Одно слово «но» могло перечеркнуть всё.
‒ Спасибо за ужин. Я, наверное, пойду, ‒ и с этими словами отложила приборы.
И в глазах Антона мелькнуло разочарование, но он скрыл его, не желая показывать мне своих искренних чувств. Я хотела? Ответа на этот вопрос я не только не знала, но и думать не хотела.
‒ Останься, ‒ мужчина подошел ко мне сзади и обнял, зарываясь носом в мои волосы. ‒ Просто побудь со мной рядом. Больше ничего не прошу. Мне и этого хватит.
Я не дернулась, наоборот, откинулась назад и полностью попала в плен его рук.
‒ Это неправильно. Ничего хорошего из этого не выйдет. Ты снова уедешь, но на это раз по своей воле. Я же останусь здесь. Зачем травить наши души? Зачем давать пустые надежды нашим сердцам? ‒ по моей щеке скатилась одинокая слеза. ‒ Я не готова заново собирать себя по кусочкам. На этот раз их будет не хватать, и полной картины не получится.
‒ Я решу и все улажу. Просто доверься мне. Мой выбор — это ты. Чтобы не говорил отец, я для себя уже все решил. Если согласишься дать мне немного времени, то мы будем вместе. Я сделаю для этого все, что меня будет зависеть.
Дальше мы стояли в полной тишине, только часы на стене отсчитывали время, короткий промежуток, отмеренной нам. И каждый думал о своем.
‒ Мой выбор уже одобрили, а мнения остальных для меня не важны, ‒ после его слов в моей душе затеплилось место для рыжей проказницы. ‒ Осталось спросить разрешения у твоих сорванцов…
Ева
Я дернулась от его слов, словно получила от него пощечину.
‒ Так это ты вставлял мне палки в колеса все это время? Я так надеялась, что ты не делал этого. Думала, что не посмеешь. Ладно, слежка, я еще могу как-то понять и оправдать. Но дети… ‒ я сама не ожидала, что упоминание о близнецах так заденет меня. ‒ Зачем вмешивать во все это детей?! Каким надо быть человеком, чтобы пойти на такое?
Я вырвалась из его объятий и уже была на полпути к выходу, когда меня остановил Антон.
‒ О чем ты вообще? Какие палки? Куда во все это? ‒ Он держал меня крепко, не позволяя даже сдвинуться. ‒ Да, я был там, разговаривал с директором, выделил финансирование, посмотрел на детей. И только. В чем моя вина?
Я посмотрела ему в глаза и понимала, что он не врет. И перестала вырываться из его рук.
‒ Не ты второй усыновитель? ‒ задала я прямой вопрос.
‒ Нет, зачем мне чужие дети, когда у меня есть свой ребенок, ‒ и его слова болью вклинились в мое сердце, и он это заметил. ‒ Ева, не спеши с выводами. Ты не так поняла.
Я опустила руки, давая понять, что не собираюсь уходить. Он прав, хватит нам бегать друг от друга. Надо поговорить, без тайн и оговорок. Я отвела его руки, прошла обратно к дивану и присела. Антон последовал за мной, но не стал занимать место рядом со мной. Вместо этого он опустился передо мной на корточки и взял мои руки в свои.
‒ Я ничего не делал, чтобы тебе помешать, никого не подкупал, чтобы каким-то образом задержать решение опекунского совета. Да, признаю, с моей стороны было нечестно шантажировать детьми, но тогда я не мог думать ни о чем другом, все мои мысли крутились только вокруг Лесми. И я был в растерянности от того, что ты можешь прооперировать мою дочь, но отказываешься. Мне нет оправдания, но тогда я хотел показать, какого это знать, что ты теряешь ребенка, чтобы ты тоже узнала эти ощущения, ‒ и на этих словах он опустил голову и сглотнул, продолжил говорить лишь спустя пару минут. ‒ Прости, тогда еще я не знал, через что тебе пришлось пройти. По своим каналам удалось узнать, что заявку подали и иностранные граждане. И за рассмотрением этого дела уже следили совсем другие люди. Когда был в столице, то встретился с нужными людьми. Они обещали помочь. Со своей стороны, я лишь поспособствовал тому, чтобы мнение комиссии было благосклонным в твою сторону. И все. В остальном я не принимал участия. Я еще тогда в кафе хотел предложить свою помощь, но ты не хотела меня выслушать, тогда и пришлось применить другие методы. И я корю себя за это. Но я не вставлял никаких палок в колеса. Ты мне веришь? ‒ он задал свой вопрос и поцеловал мне руки, прислонившись к ним лбом.
