Граф был последним в роду и мечтал лишь о том, чтобы жить легко и беззаботно, проводя время в погоне за красивыми вещами. Единственной его страстью было коллекционирование антиквариата, которому он отдавал все свое свободное время и на которое угрохал большую часть состояния. Деньги Коры могли продолжать обеспечивать ему комфорт до тех пор, пока у них не было детей, и они легко пришли к соглашению по этому вопросу, поскольку Коре совсем не хотелось остаться вдовой с ребенком на руках, что вполне могло случиться, учитывая возраст ее супруга.
Кора познакомилась со своим мужем в 1950 году в Париже, куда ее отправили изучать французский; там и состоялась свадьба. Молодые поселились в доставшейся Роберу по наследству огромной квартире на третьем этаже старинного частного особняка на Университетской улице. Шесть месяцев в году они путешествовали, используя любую возможность пожить у друзей. Эти скитания по свету совершались не столько для осмотра достопримечательностей, сколько для пополнения коллекции — Кора заразилась от мужа страстью к антикварной мебели, а также старинному фарфору, стеклу и слоновой кости: дорогие вещи стали ее религией, ее детьми, смыслом ее жизни.
Покупка вещей, причем вещей самых разных, лишь бы они были красивыми или, на худой конец, достаточно оригинальными, и составление из них коллекций, дополняющих друг друга, сделалось главной целью ее жизни. И еще она любила знакомиться с людьми, занимающими высокое положение в обществе, в каждом городе, куда попадали Лионкуры. Она не собиралась оставаться вдовой с кучей детей, но еще меньше ей хотелось остаться вдовой без широкого круга знакомств.
У Коры имелись и собственные связи, поскольку у Чэтфилдов и Мидлтонов было много приятелей в Европе, несмотря на то что ее родственники редко покидали родные города, оба — едва ли не самые красивые в Штатах, и предпочитали их остальному миру. Мать Робера была англичанкой, третьей дочерью баронета, и он был знаком со всеми, кого, по его мнению, стоило знать, как в Лондоне, так и в Париже. Кроме того, такие люди, как чета Лионкур, которые постоянно рыскали по Европе в поисках антиквариата, не могли не завести знакомых среди коллекционеров Нью-Йорка. Лионкуры снискали себе уважение людей, в миллионы раз богаче их самих, принимая гостей в Париже с истинным размахом и устраивая обеды в обстановке, несравненной по своему шарму.
Куда бы гость ни кинул взгляд, его окружали десятки вещиц, которые он сам мечтал бы заполучить; Лионкуры же покупали их по баснословно низким ценам, никогда не совершая ошибок. Антиквары всей Европы вздрагивали, когда эта парочка входила в магазин, поскольку Лионкуры выбирали всегда именно то, что продавец, изменяя собственным принципам, собирался оставить для себя: антикварные безделушки, которые только-только входили в моду, или же вещи настолько диковинные и необычные, что на них никто просто не обращал внимания до тех пор, пока наша славная чета не ухитрялась сунуть свой нос в самые потаенные уголки магазина. Коре с Робером ничего не стоило пролететь из конца в конец всю Европу, чтобы попасть на похороны какого-нибудь антиквара, поскольку в такие моменты алчные родственники усопшего готовы были за полцены уступить что-нибудь весьма ценное, лишь бы получить за это наличными. По умению приобретать вещи на аукционах они мало чем отличались от профессиональных торговцев, потому что в любой ситуации умели сохранять хладнокровие, не позволяя себе полностью отдаться азарту торгов. Они никогда не пренебрегали аукционами по продаже недвижимости и были знакомы с десятком сухоньких пожилых дам, которые в молодости собирали коллекции антиквариата, а теперь вынуждены были потихоньку их распродавать, чтобы как-то поддержать себя на старости лет.
Лионкуры не покупали ни живопись, ни скульптуру. Они с легкостью решили для себя этот вопрос: полотна признанных мастеров были им не по карману, а покупать что-то современное, не получившее еще всеобщего признания и оттого доступное по цене, было слишком рискованно. Стены их дома украшали восхитительные гравюры и зеркала, и все помещения были так обильно уставлены дорогими безделушками, что отсутствия картин никто не замечал.
