Вадим скрипнул зубами. Больше всего ему сейчас хотелось ударить Машу или сказать ей что-то такое, чтобы она заплакала, чтобы ей стало больно и она потеряла бы это свое омерзительное ледяное спокойствие… Однако он сумел сдержаться и все так же ласково, а теперь еще и грустно сказать, укоризненно покачивая головой:
— Ах, Машка, Машка… Какой же ты все-таки еще ребенок! Хорошо, завтра или послезавтра я уеду. Ты за что-то сердишься на меня, но я все равно буду считать себя твоим другом. Когда ты передумаешь — позвони. Я буду ждать.
Вадим действительно уехал на следующий день, и Маша вздохнула с облегчением. Она была уверена, что больше этот человек не появится в ее жизни. После того как «уазик» отъехал от лагеря по лесной дороге и Вадим, высунувшись из окна, помахал рукой всем обитателям лагеря, вышедшим проводить его (так уж было заведено), с души у Маши свалился огромный камень. Правда, совсем спокойной она не была, ее продолжали мучить мысли о Мишке, доверчивом Мишке, который так всегда верил ей.
Вечером она явилась в палатку к Татьяне и молча уселась в импровизированное кресло из спального мешка. Татьяна тоже не торопилась начинать разговор, предоставив Маше всю инициативу, но в конце концов не выдержала.
— Ну и что киснем? — воинственно спросила она. — Что, жалеешь, что Вадим уехал? Может, ты, Машка, зря так с ним, если он тебе нравится?
— Дура ты, Татьяна, во всю спину. Я часы считала до его отъезда, чтобы только не видеть его больше никогда, а ты говоришь — жалею. Вот, последовала твоему совету, «освежила отношения». Спасибочки, только что-то больше не хочется. Одного эксперимента было вполне достаточно. Да и этот один, на мой взгляд, был совершенно лишним.
— Вовсе нет! Тебя что, не учили в институте, что отрицательный результат — тоже результат, — авторитетно заявила Таня. — Вот ты попробовала, тебе не понравилось, стало быть, больше пробовать не будешь. Нет необходимости. А то так всю жизнь и мучилась бы, думала, что, может, и стоило бы. Разве не так?
Маша взглянула на лукавое лицо подруги и рассмеялась.
— Ты знаешь, Танька, честно говоря, ты права. Теперь я точно знаю, что мне этого не нужно, и дело вовсе не в том, что объект эксперимента был неподходящим.
— Ну, насчет неподходящего — это ты брось, — хихикнула Татьяна. — На мой взгляд, очень даже ничего. Я бы и сама не отказалась; нет, конечно, если этот Вадим такая гадина, как ты говоришь, тогда действительно — ну его совсем.
— Именно такая, — кивнула Маша.
— Ну и черт с ним! — весело заключила Татьяна. — Забудь про него совсем. Не было вообще ничего. Тебе эротический сон приснился. После плохого ужина. А уж после ужина «от Дяди Вани» вообще кошмары должны сниться без перерыва. Кстати, я есть хочу, а ты?
— Я тоже, — призналась Маша.
— А у тебя кофе растворимый еще остался?
— Ага.
— Тогда тащи его сюда, а я кипятильник включу, пока свет не вырубили. У меня печенье есть и сушки.
Спустя неделю Маша получила письмо из дома. Теперь она по-настоящему обрадовалась, когда шофер отдал ей белый конверт с адресом, написанным знакомым Мишкиным почерком. И почему она была такой дурой в начале этого сезона, нехотя читала Мишкины письма и еще более неохотно на них отвечала? Неужели она действительно могла полдня протаскать его письмо в кармане, так и не удосужившись вскрыть и прочитать его? Господи, какой же она была дурой!
Маша убежала с письмом в палатку, чтобы никто ей не мешал, и, аккуратно оторвав краешек конверта, достала оттуда листок. Странно… Мишка обычно пишет подробно, на двух-трех листах, а тут один-единственный, да и то исписан не до конца… Сердце Маши похолодело. Неужели что-то случилось? Наверное, судьба наказывает ее за эту проклятую ночь с Вадимом, и дома что-то случилось. Нет, если бы что-то произошло, то была бы телеграмма, а не письмо. Хватит трусить, нужно просто прочитать его.
С волнением принялась она всматриваться в строчки письма, которые прыгали у нее перед глазами так, что Маша не могла прочесть ни слова. Сообразив, что у нее трясутся руки, она положила листок на столик и вновь принялась читать, перескакивая со строки на строку.
А в письме не было ровным счетом ничего страшного, и сначала, быстро закончив чтение, Маша с облегчением вздохнула. Однако что-то ее продолжало беспокоить. Тогда она начала читать с самого начала. Что же оставило в ней этот смутный налет беспокойства, который трудно объяснить? Ведь в письме не было сказано ровным счетом ничего тревожного.
У Мишки все было в порядке, он продолжал свою работу, вот и все новости. Звонил Ксюше в Геленджик, она еще больше загорела, здорова и весела; Машина сестра Нина и ее Петька тоже прекрасно себя чувствуют и наслаждаются последними неделями на море. И у родителей все в полном порядке.
Отчим нашел какого-то фанатика-садовода и строит грандиозные планы по поводу покупки у него осенью саженцев какой-то сверхъестественной груши и ореха.
Мама взяла наконец отпуск и тоже живет на даче. Всем довольна, если не считать неуемной деятельности своего мужа по превращению их скромного дачного участка в филиал райского сада.
Так что же насторожило Машу, что беспокоит ее? Она еще и еще раз перечитывала письмо, пока не догадалась, что все дело не в том, что там написано. Ее беспокоил совершенно незнакомый тон этого послания. Никогда Мишка не писал ей так сухо, никогда не обходился без кучи нежных слов и в начале, и в конце письма. А вот эти «Здравствуй, Маша» и «Целую, Михаил» были ей непривычными, как будто и не Мишка вовсе писал. Что еще за странности такие? Почему он так пишет? Может быть, что-то все же случилось? Нет, глупости — что-то случилось, а он не сообщил ей об этом? Не может такого быть.
Да и вообще все это глупости. Ну в самом деле, почему она так переполошилась? Ну, устал Мишка, закрутился на своей работе, провел лето в городе, чего терпеть не может. В конце концов, настроение плохое или приболел, перегрелся, переутомился на даче. Да мало ли почему он не так ей написал, как обычно? Живот болел или голова, вот и все. Это просто у нее самой совесть нечиста, вот и выискивает между строк что-то подозрительное, пугает сама себя.
Маше вдруг захотелось поскорее вернуться домой, прижаться к Мишке, посидеть с ним молча, обнявшись… Да и Ксюшка скоро должна уже вернуться, ее же вот-вот в школу вести. Вообще-то безобразие, конечно, — она не проводит дочку в первый класс. Хорошо еще, что Мишка в этом году не поехал в поле, а то с кем бы она пошла в первый раз в школу? Опять с бабушкой и дедушкой? Она и так слишком много времени проводит с ними и слишком мало — с родителями.
