— Марина Евгеньевна, там новенький поступил. В платную палату, весь какой-то задиристый и не по вашему профилю, вы лучше Марка Михайловича дождитесь. Вы не в курсе, он скоро вернется?
— Как раз сейчас должен прийти.
— Тогда хорошо. История на посту.
— Спасибо, — Мария Ивановна выходит из ординаторской, а я в который раз на себя злюсь. Ну зачем согласилась на то, что он передаст ключи хозяйке квартиры?! Дура! Теперь сиди и нервируй сама себя. А если что-то случится на отделении? Мне-то ничего не будет, а ему? Сказал на час, а уже полтора часа прошло. Нет, не буду ждать, чтобы потом ему прилетело. Беру фонендоскоп и выхожу из ординаторской. И о чудо, по коридору идет мое заснеженное счастье с неизменной улыбкой на лице.
— Прости, чуть задержался. Там такой снежище пошел. Все нормально? — целует меня холодными губами в щеку.
— Теперь нормально. Там новенький поступил в платную палату. Мария Ивановна говорит задиристый.
— Подожди меня, сейчас пойдем вместе. Больше никого?
— Нет. Все спокойно.
— Правильно. Все готовятся к новому году, не хрен болеть.
Через полчаса мы уже приняли задиристого мужика, который оказался с типичной пневмонией. Иногда смотрю на Озерова и не могу понять, как в нем могут сочетаться две абсолютно разные личности. Вот он смотрит на очередного пациента, такой серьезный, грозный и ведь не скажешь, что через несколько минут с вероятностью сто процентов, он зажмет меня в ординаторской и в очередной раз будет прикалываться надо мной. Если меня спросят какой из двух Марков мне нравится больше, я отвечу оба. Наверное, для каждого свое время. Вот Марк закрывает дверь в ординаторской, намыливает руки и смывает под струей воды. Господи, как же мне нравятся вены на его руках. Да нет уж, не только на руках. Везде. Мозг, чего ж ты так плывешь?!
— Мариша, просыпаемся, иди к папочке на ручки.
— Марк, прекрати, — когда он уже успел пристроить свою пятую точку на диван?
— Ну иди сюда, у нас обеденный перерыв, — недолго думая плюхаюсь на него попочной частью и обнимаю за шею.
— Не могу понять, почему на субботних дежурствах ты принимаешь не только эндокринных больных?
— Потому что так заведено, к тому же у меня есть сертификат терапевта. Ты подумала где мы будем на новый год?
— Дома. Где еще?
— Ну у нас еще сутки, чтобы уехать загород или заграницу.
— Нет! Мы будем дома и у нас будет елка. Я тебя наконец-то лишу новогодней девственности.
— Подожди, дорогая. Я вообще-то против анального секса, тем более в новый год. Это знаешь ли негигиенично и ведет к геморрою.
— Ну хватит, — бью кулаком ему в грудь. — Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду. Я хочу, чтобы у тебя была новогодняя елка и подарки под ней, как у всех нормальных людей. И не спорь.
— Да, пожалуйста.
— Вот и славненько.
— И не говори, — снимает меня с колен, опускает на диван и тут же как пиявка присасывается к моей шее. Сколько раз просила не делать этого, но он словно глухой, делает каждый раз одно и тоже. Надоело уже водолазки носить. А я тоже хороша, нет чтобы сейчас остановить, так нет же, вякаю что-то нечленораздельное. Еще вопрос в том, кто кого и приворожил. Сама запускаю ладони в его волосы и прижимаю к себе. Пытается расстегнуть одной рукой мой халат, но тут в дверь как назло кто-то настойчиво стучит. Марк отстраняется от меня, что-то бубнит под нос и все же поднимается с дивана.
— Потрахаться, блин, нормально не дают…
***
Только чокнутые вроде нас едут за новогодней елкой и прочими атрибутами тридцатого декабря в семь часов вечера. Но на удивление мы справились. Хотя, как сказать, все делала я. Марк скептически смотрел на всю мою возню, единственное чем он был увлечен это выбором игрушечного оленя. Все остальное выбирала я, правда платил, конечно, он.
Тридцать первого декабря, встала ранним утром и начала собирать елку. Получилось у меня это с легкостью. Уже к десяти все было в лучшем виде.
— Доброе утро. Ешки-матрешки, когда ты успела это сделать?
— Пока ты спал. Нравится?
