Но в тот вечер на его звонок никто не ответил. Как и на второй вечер, и на третий. Максим уже стал подозревать, что Маргарита тоже поменяла номер, как в трубке откликнулся мужской голос.
— Простите, а Маргариту можно к телефону? — от неожиданности робко чуть ли не проблеял Максим.
— Вы кто такой? — строго спросил его мужчина.
— Знакомый. А вы ее муж?
— Рита с мужем в разводе, и он здесь не бывает. Я ее брат… Что же вы, знакомый, не знаете — Рита уехала в Москву, на курсы повышения квалификации.
— А она скоро вернется?
— Через месяц.
— После Нового года?
— Нет, до Нового года.
— Спасибо.
— Пожалуйста, знакомый. Имя-то у вас есть?
— Максим.
— А меня звать Вячеслав. Я тут, видите ли, цветы поливаю. Как будто женщин в семье нет! Скоро на мне уже ездить будут, на таком безотказном. Простите, Максим, под руку попались. Ну, бывайте!
— До свидания.
— Там-та-там-тара-там-там! — Максим исполнил перед улыбающейся матерью танец — смесь гопака и лезгинки.
— Произошло что-то хорошее, сынок?
— Пока не знаю, мама. Время покажет, но кое-что прояснилось… Давай я тебе картошку почищу.
— Ну почисть! У нас на кухне не больно растанцуешься, а энергию тебе надо куда-то истратить. Выходит, мне повезло.
— И мне тоже!
В конце концов, ждать осталось не так уж долго. Даже меньше месяца. Вот тогда все и встанет на свои места. Кто знает, может, прежние его романтические воспоминания — всего лишь невозможность встречи с женщиной, которая только показалась ему исключительной?..
«Перестраховщик ты, Бобров», — сказал бы ему Димон.
Но на всякий случай по своим каналам Максим уточнил адрес Маргариты, ее отчество и фамилию — теперь она от него не сбежит! По крайней мере объясниться с ней, пусть и последний раз, он наконец сможет. Почему последний раз? Потому что она не обязательно с таким же трепетом, как он, вспоминает их встречу. И за это время, возможно, нашла себе кого-нибудь, не такого туго соображающего, как Максим.
На другой день он пораньше съездил в цех, предыдущий день оказался малопродуктивным, и теперь его мучила совесть. Поговорил с мастером — тот пожаловался, что заканчиваются крепежные болты, а также гобелен расцветки «желтый осьминог».
— Я, честно говоря, брал его с опаской, — признался Максим. — Думал, народ мебель с обивкой такого цвета покупать не станет, а все будто с ума сошли. Последний комплект — диван-кровать с креслами — купили прямо из салона. Женщина упросила. Комплект к чему-то там очень подходил… Хорошо, я закажу на базе. Прежний заказ заведующая отпускала мне со скидкой — другие мебельщики ткань не брали, а сейчас небось цену поднимет.
— А вы на готовое изделие цену повысьте, — сказал мастер.
— Не хотелось бы. Мы же держим марку производства дешевой мебели хорошего качества. Хотя слова «дешевый» и «хорошего качества» как-то не очень вместе уживаются. Остаётся одно — пожертвовать собой, уговаривая заведующую базы оставить цену прежней.
— А какая она?
— Ткань или директор?
— Директор, конечно. Ткань мне уже во сне снится.
— Такая рослая, пышная блондинка.
— Может, махнемся с вами, Максим Викторович, местами? Я поеду заведующую уговаривать, а вы пока производством покомандуете.
— Иди работай, уговорщик! Ты лучше своего обивщика уговори, чтобы ткань не экономил без надобности, а то в салоне его художество стоит — диван, у которого из-под деревянной окантовки ткань вылезла, едва кто-то попробовал на нем посидеть.
В салон Максим приехал к восьми часам, но его кабинет уже был открыт, и в нем сидел его друг Дмитрий. Чернее тучи.
— Что случилось, Димка? Сын заболел?
— Ох, и не спрашивай! Нет, с Костиком все в порядке, а вот жена…
— Людмила заболела?
— По-моему, у нее что-то с крышей.
— В каком смысле?
— В смысле дурью мается. Нутром чую, что-то случилось с ней, а что — попробуй догадайся! Вчера приехал из леса, она лежит в кровати, стонет. Я к ней, хотел погладить, то да се, а она как закричит: «Не прикасайся!» И лицо перекосилось, будто от сильной боли. То ли она упала, то ли заболела чем… Молчит как партизан! Я думал, не вызвать ли ей врача? А она отказывается: «Ничего мне не надо». Да с таким надрывом! Словно вот-вот сорвется. Как будто терпит меня из последних сил. «Может женщина испытывать недомогание, или ты совсем неграмотный?» Это она мне так кричала…
— А если она деньги потеряла или документы какие?
— Хорошо бы!.. То есть, конечно, в этом нет ничего хорошего, но случилось бы такое в самом деле, остальное становится понятным.
— Может, просто нездоровится. Полежит, и все пройдет. Мой племянник говорил: «Бабушке плохо здоровится».
— Хорошо тебе шутить, а я будто потерянный. Не знаю, как себя вести, что говорить. Да и Милка-то как побитая собака. В глаза заглядывает, разве что сапоги не лижет. То потом будто вспомнит что-то и опять злится, но уже как собака здоровая. Откормленная и злая. Одним словом, ведет себя непредсказуемо. Веришь, в своем доме живу как на вулкане, не знаю, когда извержение начнется. А пока что — ногам горячо, и внутри что-то булькает, варится. Трясет, одним словом.
— А если она влюбилась в кого-нибудь?
— Вряд ли. По большому счету ведь я ее возле себя насильно не держу. Давно могла бы уйти, если бы захотела… Нет, это не то!
— Тебя не поймешь. Совсем недавно ты чуть ли не рыдал, как Паниковский, что тебя девочки красивые не любят, а теперь рассуждаешь про отношение к тебе жены. Если я правильно понял, его можно назвать каким угодно, только не равнодушным?
— Ты меня не поймешь: прожить с женщиной семь лет, знать ее, кажется, вдоль и поперек, и вдруг — непредсказуемое настроение, неадекватная реакция. Прежде она делала вид, что ничего не знает ни о том, что я хожу налево, ни вообще моих пассий по именам, а вчера вдруг пригрозила, что им всем мало не будет. В первую очередь Илоне.
— Так прямо и сказала — Илоне?
— Вот именно, назвала по имени. Выходит, знает откуда-то.
— И что ты решил?
— Позвонит Илона, скажи, чтобы больше не звонила. Я уехал на полюс, к экватору, к черту на кулички, навсегда! Я обещал Милке вернуться домой до обеда. Она позвонила на свою работу и взяла неделю в счет отпуска. Мол, надо дома кое-что переделать, а сама ползает, как больная корова… Нет, с ней что-то не в порядке… Слушай, Максим, если мне придется почему-либо уйти из дому, можно, я поживу в твоей квартире?
— Не возражаю, конечно, поживи. Там, кстати, в холодильнике полно еды, я только сейчас об этом вспомнил.
— И ничего ты с меня за это не возьмешь?
Димка не мог долго переживать. Вот он уже и повеселел, и даже огрызается.
