— Напиши книгу «Записки уролога», — мрачно посоветовал Лазарев. — Пойдешь дорогой Булгакова.
— У меня есть своя дорога! — неожиданно оскорбился друг-приятель.
Он имел в виду своих незабвенных импотентов.
После демобилизации Ситников устроил свою жизнь весьма удачно. Правда, не сразу.
В порт он не пошел — родители отговорили. Сказали, что это глупости, ездить далеко, а вода — она и есть вода. Сначала Дмитрий мыкался электриком в ЖЭКе. Конечно, с жильцов, в основном безропотных и приученных к определенным налогам и сборам, как к некоему министерству, можно было сдирать довольно приличные суммы. Однако неожиданно выяснилось, что совесть — понятие невыдуманное и живет она по соседству с сердцем, которое тоже порой начинает тревожиться и бормотать нечто невразумительно-навязчивое, что-то такое насчет других людей… И Дмитрий стал робеть перед этим назойливым шепотом.
Но потом стали несмело появляться, проклевываться, как весной из-под земли одуванчики, новые русские. Они бодро поднимали буйны головы и во всеуслышание заявляли о своих правах. И Ситников устроился охранником к одному такому свеженькому, едва начинающемуся господину. Дебютирующий бизнесмен был до того горд собой, своими делами и возможностями, что поначалу распространял эту свою радость и ликование на ближнее окружение. Особенно дебютант привязался почему-то к Дмитрию.
— Димон, — ласково ворковал он, — я еще горы переверну… Таких делов наворочаю — народ содрогнется от восторга! А ты уж меня сбереги для потомков.
Потомки пока лишь планировались, так как бизнесмен женат не был.
Толстолицый и поджарый, напоминающий Ситникову фонарь на столбе, бизнесмен любил пофилософствовать. Например, о своих возможных детях.
— Я одно время задавался вопросом: может ли у меня быть ребенок? Конечно, несерьезно, но вдруг? А потом, когда узнал, сколько ему лет, кого я подозревал, то понял, что нет, этот явно не мой. Его в таком случае надо было вынашивать три года. Ну и другие тоже потихоньку отпали.
Дмитрий отозвался спокойно и деловито:
— Ну, понятно! Накуролесить мы все умеем…
Хозяин довольно заржал. Он не подозревал, насколько его презирал и ненавидел личный охранник. Но понемногу у него стала прорезаться, с болью, как постоянный зуб, неприязнь к этому молодому человеку, утомлявшему бизнесмена своей безукоризненной вежливостью, сквозь которую явно сквозило ловко припрятанное издевательство.
— Почему все твердят, что я жадный?! — порой по-детски простодушно жаловался на жизнь и на людей хозяин. — Я просто экономный! Разве это так плохо?!
В нем было что-то заискивающее, обиженное и злобное.
Глядя на него, мордатенького и румяного, Дмитрий нередко вспоминал старый советский фильм «Марья-искусница», где подлый водяной без всякой чести и совести порой ныл и выклянчивал:
— Помоги мне, кривда-матушка!
И в эти минуты делал такой жест — приподняв обе руки, выставлял из кулака вверх мизинец и указательный палец и ими пару раз двигал. После чего кривда-матушка творила свое черное, грязное дело: отводила людям глаза и всех морочила.
Вот она — суть распальцовки!.. Уже тогда, в те далекие времена…
Но настоящее восхождение Ситникова началось после того, как хозяин познакомился с Верой, женой своего верного охранника, на которого, в принципе, полагаться было слишком опасно. Подставит и продаст в любой удобный момент!
Бизнесмен страдал привычной болезнью всех богатеньких — тяжелым неврозом. Общее место. Не спал ночей, считал-просчитывал свои капиталы, трясся за них, дрожал, содрогался и сутками напролет прокручивал в слабой своей, больной, но плутоватой и хитроватой головенке варианты возможного нового обогащения… Он вел существование наркомана, подсаженного на иглу крупных денег, которого с этой иглы не стянуть уже никакими силами и средствами.
Наконец все вокруг стали замечать дрожащие руки бизнесмена и его измученные глазки.
— Что-то вы исхудали, — сострадательно-ехидно заметил Дмитрий. — Питаетесь-то нормально? А то все казино да кабаки… И не высыпаетесь, поди…
Новые русские пьют, старые русские сдаются… Им не по силам новые игрища и развлечения.
— И не говори, Димон, — жалобно раскололся доверчивый и затравленный капиталами предприниматель. — На врачей, на этих паразитов, уйму денег угрохал! И хоть бы что! Лечить совершенно не умеют. А берутся! Только все после меня руки моют, как после кошки какой-нибудь. А одна сволочь в белом халатике недавно мне говорит: «Вы заразны, ко мне не приближайтесь!» Так прямо и зашарашила! Ну, как такое может врач сказать?! Ну да, я пришел к ней с насморком! Так ты на то и врач, лечи! Диплом-то зачем получала?! Я обозлился и говорю: «Тогда противогаз надевайте — и проблем не будет!» Так она еще обиделась, блядь!
— А вы чего все лечите-то? — флегматично спросил Дмитрий. — Без конца по медикам гоняете… Долбетками долбаетесь… Пол-аптеки уже скупили. А по-моему, если нет температуры — считай, все нормально.
Хозяин приблизил к нему свое и впрямь утончившееся почти до аристократизма, когда-то довольно щекастенькое лицо:
— Ох, Димон! У меня кошмары! С головой не в порядке. Боязнь замкнутого пространства называется. Лифта боюсь. Особенно темного. Метро боюсь…
— А зачем вам метро? — лениво спросил Ситников. — Машина имеется… И темный лифт… Откуда он в вашей элитке? У вас что, в подъезде сплошные хулиганы?
— Да это я вообще… Но вместе с понятием «новые русские» появилось и понятие «дети новых русских». А это страшное дело, Димон… У одного моего приятеля два очень крутых охранника — спортом занимаются, амбалы те еще. Когда папа на работе — они у него и дома дежурят — в коттедже или где уж там. И с ними остается его сынок. А сын тот еще — мажор типичный, привыкший к принципу «я хочу». Так он из-за каких-то своих капризов повадился их лупить. И смех и грех! Ну не будешь же с ребенком драться — это раз. И даже если ударишь его ответно — папа на дыбы встанет — это два. В общем, бедные ребята не знают, что им делать, — пружатся, смущаются, пытаются словами урезонивать — а мальчишка лет двенадцати их бьет! И как быть — непонятно… А у соседей моих парень так воспитан, что его в школе кто обидит — он хватает стул или столик и швыряет в голову обидчику. Или хватает его сумку и выбрасывает в открытое окно. Плодов уже с ним родители немало пожали со стороны всех школьных администраций…
— Все в мире повторяется, — меланхолично заметил Ситников. — Мне тут вспоминается из «Андрея Рублева»… Мужик из княжеских прислужников поднял на руки княжеского сынка, а тот ему ничтоже сумняшеся дает пощечины и вполне серьезно кричит: «А ну поставь меня, а то я тебя на конюшню отправлю!» Я к вам завтра жену приведу, она вас мигом вылечит. В два счета.
