— Я всегда буду тебя ждать, где бы ты ни был, слышишь? — совсем тихо произносит и тонет в его тёплом взгляде цвета горького шоколада. Плавится и сгорает до тла. И, кажется, впервые этого не боится. Отдаётся ему во власть, подписываясь под самым главным выбором в твоей жизни.
— Знаю. Как и ты знаешь, что я всегда возвращаюсь к тебе, глупенькая…
Целует её и чувствует, как собственное сердце снова бьётся о рёбра. А её тонкие руки обхватывают его лицо. И больше ничего не надо. Совсем. Потому что в этот момент он знает о её маленькой тайне, неведомой ей самой. Но не поторопит, пусть поймёт сама, а он только будет рядом со своей зеленоглазкой, как и всегда. Как будто и не было тех двадцати восьми лет, прожитых без неё…
***
Она кружилась в белом платье. Таком красивом и длинном. Лёгком и воздушном, как в её заветных девичьих мечтах. Кружилась и рассматривала прекрасный пейзаж вокруг себя, похожий на самый настоящий кусочек любимой сказки. Зелёный лес и чистое небо. И, кажется, даже разносящееся где-то в далеке пение птиц. Свежий воздух, заполняющий лёгкие, и чудесный аромат полевых цветов, готовых поспорить с красотой всего мира. По крайней мере, сейчас ей казалось именно так….
Внутри неё будто бы было какое-то цветущее счастье, заставляющее петь и почти парить в воздухе. И это было так… дорого и прекрасно, что девушка наслаждалась каждой настоящей минутой. Чувствуя лишь счастье и лёгкое дуновение ветра, внезапно донёсшего родной голос…
— Ну, и зачем ты убежала? — чуть строгий тон, но она даже не оборачиваясь знает, что он улыбается. И лишь старается изобразить виноватое выражение лица. Хотя и так знает, что стоит ей обернуться и посмотреть в его карие глаза, как снова попадёт в мужской сладостный плен, признавая свою вину. — Я, между прочим, так долго искал тебя…
Кристина оборачивается и задорно смеётся, смотрит, как её любимый мафиози прижался головой к стволу дерева. Такой настоящий и родной. В своей белоснежной рубашке в тон её платью и совершенно счастливый. Любимый… Изображает строгость, но не выдерживает и уже вторит её счастливому смеху, заполняющему всё вокруг.
— Но нашёл же?
— Я всегда найду тебя, где бы ты не пряталась, зеленоглазка… — усмехается и протягивает руку в привычном жесте, лёгким кивком показывая на маленький ручей позади него, у которого, наверняка, можно напиться чистейшей воды… — Пойдём со мной?
Ей хочется сказать, что за ним она готова пойти на край света, но Ефремова молчит, цепляясь пальцами за края своего платья. И только глаза говорят намного громче тысячи пустых и ненужных слов. Зелёные, как эта лесная чаще и впервые наполненные истинным счастьем, тёплым и родным. И другого ей не нужно. Только он. Рядом.
Она хочет сказать ему так много и сделать шаг к нему, но только вдруг замечает ещё один силуэт, шаг за шагом, приближающийся к ней. Но не ощущает беспокойства и только вглядывается внимательнее, по лёгкой поступи догадываясь о той, кто сейчас предстанет перед ней. Сердце в груди начинает колотиться чуть сильнее, а потом неожиданно замирает.
Мама…
Любимая мама. В бежевом платье и с ослепительной улыбкой на губах. Такая же близкая и родная, как и все эти невыносимо тяжёлые годы. Её мама всегда была с ней и никогда не оставляла. Кристина чувствовала и знала это. Всегда. Каждый свой день. И сейчас в эту минуту ей хотелось рассказать ей всё, благодарить, сказать, как сильно она её любит. Но язык, будто онемел, а ноги в один миг приросли к земле.
— Моя, принцесса, — тёплый голос и взгляд тех же зелёных глаз, что у неё самой. Самая большая красота и одновременно самое большое наказание. — Я так рада видеть тебя. Ты сегодня не одна, как я вижу…
Кристина смущается и переводит взгляд на Михаила, который стоит чуть поодаль, скрестив руки на груди, а на его лице остаётся такое же умиротворённое выражение. Ей хочется позвать его к ним, рассказать маме о нём так много, но с губ срывается лишь слабо различимое, но такое счастливое: «Это мой Михаил…» А потом на несколько минут воцаряется тишина, во время которой женщина внимательно оглядывает его со стороны, будто слегка сомневаясь.
