Тосю?
– Подменка, что от Марьяшки сбегла. – дворовый умастился рядышком, продрал лапами бороду, расправил усы. – Табачку бы, – протянул, с намёком поглядывая на Тимофея.
Тоська тем временем застонала, приподнялась, потирая шею:
– Где я?..
– В самой лесной дебре! – охотно пояснил кот.
Увидев Тимофея, обнимавшего Анну, смолчала Тоська, только задышала шумно и часто.
– Ну, здравствуй, сестра! Не думал, что вот так свидимся.
– И тебе не хворать, – просипела та в ответ. – Ещё чуть и убила б меня Анька.
– Нет! Я точно знала, что должна сделать! Сразу разглядела другую.
– Сильна! – улыбнулся Тимофей. – Только не ты силой, а она тобой управляет.
– Ты в ноженьки склониси, что вытрясла из тебя тварину! – встрял в разговор дворовый.
Тоська будто не слышала, смотрела в одну точку:
– Она меня вела. Направляла. Всё, что скрывала – всё учуяла подменка, на том и сыграла. Не могла я воспротивиться. И не хотела…
– Зачем тогда понадобилась защита? Полынь, соль?
– Не знаю. Может, чтобы не тронули меня лесные.
– Как ты позволила такое? Как могла настолько опуститься? – холодно спросил Тимофей.
– Так и позволила… И опять скажу… Хочу, чтоб знали вы – никогда не приму Аньку. Противится душа!
Охнул в страхе дворовый. Притихла лесная нечисть, замерла в предвкушении ответа.
Взглянула Анна в погасшие Тоськины глаза, отметила морщинки да скорбную складку у рта и смолчала. С ясностью ощутила вдруг, насколько тускла и безрадостна у той жизнь.
– Что смотришь? Действуй давай! Заморозь, разорви… Покажи, что ещё умеешь.
Анна с тревогой прислушалась к себе, но ничего не всколыхнулось, никак не среагировала сила на Тоськину браваду.
– Перестань. – поморщился Тимофей.
– С чего бы? Лучше так, чем на твоё место.
Мигнула и пропала луна. Сделалась непроглядной темнота.
– Держитя Тоську, утекёт! – всполошился дворовый.
– Куда ей бежать… – пробормотал Тимофей. И почувствовав, как вздрогнула Анна, шепнул. – Сейчас костры зажгут…
И точно – далеко-далеко за деревьями вспыхнуло, заиграло пламя. Вздох прокатился по лесу, замелькали на фоне огня чёрные тени, затянули ликующую песнь.
Дворовый пошептался со странным рогатым зайцем, сунул тому кисет, в ответ же принял банку, доверху наполненную порхающими искорками. Протянул после Анне, смутился:
– Фонарик. Для тебя расстаралси.
Анна осторожно приняла подарок, залюбовалась мерцающим мягким светом.
Внезапно оборвалась далёкая песня, застыли пляшущие фигуры. Дрогнули и заметались за стеклом светляки.
Взвыла разочарованно Тоська.
Скорчилась она на земле, а над нею белело лицо.
Поначалу лишь оно привиделось Анне. Тёмную накидку скрывала ночь.
То была женщина с картины отца. Женщина из её недавнего сна.
– Морена-матушка! – встрепенулся дворовый, подбежал, подхватил подол, приложился к нему с почтением. А потом ощетинился и прикрикнул на Тоську. – Ишь, удумала! Крест умыкнуть!
– Подай оберег, – велела коту Морена.
Нахмурившись, попеняла Анне:
– Негоже дарами разбрасываться! Почуяла силу так и не нужен стал?
Охнула Анна, схватилась за шею – позабыла совсем про крест крестов!
Оказалась совсем рядом Морена, протянула Анне украшение.
– Береги его! – так повелела да предложила вдруг. – Останешься с Тимофеем? Вижу, нравится тебе у нас.
Анна выдохнула было:
– Останусь…
Но осеклась, дрогнула. Страшно стало отчего-то, вспомнился давешний разговор с долей. Права оказалась бабка —сейчас решалась её судьба.
Согласится – и прошлая жизнь, привычный с детства мир навсегда останутся позади, за чертой.
– А как же… родители? – спросила беспомощно.
Ничего не сказала Морена. Молча смотрела, ждала.
Тоська же оживилась, уговаривать принялась:
– Оставайся, Ань! Заживёте с Тимкой в радости, ещё и детишек народите.
Такое фальшивое участие звучало в её голосе, что Анне сделалось противно.
Тимофей с тревогой следил за ней и когда замешкалась, быстро сказал:
– Не нужна эта жертва. Не приму. Сам сюда пришёл, сам дальше жить стану.