Любой иностранец, посещавший квартиру Лионкуров, считал их несметно богатыми людьми. Чувство глубокого удовлетворения, возникавшее от подобного мнения, как ничто другое, духовно сближало Кору и Робера. И в то же время во всем Седьмом муниципальном округе не было человека, который с такой неохотой оплачивал бы счета, как Кора де Лионкур. Она придиралась к каждой мелочи, когда приходилось что-то отремонтировать или подновить, находила недостатки в каждой из вещей, которые покупала для дома или для себя лично. Она всегда ужасно жалась, держала в томительном ожидании клерков и продавцов, насколько можно оттягивала время оплаты, а ее денежки тем временем обрастали процентами в банке, что на улице Камбон. В конце концов она все же платила, если можно, наличными, поскольку за это полагалась скидка. Во Франции, стране с очень высокими налогами, где принято расплачиваться чеками даже за скромный обед в бистро, наличные, которые там называют liquide[2], не подлежат налоговой декларации и потому ценятся очень высоко. И надо ли говорить, что пачка хрустящих банкнот у Коры в руках раскрывала перед нею все двери, сводя расходы до минимума.
Робер де Лионкур умер в 1973 году. Коре тогда было сорок два, как раз столько, чтобы можно было начать долгожданную жизнь вдовы. Она испытала глубокую благодарность мужу за то, что он так вовремя ушел из жизни, без ненужного промедления. Когда она выходила замуж, секс мало значил для нее, и жизнь с Робером де Лионкуром особенно не способствовала повышению ее интереса к данной стороне жизни, поэтому она не стала терять времени на поиски нового мужа. И не только из-за того, что хорошо знала цену своего титула, но и потому, что сочла, что любой холостяк ее возраста или старше станет искать другую жену, возможно, помоложе, посексуальнее, да и просто посимпатичнее. Гораздо лучше оставаться титулованной вдовой со знаменитой коллекцией, чем превратиться в бесплатное приложение к мужчине.
Графиня Кора де Лионкур не сбрасывала со счетов и тот факт, что многому научилась за двадцать три года жизни с человеком, у которого не было никаких иных достоинств, кроме безупречного вкуса. Когда-то Робер настоял, чтобы она посещала самого дорогого парикмахера в Париже; он подбирал для нее наряды, пока она не научилась делать это сама; именно он научил ее пользоваться косметикой, лично проверяя результаты каждого урока, поскольку его жена, как и его квартира, должна была подтверждать изысканность вкуса.
В свои сорок два Кора превратилась в jolie laide: длинный нос, маленькие глазки, прямые волосы и слишком высокий лоб озарились наконец светом улыбки, а опыт и безупречный стиль в сочетании с внешностью сделали Кору в высшей степени интересной, необыкновенной женщиной, на которой невозможно было не задержать взгляд. Когда она входила в комнату, все присутствующие неизменно начинали спрашивать друг друга, кто она. Одевалась она строго: в черное с белым зимой и в белое с черным летом; носила стрижку под пажа на прямой пробор и неизменно появлялась на приемах в старинных драгоценностях, перешедших к ней от матери Робера. Ее стройные ноги были обуты в туфли ручной работы от Массаро, впервые создавшего туфли-лодочки Шанель; она обладала высокой, стройной фигурой, на которой идеально сидел любой наряд, и длинными пальцами с безукоризненными ногтями, всегда покрытыми бесцветным лаком.
Единственная проблема заключалась в том, что в 1973-м на семьдесят тысяч долларов нельзя было жить с тем же размахом, что в пятидесятых или шестидесятых годах. И она поняла, что придется искать работу.
И вот, сидя в постели, Кора нацепила очки и взяла в руки блокнот, желая прояснить для себя сложившуюся ситуацию. О том, чтобы найти себе место в Париже, не могло быть и речи, поскольку она сохранила американское гражданство и не могла рассчитывать на соответствующее разрешение. Возможно, с большими бюрократическими проволочками ей удалось бы открыть здесь антикварную лавку, но все ее существо протестовало при одной только мысли о том, чтобы стать владелицей магазина. Она принадлежит к классу тех, кто покупает, а не тех, кто продает.
Естественно, что перспектива работы в каком-нибудь офисе, которая отнимала бы по восемь часов в день, также была для нее неприемлемой. Ей претила не только необходимость проводить так много времени в казенной обстановке. Она не могла позволить себе поступить на работу, которая поставила бы под сомнение ее богатство в глазах навещавших ее друзей. Такого ни в коем случае не должно было произойти.
Кора де Лионкур записала в блокноте: Нью-Йорк.
Она всегда любила этот город и неизменно чувствовала, что живет полной жизнью, когда находилась там. В Нью-Йорке ей нравилось буквально все, а особенно знакомые и друзья, которые чрезвычайно мало знали о мире, в котором она вращалась, и вне зависимости от размеров собственного богатства всегда восхищались окружающей ее роскошью. Любой из них мог легко позволить себе иметь в Париже просторную квартиру или даже дом с парком, но их почему-то так пугал языковой барьер и неизвестно откуда взявшееся представление о снобизме и высокомерии французов, что они восхищались уже самой способностью Коры жить там и радоваться жизни.