— Нравится, — с улыбкой произносит Марк. — Только как бы сказать, зря стараешься, лапа моя. Нам это все не очень понадобится.
— В смысле?
— Трусы свисли.
— Кстати, о трусах, сколько можно ходить почти голым? Если не будешь одеваться, я буду носить твой «любимый комбинезон».
— Да, пожалуйста. Марин, без шуток, не готовь много еды, нам это не понадобится.
— Хорошо. А теперь иди сюда и начинай украшать со мной елку. Давай, давай, шевелись.
К вечеру все было уже готово, не знаю понравилось ли Марку украшать елку, но подарки под той самой елкой ему явно приглянулись. Этот гаденыш так и не соизволил нормально одеться, ладно, хоть штаны натянул, но этого мало, значит получит комбинезон в ответ.
— Оливьешка и под шубой, да ты прям бьешь новыми идеями, дочь моя.
— Папенька, это классика, и в вашем возрасте это пора знать.
— Буду знать. И комбинезончик мой любимый надела, ты ж моя прелесть.
— Если наденешь свитер или футболку, я переоденусь.
— Нет, воздушные ванны полезны.
— Как скажешь, — подтягиваюсь на носочки и натягиваю на голову Марка новогоднюю шапочку. Надеваю на себя такую же и вручаю Марку топор.
— На хрена мне топор?
— После боя курантов подойдешь к порогу, стукнешь по нему и скажешь: «Жизнь, здоровье, хлеб».
— Ты сейчас серьёзно?
— Вполне. Это должен делать мужчина в доме. Оля сказала, что твой отец делает это ежегодно, — секунда, две, три и по квартире разносится неудержимый смех Марка.
— Так, фух. Заканчивай с ней общаться. Эта шиза тебя еще не научила обливать водой уезжающего?
— Говорила как-то, но мне показалось это слишком. И не называй ее так.
— Ну слава Богу. А вообще спасибо, у меня появился еще один повод потроллить Михаила Сергеевича.
— Ну, Марк. Сделай. Рука отсохнет что ли?
— Все, сделаю. Не пищи только.
— Вот и отличненько, — полуголый девяносто пятикилограммовый мужик с топором в руках и в новогодней шапочке. Что может быть лучше.
Когда пробили куранты, и Марк поковылял к двери, я поняла для чего это делает Оля. Скорее всего, чтобы продлить жизнь от смеха. Лично у нас было так, насмеялись на год вперед.
— И это все, дочь моя? Десять коробочек с шоколадом? Маловато будет, — рассматривая шоколад вещает Марк.
— Это не все, вот еще коробочка, — открывает ее и достает оттуда белье.
— Красные трусы со сперматозоидами и тельняшка?!
— А мне нравится. Но это еще не все мои подарки. Закрой глаза, присядь на диван и расслабься.
— Это то, о чем я думаю?! А я думал только после двадцати лет брака.
— Заткнись и сядь на место.
— Ой-ой-ой. Смотри только не откуси мне ничего. На новогодние праздники член лучше не пришивать. Хотя его лучше вообще не кромсать и не пришивать.
— Марк!
— Все, все. Сажусь, закрываю глаза и смакую, — посмакуешь ты у меня сейчас. Так посмакуешь, что на всю жизнь запомнишь. Приподнимаю чуть вверх штанины его джинсов и надеваю поочередно на Озеровские ступни тапочки в виде грязно-серых крыс. Если честно саму пробирает от страха, увидела бы-сказала живые уличные крысы. Кошмар. Зато по утру сразу проснешься.
— Тебе уже приятно?
— Пока нет, и хрящ даже не зашевелился, — боюсь, что после этого он вообще отвалится.
— Открывай глазки, солнышко. Мой подарок на твоих великолепных ступнях.
— Да я весь великолепный, — распахивает глаза и тут же вскакивает со стула. — Твою мать! Это что за хрень? — скидывает с себя тапочки и отходит в сторону.
— Ты мне подарил живую крысу, а я тебе двух дохлых. В смысле ненастоящих.
— Сравнила, блин. Маркиза белая и милая, а это помоечные крысы. Ты… ты..
— Попой нюхаешь цветы, — беру Марка за руку и валю на диван. Усаживаюсь к нему на колени и обвиваю руками его шею. — Представь какие открываются возможности с такими тапочками. Они теплые, значит не дадут твоим великолепным ступням замерзнуть. И второе самое главное-они страшные. Только взглянем на них утром и перехотим спать.