И тогда Анна решилась, взглянула Морене в глаза:
– Отпусти Тимофея со мной в мир! Верни справедливость!
– Разве не слышала, что не хочет он к людям. Не ждёт его никто на той стороне.
– Я жду!
– Вместе вы уже. Встретились, рядышком стоите. Тут и живите теперь.
– Но… У меня там родные остались… Как они без меня?
– Родные, говоришь?.. Что же… Праздник нынче, добрая я. Так и быть, отпущу вас обоих. Но с условием только! Докажи наперёд, что тосковать по тебе родные станут. Покажи, кому нужна.
– Мне нужна! Люблю я Анну! – шагнул вперёд Тимофей.
– Ты здесь, я же про ту сторону речь веду.
Анна, услышав его слова, потерялась от счастья. Кинулась к Тимофею на шею, зашептала ответное признанье.
Рядом шумно высморкался дворовый:
– Я и сам чуть в неё не влюбилси. Хороша девка!
Увидев недовольство во взгляде Морены, встряхнулся да щипнул Анну за ногу. Прошипел сердито:
– Матушка ответа ждёт, уважь её желанию!
– Простите, – раскраснелась Анна. – Я… родителям нужна!
– Докажи.
– Но… как? Мы семья, они меня любят…
– Докажи. – повторила Морена. – Позови их.
– Как позвать?
– Обычно. Услышат ли только?
– Как же они услышат, если далеко?
– Позови! – возвысила голос Морена.
И дворовый снова щипнул Анну, чтобы смолчала.
Анна зажмурилась. Представила, как мать курит да болтает с подругой. Увидела отца, пристально приглядывающегося к очередному мазку на холсте…
Позвала про себя:
– Мама! Отец!
Сначала робко, потом всё сильнее.
Мать как будто услышала, замерла на полуслове, обернулась растерянно…
– Мама! – настойчивее повторила Анна. – Мамочка!
Но та уже снова смеялась, что-то весело рассказывала собеседнице.
Отец её и вовсе не услышал, увлечённо рисуя новые образы на полотне.
– Нужна, говоришь? – выразительно сдвинула брови Марена. – Сомневаюсь! Так что жить вам здесь!
– Нет! – решительно заговорил Тимофей. – Не место Анне здесь. Я останусь. А её отпусти.
– Ох, люди… Определитесь уже. Отпущу, так и быть. Если слово дашь никогда больше с ней не видеться!
Тимофей взглянул на Анну с тоской, но смолчал, не смог решиться сразу на подобное обещание.
Замерла и Анна, не зная, что предпринять да вдруг услышала издали:
– Аннушка! Внученька! Мне ты нужна, мне! Как же жить без тебя буду?!
– Осторожней, Оня! Ещё врежемся куда! – кричала Матрёша.
– Подождите, не поспеваю за вами, – задыхаясь, просила Грапа.
Когда девчата выкатились из-за деревьев, кинулась Анна к бабе Оне.
– Сердцем почуяла, что неладно с тобой. – плакала бабка. – Прости меня, непутёвую. По нечисти убивалась, чуть тебя, родную, не потеряла.
Анна прижалась к ней, следом навалились Матрёша с Грапой. Виновато шмыгали носами, перебивая друг дружку каялись перед Анной.
Глядя на них, всплакнул и дворовый. Провыл, отжимая бородёнку:
– От, страсти какия! Всё ж доведёте меня до нервенного срыву!
Тоська нахохлившись, смотрела мрачно. Выжидала.
Хлопнула Морена в ладоши, скинула тёмную накидку, и стихли все разом. Во всей красе стояла теперь лесная хозяйка, блистала каменьями искристыми, сияла цветами расписными. Взирала бесстрастно, говорила громко:
– Дарю Тимофею свободу. Отпускаю и тебя, Анна. Здесь же останется та, кому предназначено было. Таково моё последнее слово. – и, взмахнув подолом, птицей яркой вспорхнула прочь.
Сжалась Тоська, окаменела будто. Молча смотрела перед собой, да только не видела ничего от шока.
– Прости, сестра, – с трудом прошептал Тимофей. – Мне жаль!
– Ох, Тоська-а-а, – в разнобой протянули девчата. – Как смогла ты… Как решилась ты на такое!
– Поделом злыдне!.. – припечатал дворовый.
Вздохнул Тимофей, свистнул тихонько и, когда слетел на Тоськино плечо ворон, сказал:
– Живёт здесь один, с нашей стороны. Не знаю, за что сослан. Поддержал меня, научил многому. Нужно будет – проси помощи, он не откажет.
Не
