Кевин Милн - Девять уроков

Эрин Счастливая Мамочка Парочки Малышей Уитт.

P. S. Огаст, милый, если ты заранее признаешь поражение, я с готовностью воспользуюсь своим выигрышем! Чем скорее ты сделаешь мне второго ребенка, тем лучше.

1 ноября 2001 года. Дорогая миссис Уитт.

Меня зовут Магнолия, но вы знаете меня под именем Маленькой Притворщицы.

Позвольте еще раз извиниться за то, что украла тогда вашу сумочку. Это был первый – и последний – случай подобного рода. Эта идиотская затея пришла в голову моему бывшему бойфренду. Нам срочно понадобились деньги, чтобы выпутаться из затруднения, в котором мы оказались (замечу, по собственной глупости). На тот момент, когда мы с вами встретились, я была уже четыре месяца как беременна, но никто об этом даже не догадывался. Сама я была в курсе уже месяца два, но своему парню сказала лишь за несколько часов до нашей с вами встречи.

Он быстренько сделал пару звонков и нашел какого-то врача, живущего на той стороне озера. За несколько сотен долларов тот готов был помочь нам с нашим «затруднением». Половину этой суммы мы нашли у вас в сумочке. Пятьдесят долларов было у меня в запасе, а остаток мой бывший стащил у своих родителей.

Парень, к которому мы отправились на аборт, встретил нас на паромном причале. И для меня стало неприятным открытием, что мой приятель, оказывается, не раз прибегал к его услугам. Они решили отвезти меня на квартиру в паре миль от озера и уже там избавиться от будущего ребенка. Говорили они об этом безо всякой жалости. Когда же мой парень начал похваляться, что скоро станет у этого врача клиентом номер один, я не выдержала и бросилась обратно на паром. Эти двое пытались меня задержать, но паромщик им помешал. По пути в Вермонт я решила, что обязательно рожу ребенка, чего бы мне это ни стоило.

На следующий день я отправила вам сумочку со всем ее содержимым – если не считать этих забавных дневниковых записей. Мне понравилось их читать: ваш оптимизм по поводу беременности помогал мне преодолевать собственные трудности. Миссис Уитт, вы были ТАК добры ко мне, когда мы встретились в июле на Церковной улице. После того как мы «увели» у вас сумочку, вы, видимо, решили, что мои слезы были сплошным притворством. Уверяю вас, это не так. Мне действительно было очень плохо. И я искренне признательна вам за то, что вы отнеслись ко мне с материнской добротой. Мой парень потом посмеялся надо мной – все потому, что я так долго болтала с вами. Но мне ужасно не хотелось заканчивать наш разговор.

Я не в восторге от того, что натворила, но сейчас не время для переживаний. Мне нужно подумать о своем ребенке. Поэтому-то я и пишу вам. Этим утром я твердо решила, что девочке нужна семья, где к ней с самого начала будут относиться с любовью и заботой. Вот почему я собираюсь отдать ее на удочерение. Это может показаться эгоистичным, но я поступаю так исключительно из любви к ребенку.

Я пишу это сейчас – до появления моей девочки на свет, – так как знаю, что позже мне будет гораздо труднее расстаться с ней раз и навсегда. Если вы читаете эти записки, значит, я уже родила. Я хочу организовать все так, чтобы карточки передали вам после рождения ребенка.

Ваши дневники, как и наша с вами беседа, однозначно указывают на то, что вы с мужем будете замечательными родителями. Я уверена, что у моей девочки должны быть именно такие мама и папа. В действительности… если вы, конечно, не против… мне бы хотелось, чтобы она стала частью вашей семьи. Я не могу дать ей ту жизнь, которую она заслуживает. А вы можете. Миссис Уитт, я знаю, что вам хочется много детей. Так зачем ждать?

Я пойму, если вы решите отказаться. Да я, скорее всего, и не узнаю, чем все закончилось, но в душе все равно буду лелеять надежду на то, что именно вы растите мою дорогую девочку.

Когда Эрин закончила читать, в глазах у нее стояли слезы.

– Она уже родила?

– Вряд ли так быстро, – покачал я головой.

– Не знаю, что и сказать. – Эрин бросила взгляд на Ника. – Меня переполняют эмоции.

– Понимаю. Меня тоже.

Я передал Эрин сына, и она поправила крохотный чепчик на его голове.

– Это чистой воды безумие… я даже не знаю, что думать. Помоги мне с решением. Что, по-твоему, будет правильным? Еще недавно ты не хотел даже собственного ребенка. – Она бережно поцеловала Ника. – Что подсказывает тебе сердце, Огаст?

У меня вырвался легкий смешок.

– Ты все еще доверяешь моему сердцу? И это после того, как я вел себя последние восемь месяцев? Не очень-то разумно с твоей стороны.

Эрин мягко улыбнулась в ответ.

– У вас замечательное сердце, мистер Уитт.

– Вот уж не знаю. Во всяком случае, сейчас мое сердце находится в полном замешательстве.

– Почему же?

– Да все то время, что ты читала эти карточки (а я держал Никлауса), сердце настаивало на том, что мне стоило бы отправиться к Мэгги. Она ведь там совсем одна. Вдобавок было бы неплохо, чтобы хоть один из нас присутствовал при рождении нашей дочери.

Эрин уже не сдерживала слез.

– Значит ли это, что я выиграла наше пари?

Я нежно поцеловал ее в щеку, после чего чмокнул в лобик нашего сына.

– Да. Пойду посмотрю, как там себя чувствует твой приз.

Прошло почти пять часов с тех пор, как я оставил Лондона в больничной часовне. Вскоре после этого он перебрался в главный вестибюль и уже там принялся терпеливо поджидать моего возвращения. Как только Эрин почувствовала себя лучше, я сразу отправился за отцом.

Стоило мне выйти из лифта, и я тут же уткнулся взглядом в Лондона. Он сидел на диване, по-прежнему сжимая в руке клюшку для гольфа. И сидел он там не один.

– Долорес?

– Привет, Огаст, – кивнула она в ответ.

Отец встал и потянул за собой Долорес.

– Как там Эрин?

– Прекрасно, – улыбнулся я. – Лучше не бывает.

Лондон и Долорес не сдержали радостного возгласа.

– А малыш?

Я умышленно постарался стереть с лица улыбку.

– Кстати, о малыше. Видите ли, тут кое-что случилось… Медсестра назвала это «осложнением», – сказал я, изо всех сил сохраняя серьезное выражение лица. – Но вам лучше взглянуть самим. Словами это не опишешь.

Оба тут же помрачнели.

– Понятно, сынок, – сказал отец. – Но что бы там ни было, ты всегда можешь рассчитывать на нашу помощь.

Выпустив руку Долорес, он крепко меня обнял. В этот момент произошло нечто неожиданное: в моей душе растаяли остатки того недовольства, с каким я столько лет относился к отцу.

– Спасибо, – шепнул я, обнимая его в ответ. – Ну что, подниметесь со мной?