пока наконец-то не добираются до моих ждущих его и полуоткрытых губ, чтобы кончиком языком слизать с них всю соль и пепел.
– Я так хочу тебя, Алекс, – судорожно произносит он моё имя, и я чувствую, как от его слов немеют мои руки, и низ живота наполняется тёплым воздухом, и я нежно покусываю его губы своими пересохшими и потрескавшимися губами.
Вот рука Майкла расстёгивает молнию на моих джинсах, и скользит вниз, ныряя в мои трусики и ниже, чтобы длинным тонким пальцем дотянуться до моей влажной и горячей плоти, которая ждёт его осторожных прикосновений. Мы опрокидываемся тут же на влажную осеннюю землю, поросшую мхом у каменной ограды, и Майкл стягивает с меня джинсы до колен, сползая вниз и устраиваясь у меня между ног.
– Как ты назвала меня, кстати, сегодня? – вдруг спрашивает он меня, пока я смотрю в серое свинцовое небо, и я улыбаюсь в ответ.
– Ты про что? – дразню я его, делая вид, что совсем не понимаю о чём речь.
– Как. Ты. Назвала. Меня. Сегодня, – медленно и по словам ещё раз спрашивает он меня, пока его рука тихонько ласкает мой затвердевший от желания и ветра сосок.
– Майкл? – снова прикидываюсь я, и жду, когда же его гладкий и горячий язык скользнёт вниз, где я уже жду его, разгорячённая и влажная от желания.
– Нет. Ещё, – продолжает допрашивать меня Майкл, подтягиваясь на руках, и тихонько целуя мой голый животик вокруг пупка.
– Я не знаю, о чём ты, – хрипло шепчу я, продолжая эту игру в растягивание наслаждения от ожидания до бесконечности.
– Я не смогу ничего сделать, пока ты не вспомнишь, – наваливается он на меня всем своим сильным тяжёлым телом, и я чувствую, как его горячий огромный член шёлковой мягкой головкой упирается во внутреннюю поверхность моего бедра, пытаясь пробить свой путь наверх.
У меня вырывается невольный стон желания, Майкл тяжело дышит, и шепчет мне на ухо, пока его ласковый зверёк гладит меня между ног:
– Я хочу быть только с тобой, Алекс. Тебе ведь ничего не нужно, кроме меня самого, правда? Ты никогда не обманешь меня. Я это чувствую, – и тут у меня перед глазами проносятся толпы мужиков, для которых я танцую совершенно обнажённая в клетке, предстоящая сделка, и я понимаю, что если она сорвётся, я буду должна Артуру не только деньги…
Вся моя жизнь за последний год – это жизнь обычной лживой шлюхи, которая старается вытянуть из мужиков как можно больше бабок. Всеми возможными способами. И вряд ли Майкл это поймёт… Я чувствую, как его твёрдая плоть уже готова войти в меня, где я истекаю горячей рекой вожделения, но я плотно сжимаю ноги, и, отталкивая от себя желанного как никогда Майкла, произношу глухим и совсем чужим голосом:
– Нет, я не могу, прости. Я же ведьма, помнишь?!
И пока он лежит на спине, утопая в высокой траве, с удивлением и непониманием глядя на меня, я быстро застёгиваю свои джинсы, и, кое-что вспомнив, достаю из своей сумочки конверт.
– С Днём рождения, Майкл. Это твой подарок. Прощай! – и быстро убегаю от него прочь, чтобы не передумать. И слёзы катятся у меня по лицу, смешиваясь с ветром и дымом от догорающего прошлого…
Перед сделкой я еду в клинику, чтобы ещё раз увидеть Даню и поговорить с доктором. Я захожу в палату к брату и прошу оставить нас одних: он всё так же безучастно смотрит перед собой такими же разными, как и у меня, глазами. Я встаю на колени у его кровати, беру его шершавую ладонь в свои все в царапинах и ссадинах руки и шепчу ему тихо-тихо, чтобы только он мог меня услышать:
– Прости, что я так редко навещала тебя в последнее время. Я очень много работала, чтобы достать денег тебе на операцию. Осталось совсем немного, и ты будешь здоров, я обещаю. Твоя сестрёнка вытащит тебя отсюда.
Я смотрю в огромное окно, в которое видно длинную полоску дюн, приближаю свои губы совсем близко к Даниному уху и продолжаю:
– А ещё я влюбилась. В человека, чьего отца ты убил. Это ведь был ты? – и я с силой сжимаю безжизненную ладонь своего близнеца. – Я догадалась. Дедушкин старый кольт, скомканные купюры у тебя в кармане в ту ночь, после которой всё это с тобой случилось, – я плачу, и продолжаю, захлёбываясь, еле слышно бормотать:
– Зачем ты это сделал, Даня?! И что он сделал с тобой?! Но теперь всё позади, и всё наладится. Потерпи. Ты поправишься, и мы навсегда уедем с тобой отсюда, чтобы нас никто не нашёл.
Я плачу, уткнувшись в волосы брата, которые пахнут так же, как и мои. Я отрываю своё лицо от его щеки, и гляжу на него, и вижу, как крошечная слеза сверкающим бриллиантом застряла в уголке его глаза…
Я сижу в кресле напротив Ланского, и теперь уже не смотрю на него как на волшебника, раздающего деткам конфетки из радуги. Он просто такой же, как и все остальные. Не хуже и не лучше.
– Дмитрий, деньги будут у вас через три дня. Пожалуйста, пришлите мне реквизиты вашего счёта, и я вам всё переведу.
– Хорошо, Алекс, вам точно не нужна помощь? – спрашивает меня заботливо доктор, как будто действительно хочет помочь мне. Точнее, надеется, что я буду у него отсасывать за скидку, – со злостью думаю я, но лишь уверенно улыбаюсь ему в ответ и отвечаю:
– Не беспокойтесь, доктор, всё хорошо, – я поднимаюсь с кресла и медленно подхожу к нему, наклоняюсь так, что в низком вырезе он видит мою мягкую округлую грудь, и, положив свою ладонь сверху на его застывшую на столешнице кисть, полушепчу:
– Главное теперь, чтобы всё прошло успешно. Я очень на это надеюсь.
Я делаю многозначительную паузу и смотрю ему прямо в глаза, не отводя своих, и если я на самом деле ведьма, как считают все вокруг, то пусть он почувствует это, чёрт побери! Ланской какое-то время глядит на меня, как кролик на удава, а потом нервно сглатывает, выдёргивая свою сухую
