ситуацией. И с нетерпением ждала его визитов каждую ночь, мое тело жаждало его.
Постепенно я перестала чувствовать себя виноватой за то, что делала…
Пока Филомена не разрушила все.
Я не видела ее несколько дней. Она как будто избегала меня.
Сначала меня это беспокоило… Но я была так увлечена Дарио, что забыла обо всем остальном.
Однажды утром я вернулась в свою комнату после завтрака, когда она срывала простыни с кровати.
Холодная рука страха сжала мое сердце, когда увидела ее, но заставила себя сказать «доброе утро».
Она не ответила и не посмотрела на меня.
— Я не видела тебя последние несколько дней, — сказала я.
Она по-прежнему не отвечала.
Не желая заставлять ее говорить со мной, я повернулась к двери.
— Ну, я просто дам вам закончить то, что вы делаете…
— Почему? — тихо спросила она.
Я оглянулась на нее, но она по-прежнему не смотрела на меня.
— Ну, вы заняты…
— Я не это имела в виду, и ты это знаешь, — сказала она. Когда она наконец повернулась и посмотрела на меня, в ее глазах читалось огромное разочарование. — Что бы сказала твоя святая мать, упокой Господь ее душу?
— О чем? — вздрогнув, спросила я.
— О том, что ты стала шлюхой мафиози.
Я потрясенно молчала.
— А твой отец? — продолжала она. — Как бы ему было стыдно, если бы он узнал?
Я не могла остановить воспоминания о том, как мой отец умолял Дарио.
«Дон Розолини… Алессандра — хорошая девушка… она ходит на мессу каждое воскресенье… она девственница, падроне…»
— Как ты думаешь, он хотел, чтобы ты раздвинула ноги, как шлюха? — спросила она.
— Ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне, — огрызнулась я, мой голос дрожал.
— Кто-то должен это сделать. Ты отказалась от здравого смысла и отдалась убийце, который выбросит тебя, как использованную тряпку, когда закончит с тобой.
— Он не…
— Выбросит. Он сделает это, дитя, сделает это, — повторила она, и ее лицо внезапно наполнилось болью. — Я знаю, ты не хочешь в это верить. Ты молода, невинна и влюблена…
Я вздрогнула.
Никогда не говорила этого, даже не позволяла себе думать об этом.
Но это была правда.
Я была влюблена в Дарио.
Поэтому следующие слова Филомены резанули как нож.
— Но ты не знаешь мужчин так, как я, — прошептала она. — Особенно таких. Они берут то, что хотят, и им все равно, кому причинять боль. Им, конечно, нет дела до добродетели молодой женщины и до того, что они могут сделать с ее сердцем.
Слова отца эхом отдавались в моем мозгу:
«Сэр, ваша репутация опережает вас, вы мирской человек… и берете, что хотите. Моя дочь невинна…»
Голос Филомены стал зловещим.
— Или что они могут сделать с ее душой.
— Ничего не случится, — сказала я.
Но сама в глубине души понимала, что это может произойти.
Она горько рассмеялась.
— Я меняю тебе простыни каждое утро. Думаешь, я не могу сказать, что накануне вечером вы трахались на них как животные? И я знаю, кто этот зверь. Он охраняет свою территорию, как волк; ни одно из других чудовищ в этом доме не посмеет перечить ему. Вот такой он злобный.
Она подошла ко мне и взяла за руки, умоляя.
— Дитя… ты ему безразлична. Он будет использовать тебя ради минутного удовольствия, а когда его интерес угаснет, он изгонит тебя… или еще хуже.
— Убирайся, — сказала я, отдергивая руки. Все мое тело дрожало. — Убирайся.
Она посмотрела на меня глазами, полными боли.
— Ты можешь пожаловаться на меня своему любовнику, и тогда меня, скорее всего, убьют. В крайнем случае изгонят и оставят умирать без гроша в кармане. А мне все равно. Когда-то я была матерью. Ты мне как дочь, которой у меня никогда не было, и только из-за любви к тебе в моем сердце я говорю тебе…
— Замолчи, — прошептала я, ужаснувшись тому, что она хотела сказать дальше.
— Он никогда не женится на тебе, — тихо сказала она. — Мне очень жаль, но это правда. Ты будешь для него не более чем шлюхой. Когда он закончит с тобой, то выбросит тебя… и будет смеяться, что ты так легко отдалась ему.
Не говоря больше ни слова, она повернулась и вышла из комнаты.
Слова Филомены преследовали меня.
Я пыталась забыть их.
Но воспоминания нахлынули на меня, и все они были окрашены жестокостью и грехом.
Дарио, появившийся в кафе моего отца, когда кровь его врага еще была не смыта.
Как он голыми руками почти до смерти избил человека у церкви.
Как Дарио сначала «наказывал» меня, лаская, пока я не кончила…
Пристрастил меня к себе, а потом вел все дальше и дальше по греховному пути, пока я не отдала ему свою девственность…
Пока я не отдала ему свое сердце.
Мафиози… убийце.
Он был плохим?
Нет. Определенно нет.
В нем была доброта.
В церкви он спас меня от напавшего человека.
Но я бы никогда не оказалась в опасности, если бы Дарио не похитил меня в самом начале.
А его братья были плохими?
Нет. В них тоже была доброта.
Массимо спас мне жизнь во Флоренции.
Но разве в меня бы стреляли, если бы они не были семьей преступников?
Насилие влекло насилие.
Зло притягивало зло.
Смерть притягивала смерть.
В них было добро, да…
Но Люцифер — ангел света, самый прекрасный из небесного воинства…
И все равно дьявол.
Все вокруг Дарио было извращенным и темным.
И вот теперь он коснулся меня, оставив свои отпечатки в моей душе.
Я представила, как мой отец заходит к нам с Дарио.
И видела ужас на его лице…
Но тут я услышала насмешливый голос Дарио:
«Я дал тебе слово, старик.
Я не лишал девственности твою дочь… пока она сама не попросила меня об этом».
Меня сбил с пути грех, такой сладкий, что я забыла обо всем на свете…
Но слова Филомены заставили меня очнуться и осознать опасность, в которой я находилась.
Опасность, в которой находилась моя душа.
Я поняла, что должна изменить свой путь…
… или погибнуть навсегда.
Весь остаток дня я была тихой и замкнутой.
Дарио был занят делами. Он не спрашивал меня о моем настроении, если вообще заметил.
Зато Никколо замечал все.
— Что случилось? — спросил консильери, отозвав меня в сторону.
— Ничего, — пробормотала я.
— Тебе надоело сидеть взаперти? Мы не можем
