Валери замерла, не донеся салат до рта. Она посмотрела на дочь, потом на своего бойфренда:
— Пять раз, но только потому, что была молодой и ранимой.
Вообще-то семь, но кто считает? Явно не Валери.
— Вы присоединитесь к нам в ложе завтра вечером на игре с Детройтом? — предложила Фейт, чтобы сменить тему.
— С радостью. Спасибо, Фейт. — Павел проглотил немного салата и сказал: — «Чинуки» начинают как аутсайдеры, но иногда это самая лучшая позиция. Если наши парни смогут дотянуть до серии пенальти, то, думаю, есть неплохие шансы пройти в финальный раунд. Где мы, скорее всего, встретимся с «Питтсбургом».
— Не знаю, отец. — Тай взял вилку и положил другую руку на сидение возле бедра Фейт. — «Питтсбург» играет без двух своих лучших форвардов.
Отец и сын принялись обсуждать все и спорить обо всем, начиная от игры в большинстве и заканчивая игрой в меньшинстве.
В основном они говорили о лучших матчах в истории хоккея и славных деньках Павла. Несколько раз в разговоре Тай случайно задевал рукой ногу Фейт. От его прикосновений легкое покалывание распространялось под колено миссис Даффи, а горячий узел в животе затягивался еще сильнее.
— Когда я ударил по шайбе, то потерял ее из виду, — рассказывал Павел, разрезая бифштекс. — Я не знал, что забил гол, пока не услышал, как она стукнулась о дальнюю штангу.
— Хотела бы я посмотреть, как ты играешь. Держу пари, это было что-то, — польстила ему Валери и откусила от своего цыпленка.
— Мама любила смотреть, как отец играет. — Тай поднес бокал к губам, а его левая рука скользнула на бедро Фейт. — Обычно она покупала мне хот-дог, и мы садились в среднем ряду за воротами. Мама считала, что там лучшие места. В старом «Монреаль Форуме» продавали самые вкусные хот-доги.
Глаза Фейт расширились: она задохнулась от жара ладони, лежавшей на ее колене, — на этот раз прикосновение было не случайным — и сказала:
— Ненавижу хот-доги.
Тай взглянул на нее и слегка сжал ладонь:
— Как такое возможно? Ты же американка.
— Переела их в детстве.
— Фейт тогда с ума сходила по хот-догам.
У миссис Даффи перехватило дыхание, и она не смогла ответить. Взяла в рот кусочек лосося, но с трудом смогла его проглотить. Когда Тай большим пальцем принялся поглаживать ее бедро, Фейт бросила попытки поесть и потянулась за вином.
— Что-то не так с твоей едой? — спросил Саваж-младший.
— Все так.
Она посмотрела ему в глаза — голубые глаза, пылавшие страстью и желанием, и захотела большего. Больше волн жара и желания, которые накатывали бы на низ живота. Ей хотелось с головой окунуться в них. В него. Фейт была тридцатилетней женщиной, которая уже давно не ощущала этого неодолимого сплетения страсти и томления и хотела выпустить его на волю. Хотела, чтобы Тай коснулся ее там, и скользнула рукой под стол. Она провела пальцами по его предплечью, затем вниз по закатанному рукаву — пока не коснулась тыльной стороны его ладони. Пожатие усилилось, но, вместо того, чтобы оттолкнуть руку Тая, Фейт, облизнув пересохшие губы, передвинула его ладонь себе между бедер.
— Думаю, после обеда нам всем стоит потанцевать, — предложила Валери. — Фейт всегда была отличной партнершей.
Тай сквозь ткань платья сжал бедро Фейт, и она стиснула ногами его теплую ладонь.
— Мне завтра рано вставать, — сказал он.
— Я устала, — взглянув на мать, Фейт зевнула. — Но вы вдвоем можете пойти прогуляться. Я возьму такси до дома.
— Я тебя подвезу.
Посмотрев на Тая, она едва слышно произнесла:
— Это может оказаться неприличным.
— То, что я собираюсь с тобой сделать, очень неприлично. — Капитан приблизил губы к ее уху: — Наверное, тебе стоило бы испугаться.
— Ты планируешь что-то противозаконное?
— Не в первые два или три раза. — Тай пожал плечами: — На-а-а-асчет аста-а-ального я не уверен.
— Похоже, здесь ничего нет, — сказала Фейт, стоя в центре темного солярия. Над головой в безоблачном ночном небе сияли звезды, и она чувствовала себя так, будто плывет на высоте двадцати восьми этажей над Сиэтлом. — Мы с Вирджилом не очень часто останавливались в городе, поэтому я никогда не бывала где-то вроде этого места. Я всегда представляла себе множество растений и тростниковой мебели. Может быть, тигра, как в «Кто эта девчонка?» с Мадонной. Ненавижу этот фильм, но люблю тот большой сад и тигра.
— Ты нервничаешь?
Каблуки ее ярко-розовых туфель от Шанель стучали по покрытому плиткой полу, пока Фейт шла к стеклянной стене, чтобы взглянуть на город.
— С чего ты взял?
— Ты очень много говоришь, когда нервничаешь.
Положив ладони на стекло, она посмотрела на «Спейс-Нидл», залитый светом как гигантская летающая тарелка. По дороге домой из ресторана они сделали остановку: Тай забежал в аптеку и купил презервативы. Магнумы.
— Ты заставляешь меня нервничать.
Саваж подошел ближе:
— Почему?
По нескольким причинам. Начиная с…
— Разве все эти магнумы необходимы?
— Я люблю комфорт.
О, Боже. И заканчивая…
— Прошло уже много времени.
Наклонив голову, Тай прошептал ей на ухо:
— Много времени с..?
— С тех пор как я была с кем-нибудь.
Он положил руки на бедра Фейт и привлек к себе, так что ее спина прижалась к его груди, а ягодицы — к возбужденному члену.
— С кем-нибудь, кроме Вирджила?
Фейт смотрела на темный силуэт его размытого дождем отражения. Такой высокий, сильный и готовый.
— Вирджил был добр со мной, и я любила его, но мы никогда… — Она не могла сказать это. Она не могла предать мужа, даже если он уже умер. — Наш брак был не связан с этим.
Руки, касавшиеся ее бедер и живота, застыли.
— Вы не занимались сексом?
Фейт не ответила.
Едва различимый в стекле взгляд Тая встретился с ее:
— И даже с кем-то, кто мог бы?
— Конечно, нет.
— Сколько вы были женаты? — в его голосе звучало недоверие.
Фейт повернула голову и посмотрела через плечо на лицо Тая, залитое переменчивым светом:
— Пять лет.
Он молчал в течение нескольких ударов сердца.
— У тебя пять лет не было секса? У женщины, которая выглядит, как ты?
— Почему в это так трудно поверить? — Тихий смешок слетел с его губ и коснулся ее подбородка. — Ты же сказал, что я уродина.
— А мне казалось, я сказал, что ты «не настолько привлекательна».
— Точно. Ты не из тех, кто пойдет с уродиной, просто чтобы перепихнуться. — Фейт подняла голову и поцеловала его в щеку: — Мне следует остановиться?
