class="p1">Тяжело вздохнув и уловив молчание со стороны майора, решаю ответить сама:
— Там все так, как мы и предполагали. Харис Непейвода в молодости загулял с младшей дочерью Лымарских. Они вместе посещали какой-то клуб ценителей ювелирного искусства. Лымарская мечтала о рубинах в свою коллекцию, но в России на тот момент камни не добывали, а только производили синтетические. Тогда-то Харис и позаимствовал у супруги-латышки из богатой семьи ювелиров, диадему, и преподнес её своей любовнице. А она сделала драгоценный подарок жемчужиной коллекции. Хотя имя ювелира написала правдиво.
— А как о нем узнала Непейвода? И кто ей помогал? Почему диадему не забрали во время реставрации?
— Это нам предстоит выяснить у неё, после реабилитации, конечно, — договаривает Тимур. — Нонна полгода не показывала Римму Харисовну врачам, так понравилось быть единственной хозяйкой в замке.
— Да уж, надеюсь, женщина выздоровеет, и вернет ему прежний вид, — возмущенно выговариваю.
— Все ясно, голубки, — произносит дядя с хитрым прищуром. — И диадему до Нового года нашли, и сами, как я слышал, спелись.
Прикладываю ладони к горящим щекам и поглядываю на Тимура.
Конечно, от сплетен никуда не денешься. В отделении наш роман с майором — главная новость… нет, даже не года… десятилетия!
— Хочу у вас, как у старшего по званию и единственного мужчины в семье, попросить руки Валерии, — Бойцов с вызовом смотрит на дядю и торжественно произносит.
— Ти-мур, — возмущаюсь.
Вообще-то, такие вещи сначала обсуждают наедине, а мы пока о браке не разговаривали.
— Ну, а я что? — Дядя смущается. — Там Агриппина всем заправляет. Мне даже немного жалко тебя, Бойцов.
— Со всем справимся, — выговаривает Тимур, поднимаясь и протягивая руку Борису Николаевичу.
— Ну, раз справитесь, то и я за Валерию не переживаю, — он отвечает на рукопожатие и задумчиво смотрит, как мы идем к выходу.
Уже у двери нас снова догоняет бас:
— Завьялова, рапорт-то твой отдать на оборотки секретарю? Остаешься?
— Нет, — упрямо мотаю головой. — Меня на новом месте с января ждут. В отделе кадров я все подписала, поэтому перевод точно состоится.
— Ну, смотри, — вздыхает дядя. — Я не против. Мне тут ваша «Санта-Барбара» в отделении никуда не уперлась. Но майора — не отдадим!
— Я тоже не отдам, — скромно добавляю.
Все время пока мы сначала тепло одеваемся, а затем прогреваем и чистим машину, Тимур не пророняет ни слова. Как только мы оказываемся в пока еще холодном салоне, молчание мне приходится прервать первой:
— Тимур… Почему дуешься? Может, хватит?
Он награждает меня острым как бритва, взглядом и снова уводит его на дорогу. Я по привычке рассматриваю сильные руки.
— Мы ведь все несколько раз обсудили… Договорились, — тихо произношу. — Не надо сейчас.
— Я ни о чем с тобой не договаривался.
Молча наблюдаю, как он размещает локоть на обивке двери и упирает кулак в подбородок. Хоть табличку «Не подходи, а то убьет» на шею вешай.
— Наоборот, я несколько раз просил тебя не переводиться, — со злостью выдает.
— Я всего лишь хочу добиться чего-то сама, — вздыхаю замучено. — Здесь у меня есть дядя, есть ты — мой главный в жизни человек, — ласково провожу ладонью по мускулистой ноге. Мышцы привычно напрягаются.
Да и сам Тимур выглядит напряженным.
— Хочешь добиваться — добивайся. Опергруппы у нас две. Можешь свалить к Протасову, если не желаешь работать со мной.
— Да дело не в моем нежелании. Как ты не понимаешь, блин? — удрученно выговариваю. — И куда мы едем?
— На заправку, — отпускает он сухо.
Снова молчит.
Я теряюсь.
Это наша первая ссора.
Мне вообще казалось, что ссориться нам с Тимуром не из-за чего. Конфликты вроде незакрытого колпачка на пасте или крышки от унитаза — не моё. Хотя вот грязная тарелка, оставленная после ужина на столе, меня безумно раздражает. Но я списываю этот недостаток моего мужчины на то, что он слишком долго гостил у мамы.
Можно было бы поругаться из-за моей шалости с «Сюзи», но я до сих пор не решаюсь рассказать правду. И на сайт все это время не захожу. Страшно увидеть, что Тимур ей напишет, лежа со мной в одной постели. Получается, не доверяю?
Хотя поводов нет.
— Мне важно поработать самой. Хочу сложные дела, хочу, чтобы меня не дергали каждый раз за шкирку, когда назревает какая-либо опасность.
— Обычно женщины называют это «как за каменной стеной» и мечтают о таком, — громко говорит.
— Значит, я не обычная женщина, — тоже повышаю голос.
— Это блядь, факт, — останавливается он возле раздаточной колонки и включает свет в салоне. — Но я ведь рассказывал, что случилось с моим отцом?
— Он погиб на задании, — грустно выговариваю, стараюсь смягчить голос. — Но пожалуйста, Тимур. Это все равно, что одеть на меня прозрачный колпак. Никто не застрахован от несчастья. Ни ты, ни я.
— Ты меня не переубедишь, — холодно произносит он и с силой дергает солнцезащитный козырек, чтобы достать заправочную карту.
Только вот вместо неё Тимуру в руки выпадает та самая фотография бывшей жены в розовом сарафане и босоножках со шнуровкой.
Он ведь сказал, что выкинул её?
Наши глаза сталкиваются всего на секунду, потому что я тут же отвожу свои. Блеснувшие в них слезы Тимур наверняка заметил.
— Ле-ер, — виновато зовет.
Смешно, но сейчас его голос звучит ровно так же заискивающе, как мой всего минуту назад.
— Тебя ждут, — горько всхлипываю, кивая на зеркало, в котором отражается следующая за нами машина.
Нет поводов ему не доверять?.. Ха-ха! Дура!
— Я все объясню, — говорит Тимур, забирая фотографию с собой. — Только не расстраивайся…
— И что он? Майор твой, Бойцов. Совсем не приезжает? — спрашивает Ритка, с аппетитом пережевывая тушеное мясо.
Меня от одного вида подкидывает, поэтому поскорее отпиваю ромашковый чай.
На кухне жарко и душно, но внутри все равно холодно. И противно от самой себя. Тот случай, когда локомотив несется и остановить ты его уже никак не можешь.
Как бы обидно внутри не было, с каждым часом это чувство начинает перекрывать тоска.
— Тимур Иванович приезжает, конечно, Рит, — отвечает за меня мама. — Но наша королева-то разве ж примет его для аудиенции? Все нос воротит.
— Мам, — одариваю ее строгим взглядом.
Опускаю лицо, внимательно рассматривая узор на скатерти. На больничном я ровно неделю. Пора выходить на работу, но мне совсем не хочется. Мой первоначальный план был подуться всего пару дней, но прошла неделя, а с мертвой точки мы не сдвинулись.
— Лер, ну ты кремень, — с набитым ртом восхищается подруга.
— Ага, — вздыхаю. — Я — Кремниевая долина.
— Что он сделал-то?
— Ничего, — буркаю.
