– Как ты могла? – вопила Хелен из бухгалтерии. Слезы уже пробили два глубоких каньона на густо заштукатуренных щеках.
– Доброе утро, Хелен. – Дженни неискренне улыбнулась. – Отлично посидели в пятницу, правда? Джеффу понравилось? Готова поспорить, что да.
– Ах ты, сука. Сука поганая!
С этими словами Хелен из бухгалтерии бросилась на Дженни и замолотила ее кулаками. Дженни старалась уклониться от неуклюжих ударов, но тут вмешалась Энни:
– Ты что, ревнуешь, Хелен? Ты хотела бы, чтобы вместо Дженни он поцеловал тебя?
Дженни, Энни и остальные, подтянувшиеся посмотреть, что за шум, расхохотались, а Хелен из бухгалтерии, явно не умеющая драться, все продолжала размахивать руками, не обращая внимания на сопли и слезы.
Хелен понимала, что она должна сделать что-то, должна вмешаться, но ее приковал к месту ужас всего происходящего. Ей показалось: сейчас может случиться все, что угодно. Например, войдет Джефф и сообщит: он голубой и в детстве его оттрахал приходской священник.
– Знаешь, я почувствовала, как напрягся «сержант Суини», когда Джефф меня лапал, – говорила Дженни, прикрывая лицо рукой.
Хелен из бухгалтерии неожиданно иссякла. Какое-то время она постояла, разглядывая своих врагов и зевак – кому-то, наконец, стало чуточку неловко от происходящего, – и вдруг повернулась и выбежала из комнаты в сторону туалетов. Толпа начала рассеиваться; Хелен услышала, что некоторые из них бормочут, что дело зашло чересчур далеко. Она сидела, пораженная чувством вины. Почему она не вмешалась, почему довела до такого? Половина сотрудников «Глобал» боялись этого шабаша ведьм, они не хотели становиться мишенью для травли, но ей-то что? Она скоро уходит, она должна была вмешаться и прекратить издевательства. Когда она смотрела по телевизору ток-шоу, ей всегда казалось, будто она сумеет остановить любого грабителя; теперь она чувствовала себя так, будто спряталась за газетой, когда преступление совершалось прямо у нее под носом. Энни и Дженни совершенно обессилели. Хелен встала и вышла из комнаты.
Опять двадцать пять, думала она, входя в женский туалет и слушая знакомый концерт из рыданий и всхлипываний за дверью кабинки. Она глубоко вздохнула.
– Хелен, это Хелен, открой дверь. Сопение.
– Убирайся!
– Нет, до тех пор, пока я не пойму, что ты в порядке. – «Как грустно, – думала она, – я одна беспокоюсь за нее – и при этом я ее не выношу!» – Может, позвать кого-нибудь? Одну из твоих подруг? Хочешь, я позвоню Джеффу?
Рыдание, шмыганье носом.
– Джефф уехал к матери.
– Хелен, ты что? Неужели выгнала его? Из-за такого пустяка?! Его подставили нарочно, понимаешь? Поговори с ним, но только не выгоняй!
– Тебе-то что? Ты сама так поступила, увела, чертова мужа у ни в чем не повинной женщины!
Хелен подумала о том, чтобы сдаться и все бросить, но Хелен из бухгалтерии ругалась так неумело, что ей захотелось плакать. Ей хотелось сказать: «Говори «долбаного мужа» или просто «муженька». «Чертов» говорят только герои сериала «Истендерз». Она села на полу у раковины, приготовившись к долгому ожиданию.
К тому времени, как они вернулись в общий зал, Хелен совершенно выбилась из сил. «Я никогда не смогу быть переговорщиком в случае взятия заложников, – думала она, – я просто скажу им: убейте заложников, берите вертолет и убирайтесь». Хелен из бухгалтерии вернулась за свой стол; она вроде бы взяла себя в руки и даже разложила бумаги. Интересно, помирится ли она с Джеффом? Если честно, Хелен было совершенно все равно. Остальные успели успокоиться; вид у Энни и Дженни был даже немного подавленный, как будто кто-то сказал им, что они зашли слишком далеко.
В двенадцать часов Лора совершила нечто неслыханное – попросила Хелен написать пресс-релиз с кратким изложением мемуаров, написанных одним из их клиентов. Шон Дикинсон, двадцать восемь лет… так, что он снова натворил? О нем вечно писали газеты, но не потому, что он в самом деле что-то делал, просто потому, что он где-то бывал (и не всегда, а только в тех случаях, когда представители «Глобал» заранее оповещали представителей прессы). Он появлялся на какой-нибудь светской тусовке с очередной девицей; они вдвоем зарабатывали кучу денег, делясь подробностями своей личной жизни. Они раздавали интервью на темы:
«Почему мы ни за что не поженимся!», «Мы женимся!» – и прочее. От народа не скрывалось ничего. Парочка охотно рассказывала и о его пристрастии к азартным играм, и о том, что она любит в постели, и о том, что в прошлом он торговал наркотиками, и о том, что у нее киста яичников. В последнее время они все чаще раздавали интервью на тему «Наша чудесная новая жизнь». Их дом был обставлен на деньги отдела дизайна; она горделиво демонстрировала увеличенный до четвертого размера бюст и их приемного малыша китайского происхождения с печальным личиком.
Такие релизы она неоднократно составляла для Мэтью – обычная писулька, где смешивались, правда и вымысел. Но сейчас она отчего-то занервничала. Она не могла придумать, с чего начать, и переписывала первое предложение снова и снова все более цветистым языком. А вдруг она разучилась? Вдруг Лора заявит, что текст паршивый, и ей лично придется все переделывать? Она постаралась собраться – с ее опытом такие писульки пишутся левой ногой за пять минут. Если она не справится, как, черт возьми, она будет рекламировать ресторан? Господи, совсем забыла! Двадцать пять минут первого, она еще не позвонила Сонни, а сама обещала связаться с ним до обеда, чтобы обсудить дату начала кампании и поделиться своими мыслями, кого пригласить (а мыслей-то и нет)! Ладно, скорее разделаться с Шоном Дикинсоном и его подружкой с силиконовыми сиськами. Она за пять минут придумала одиннадцать тем «верняков»: безрассудные выходки, выход нового сингла, участие в ток-шоу с целью саморекламы, только что отмененная запись на студии, побег от мужа, желание развлекаться у всех на виду, попытки издать книгу, отчаяние, отчаяние, отчаяние, в записи отказано, попытка связаться с книжными дилерами, отчаяние, из-за наркотиков пришлось попрощаться со спортом. Затем она надела пальто и схватила мобильник; она ни в коем случае не собиралась звонить с работы; надо выйти в парк. Она порылась в сумке в поисках бумажника и карточки Сонни. Переложив деньги в карман пальто, она повертела карточку в руках, в первый раз посмотрев на нее. Странно, но она до сих пор не знает его полного имени. Наморщив лоб, в недоумении прочла, что написано на визитке. Думая, что ошиблась, перевернула карточку и оглядела обратную сторону – пусто. Снова полезла в сумочку – нет ли там другой карточки. Ничего. Она перечитала надпись, и ей показалось, будто ее только что нокаутировали. Голова закружилась; она пошатнулась и едва не упала. Она зажмурилась, а потом еще раз перечитала надпись – как будто что-то могло измениться. Нет, она не ошиблась. На карточке значились те же имя и фамилия:
