свисавших со лба парня белых тюльпанов и струек воды, стекавших по красивому, в общем-то, лицу.
– Ты собиралась познакомить меня с воспитанной девушкой, отличницей, получающей стипендию, и все свободное от подработки время просиживающей за книжками в библиотеке? – Антон шутливо оглянулся вокруг и, разведя руками, с притворной печалью заключил: – увы, ее здесь не наблюдается.
Хохотали мы с Викой в унисон, заливисто так, заражая смехом и веселившуюся Соньку и Антона, откинувшегося на спинку стула и расслаблено поглаживавшего мое предплечье. Ну а когда подруга, игнорируя чуть ли не раздевавшего ее взглядом блондина, закрывшего две трети прохода, протиснулась в кухню – отнести наш заказ, я философски заметила.
– Кто ж знал, что у них такие страсти кипят.
Разрекламированный мной капучино действительно оказался умопомрачительным, равно, как и нежнейшие круассаны с малиной и творожным кремом. Вдобавок Софьюшка получила шарик клубничного и шарик шоколадного сорбета, Антон – вторую чашку кофе, ну а я – свежую газету весьма любопытного содержания, поведавшую читателям захватывающую историю современных Ромео и Джульетты. Ну а то, что мы с Серовым согласие на размещение что текста, что фотографий не давали, журналистку со звучной фамилией Воскресенская мало интересовало.
Я потянулась к телефону, намереваясь обвинить затаившего на меня обиду Дениса во всех смертных грехах, когда Антон накрыл мою ладонь своей и отрицательно покачал головой.
– Это наш день, пусть идут к черту, – от низкого голоса с ласкающими интонациями тепло разлилось изнутри, затапливая каждую клеточку и оседая где-то внизу живота. Вынуждая придвигать стул ближе к Серову и прятать окрасившееся румянцем лицо у него на груди.
А сообщение я все-таки отправила. Только не зловредному пиар-менеджеру, а отцу, звонки от которого по-прежнему отказывалась принимать.
«Лена любит пионы и безе».
Антон невесомо поцеловал меня в висок, все крепче сжимая в объятьях, а на кухне, по-моему, опять что-то разбилось. Но Вика ведь со всем разберется, правда?
Конец
