и товаров. Здесь его впервые посетила мысль о том, чтобы оставить жизнь морского конунга и попробовать себя на торговом поприще.
Вернувшись в родные края, Финнбьёрн собрал всё накопленное в успешных походах серебро и заказал корабелам новое судно — вместительное и крепкое. Через год, когда корабль был полностью готов, он собрал небольшую, но закалённую в рейдах дружину из верных людей — хоть поход предполагался и торговый, но своё имущество нужно уметь защищать — и отправился на восток.
Финнбьёрн помнил, что сказала старая вёльва, когда остановила хольмганг. К тому же, он знал, что в краях словен и мери можно выгодно обменять серебро на ценные куньи и соболиные шкурки, а также на воск, из которого приверженцы одного бога в западных и южных странах делают свечи для своих капищ. Им нужно очень много свечей. Его удивляло, что эти люди жгут свечи не для освещения своих жилищ в тёмное время, а для того, чтобы обращаться к своему богу. Но ведь это их дело, правда?
В Великом Городе[2} можно прибыльно продать мягкую рухлядь и воск, а на вырученное серебро купить иноземное оружие, дорогие шёлковые ткани, великолепную посуду, вино, пряности и другие предметы роскоши, но для этого предстояло пройти длинный и опасный Восточный путь по порожистым рекам, протекающим через земли диких воинственных племён.
Но эти трудности Финнбьёрна не пугали. Второй сын северного конунга с детства знал, что в этой жизни ему всё придётся добывать самому. С тех пор, как мальчику исполнилось четырнадцать зим, и он надел на руку браслет с двумя волчьими мордами, его судьба была предрешена — быть ему морским конунгом, предводителем хирда викингов. С того лета Финнбьёрн ходил в набеги на саксонцев с отцом и старшим братом. Отлично владеющий всеми видами оружия, отважный и бесстрашный парень получал приличную долю после каждого похода и вскоре смог построить собственный корабль и собрать преданных ему людей.
Кто же знал, что старший брат Финнбьёрна уйдёт в посмертие так рано? Но теперь Финнбьёрн решил сменить боевое поприще на торговое. Он обладал врожденной хитростью и смекалкой и, в то же время, не растерял своей храбрости и решительности. К тому же дружина его состояла из опытных, закалённых в разных жизненных ситуациях мужей. Бывший морской конунг отправился в Альдейгью[3], чтобы у словен обменять серебро на куниц, соболей и воск. Финнбьёрн рассчитывал загрузить свой корабль товарами и двинуться на юг. Он и представить не мог, что ждёт его впереди.
[1] На самом деле это когг — средневековый торговый корабль. Такие корабли ходили по Балтийскому морю.
[2] Имеется в иду Константинополь
[3] Имеется в виду Старая Ладога
Хоть семь лет ожидания не мои,
Отчего-то так важны они да горьки…
А ещё сладко-светлы они,
А ещё вот бродят по самой кромке…
Что за имя мне слышится?
В нём ли суть?
Разглядишь, прояснится —
Не забудь…
Вьются белые кудерьки
По солёной зыби морской волны,
Будоражат, важны да горьки.
Хоть семь лет ожидания не мои?
Анонс следующей части: ещё одна история любви и продолжение предыдущих…
Из следующей части:
"Хладом ладони свит
Рунный узор-полог.
Воля и доля — залог.
Воспарял северный
Ветер в верчении зол.
Веет.
Задумалась Урд,
Вострит хладные
Лезвия Скульд."
История 3. (Не)реальная любовь Милитины Меркурьевой
Часть 11
Глава 20
Весенних глаз фиалковый отсвет
И тонкий стан…
Затем кричат: «Набег!»
Власть топорам!
Мечам звенящим путь.
И страшные минуты…
Не забудь…
И не забыты
Те тонки путы.
Весеннее утро радовало солнечным светом и звонкоголосым птичьим гомоном. Финнбьёрн вышел на крыльцо гостевого дома на Земляном валу, потянулся и вспомнил вчерашнюю встречу на реке. Он шёл к местному корабельному мастеру поговорить насчет небольшого ремонта своего судна, которое получило повреждения во время штора в Восточном море, и был уже на полпути к дому Тови, когда повстречал ту словенскую девушку и чуть не забыл, куда он вообще направляется и зачем.
Она шла ему навстречу. Рядом с белокурым отроком, вероятно, меньшим братом. Увидел Финнбьёрн девушку и остановился, как вкопанный. Стоит и смотрит на неё, не может глаз отвести. А как мимо прошла — обернулся и долго глядел ей вслед. Он и сам не понял, чем эта дева так его сразила. Среднего роста, тоненькая, вся такая ладная, русоволосая. Глаза огромные, тёмно-синие, как весенние фиалки. И никак не выходит образ этой девы из головы Финнбьёрна.
Вынырнув из воспоминаний, он подумал, что день не будет праздным. Так и получилось. Только всё пошло совсем не так, как задумал варяжский гость. Финнбьёрн всё еще стоял на крыльце и жмурился, как кот на весеннем солнышке, когда со стороны реки послышались крики.
— Набег! Набег! Корабли на реке!
Финнбьёрн не знал словенской речи, но он и без того понял, что беда пришла. В его дружине несколько товарищей хаживали ранее в торговые походы через земли словен и говорили на здешнем языке. А один из дружинников, младший сын корабельного мастера — Сигмунд Весельчак — так и вовсе вырос в словенском Хольмгарде[1]. Услыхав крики, дружинники высыпали из дома с мечами и топорами в руках.
Беда действительно пришла в Альдейгью. Торольв ярл на трёх кораблях решил поживиться за счёт местных мытников и заезжих торговых гостей. Город был воротами Восточного торгового пути, так что серебра и другого добра здесь хватало, а дружина княжеского наместника временно отсутствовала — вождь мери взбунтовался и решил не платить оговоренную дань. Вот и ушли ратники Альдейгьи усмирять непокорного и требовать столько куниц и соболей, сколько положено по ряду.
Над улицами города повис крик, плач и шум битвы. Вышло так, что Финнбьёрн и его люди, много раз сами ходившие в такие походы, на сей раз противостояли захватчикам. Во-первых, гостеприимно встреченные жителями Альдейгьи они имели здесь свой интерес, а во-вторых, ведь и своё добро отстоять надо. Товарищи бывшего викинга, хоть было их чуть больше двух десятков, оказались хорошим подспорьем защитникам Альдейгьи. Закалённые в боях, люди Финнбьёрна умело сражались с пришлыми варягами. Сам Финнбьёрн находился в гуще битвы, когда увидел, как здоровенный темноволосый детина тащит за косу ту самую девушку, что поразила его в самое сердце вчера на берегу.
Финнбьёрн быстро разделался с наседавшим на него рыжим бородачом и метнул свой топор так прицельно, что детина, посягнувший на русоволосую красавицу, рухнул на землю, как подкошенный, даже не успев вскрикнуть. А Финнбьёрн, желая успокоить словенку,