Я промолчала. Что я могла ответить? Что, наконец-то, решилась на серьезный шаг? Что изголодалась по семейному теплу и смеху детей? Что и мне хочется испытать материнское счастье, пусть это будут и не родные мне дети? И он чуть не разрушил всего этого? Точнее, я так думала. В ответ я ничего не сказала.
‒ Зачем тебе усыновлять детей, да еще и двоих? Почему ты решилась на такой шаг? Ведь у тебя еще есть время для своего, родного…
Он замолчал, а из меня словно выбили весь воздух. Я застыла, словно каменная статуя, не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Мое сердце заныло, словно его вырвали из моей груди и кинули под жернова мельницы. Воспоминания обрушились на меня, как лавина снега, вызывая во мне слезы. Я ведь столько лет прятала их глубоко внутри, запрещая себе даже на секунду задумываться об этом. И всего один вопрос от него, от человека, что был причастен ко всему, разломал все замки и двери, что удерживали их.
‒ Я не могу иметь детей, ‒ прошептала я одними губами, словно говорила на последнем дыхании. ‒ Последствия того раза. Своего родного ребенка я никогда не смогу взять на руки.
Антон замер, словно услышал свой приговор.
‒ Но есть же хорошие врачи, специалисты в этой области, можно и за границу. Медицина не стоит на месте, ‒ его слова звучали жалко.
‒ Как ты не понимаешь?! Я никогда, НИКОГДА не смогу иметь своих детей! Никогда не узнаю, какого это ходить с животом, гладить его и разговаривать с ним. Никогда не смогу вдохнуть его сладкий запах! Никогда не смогу прижать родную кровь к своей груди, поцеловать в макушку и прошептать, что мама рядом, ‒ слезы лились ручьем, но я не замечала этого. ‒ Я была в десятках клиниках, столько раз ездила за границу, но мне везде лишь качали головой. Если бы только тогда я не решилась на тот шаг, который сломал всю мою жизнь. Если бы только ты…
Я сама не заметила, как перешла на крик, но вовремя остановилась. Да, его вина была, но тот самый шаг я сделала сама. Сама позвонила по тому номеру, что прилагалось к записке и деньгам, и сама решила на отчаянный шаг. Вина Антона была лишь в том, что он был вдалеке от меня и был не в курсе того, что я ждала от него ребенка.
Мои рыдания и душераздирающие слова нисколько не испугали Антона. Да, он был шокирован новостью. Да, он не ожидал таких признаний. Но не отстранился. Он лишь пересел на диван и крепко обнял меня, когда слезы брызнули из глаз. Я же схватилась за его рубашку, сильнее притягивая его к себе. Голову спрятала на его плече. И чувствовала, как он успокаивает меня, убаюкивая нежными словами, и проводя руками по моим волосам. Его рубашка намокла насквозь, а мои слезы и не думали заканчиваться. Антон все также шептал мне ласковые слова, которые не доходили до меня.
Прошло немало времени, пока мои слезы иссякли. Но я и не думала отстраняться от него. Я чувствовала его поддержку, мне было легко и просто в кольце его рук. Тепло его тела согревала меня. Его близость придавала мне сил. И поняла, что наконец-то пришло время все ему рассказать. Поделиться прошлым, что связывало нас невидимой нитью, и не хотело отпускать. Мы были в плену его цепких рук. И лишь ранили себя, пытаясь спрятать его в глубине наших сердец. Чем дольше и дальше скрывали, тем глубже были раны, оставляя изуродованные шрамы в душе. Мы были нужны друг другу. Только так мы могли спасти друг друга. Я сильнее обняла Антона, прижимаясь к нему. И заговорила…
Глава 32
Ева
Более пятнадцати лет назад…
Я вышла из школы и свернула в сторону дома. На уроке мне стало плохо, и учительница отправила меня к медсестре. Той я соврала, что съела дома что-то не то. Она выписала мне справку и освободила от уроков, к чему я несказанно была рада. Схватила свой рюкзак и выбежала на улицу. Тошнота отступила.
Мысли в голове путались. Я неспешно шла домой, куда идти совсем не хотелось. Оказавшись в своем дворе, присела на скамейки. Голова гудела. Я была в растерянности и не знала, что мне делать и как поступить. Немного посидев на свежем воздухе, решила зайти домой. Отчим должен быть на работе. К его приходу надо бы что-то приготовить.