— Знаю, что твой, тебе предначертанный. И вижу то, что в его сердце, действительно, поселилась только одна маленькая зеленоглазая колдунья уже несколько лет, — мама усмехается и нежно касается пальцами девичьего подбородка, заставляя посмотреть на себя. И впервые за долгое время её лицо не кажется измученным, как в её детстве, наоборот, оно, будто бы горит счастьем. — И, значит, мне больше не нужно беспокоиться за тебя, доченька. Ты нашла того, для кого ты смысл жизни и всё плохое отныне останется в прошлом. Сегодня ради тебя он уничтожил тех, кто желал твоего заточения и смерти… Ведь по-настоящему любит тебя…
От этих слов ей должно бы стать лучше. Но в душу девушки пробирается лишь страх. Смотреть на него сейчас, осознавая, что счастье так непостоянно и зыбко, что в любой момент может повториться тот приступ, после которого он лежал на её коленях, не приходя в сознание.
— Я так боюсь потерять его, мама… — Губы Кристины начинают неожиданно дрожать, как и она сама. Все опасения вдруг накатывают, как цунами, грозясь смести всё на своём пути. Всё хрупко выстроенное счастье. — Его боли, словно бы убивают меня саму. Что, если они…
Слеза неожиданно катится по щеке, но мама тут же стирает её нежными пальцами, качая головой. Одни только мысли об этом способны разом уничтожить. Ведь без него всё это смысла не имеет…
— Они больше не причинят ему вреда. Ведь они были лишь испытанием его сил… Он мог медленно убивать тебя и облегчать свои боли твоим даром, но не делал этого, потому что боялся за тебя. Ты оказалась для него важнее. И этим решением он расписался в выборе своей судьбы. Потому как… Он выбрал любовь к тебе, принцесса, — женщина качает головой и проводит по волосам дочери своей тёплой ладонью, как когда-то в детстве. И от этого жеста Кристине самой становится отчего-то уютнее и спокойнее. — Твой мужчина сделал всё правильно. Не бойся за него, потому как… все его головные боли пройдут навсегда, когда он впервые возьмёт на руки своего сына.
— Сына?
Её вопрос прокатился эхом по округе. А глаза ещё более расширились от удивления. Одно простое слово, словно бы заставило что-то надломиться внутри, что-то незнакомое и непонятное. Совсем необъяснимое. Губы приоткрылись в удивлении и немом вопросе…
— Ты ждёшь ребёнка, принцесса… И сама скоро станешь мамой. И поверь мне, судьба его будет счастливой. Мой зеленоглазый внук станет спасителем не одной жизни… Придёт день и тысячи людей по всему миру будут благодарны ему и буду воспевать за него молитвы. А теперь иди к тому, кто так преданно ждёт тебя. Иди, моя принцесса… Иди…
И силуэт матери, удаляющийся вдаль, кажется, теперь уже навсегда…
Ведь теперь её дочь под защитой, а в материнской душе наступил долгожданный покой.
***
— Зеленоглазка, проснись… Проснись же…
Его голос выводит из ночных грёз, заставляя распахнуть глаза и в волнении приоткрыть губы. Сильные руки тут же притягивают её холодное тело к себе, а мужские губы торопливо касаются волос, не давая погрузиться во мрак и непонимание. Возможно, поэтому лёгкие мгновенно наполняются его запахом, а её губы тут же опускаются на его плечо. В таком излюбленном, но таком настоящем жесте, который будто проверяет, что он рядом.
Она сама не понимает, как и отчего жмётся к нему сильнее, растворяясь в нём. Казалось, бы не было кошмара, способного напугать, но ослабевшие пальцы вцепляются в его плечи сильнее. Обрывки сна мешают сообразить хоть что-то, крутясь в голове, будто старая заезженная пластинка. Однако тёплые прикосновения тут же прогоняют ненужные мысли, оставляя лишь светлые воспоминания… Они были так счастливы с ним. С ней говорила мама и…
— Ты начала метаться во сне, — осторожно пояснил Михаил, теснее прижимая возмутительницу спокойствия к себе, привычно пытаясь согреть её холодные ладони своими. — Приснился кошмар?
