Позже обида и возмущение, как всегда, сменились у Кэтрин облегчением и любовью. Ибо Чарлз, поднявшись, протянул ей руку, сказав, что ему пора. По измученному выражению его лица Кэтрин понимала, что он знает обо всех ее мыслях и сочувствует ей всем сердцем, но ничего с этим не может поделать.
А потом она подверглась унизительной процедуре обольщения со стороны Вилли, который склонил ее к занятиям любовью, ибо этот жуткий день не оставил в нем ничего, кроме обуревающей его похоти и страстного желания доказать себе и ей, что она, вне всякого сомнения, по-прежнему его жена и принадлежит только ему.
Потом, когда Вилли провалился в тяжелый пьяный сон, она осторожно покинула постель и отправилась в ванную, чувствуя себя так скверно, что едва могла поднять голову.
Но это уже свершилось, и теперь ничто на свете не испортит ей наслаждения от предвкушения появления на свет ребенка, его ребенка.
Только одна мысль не давала ей покоя: если Чарлз узнает о ребенке, поведет ли он себя как-нибудь иначе?
Сейчас она была рада, что он не участвовал в ее мысленной дискуссии.
Китти О'Ши! Эти слова эхом отдавались в ее голове, разламывающейся от боли. Она посмотрела в зеркало и увидела в нем свое осунувшееся, изможденное лицо. Китти О'Ши, неверная жена!
Они вышли из двухколесного кэба на углу возле пивоварни Мортлока, приказали кэбмену подождать и двинулись по узкой дорожке, бегущей вдоль реки. Кэтрин предпочла прогулку утомительному и неприятному сидению в отеле, когда все время нервничаешь, ощущая на себе посторонние взгляды, бросаемые украдкой через плечо. Но вскоре пошел дождь, и в конце концов они решили, что пребывание на природе – не самая удачная мысль. Чарлз держал над их головами зонт, так что они почти не вымокли, если не считать длинных юбок Кэтрин, волочившихся по мокрой траве. К тому же над рекой поднимался туман и сильно похолодало.
Чарлз предложил вернуться в кэб, но она отказалась. Сначала им надо поговорить. И дождь ей вовсе не помеха. Ей даже было приятно вдыхать свежий воздух. А в закрытом кэбе она почти задыхалась.
– Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? Что-то ты сильно бледна.
– А чего ты ожидал? Это было ужасно!
– Но ведь ты не считаешь, что Вилли осуществит свою идиотскую угрозу?
– Когда рядом с ним все время вертится этот старый пройдоха и пьяница О'Горман Махоун и науськивает его на это? Наверняка он решится на этот нелепый поступок.
– Ну, хорошо, предположим, он это сделает. По-моему, он недооценивает меня. Я вполне могу и победить на этой дуэли. Я неплохой фехтовальщик и превосходный стрелок.
Она резко повернулась к нему.
– Чарлз, прекрати подобные шутки! Об этом даже подумать и то ужасно!
Его лицо мгновенно стало рассудительным, голос спокойным.
– О чем, дорогая? Этот небольшой эпизод скверной оперетки закончился. Что тебя по-прежнему беспокоит? Я не намерен отказываться от встреч с тобой, если именно этого ты боишься. И ничто в мире не заставит меня сделать это! Как-нибудь мы уладим это дело.
– Чарлз, я ожидаю ребенка.
Он остановился как вкопанный и пристально посмотрел ей в лицо. Спокойное выражение его глаз испугало ее. И она поспешила заверить его в том, что все будет в порядке.
– Никакого скандала не случится. Вилли решит, что это – его ребенок.
Вот она и выпалила все прямо, без обиняков. А ведь ей хотелось сообщить об этом помягче, сперва подготовив его. Но в эти минуты это было невозможно, и теперь не важно, как это она выразила, но факт оставался фактом.
– Значит, ты сделала так, как сочла необходимым, – произнес он после длительного молчания беспощадные слова. И произнес без всякого выражения. Только холодный блеск в глазах выдавал его истинные чувства.
– Наверное, теперь мы можем признать, что человек, проигравший дуэль, – это я, – дрожащим голосом проговорила она.
Он резко отстранился от нее и направился вниз по дорожке, словно его влекла туда какая-то невидимая сила. Высоко над головой он держал зонт, со стороны напоминая респектабельного джентльмена, вышедшего прогуляться в дождь. Его высокая фигура постепенно растворялась в плотной пелене дождя. Спустя несколько секунд он повернул за поворот и исчез из виду.
Она стояла одна в полном недоумении и ужасе, не зная, что предпринять. Вернуться домой? Неужели эта новость настолько потрясла его, что он решил бросить ее навсегда? Он забыл, что у нее нет зонта, и теперь шляпка неопрятно обвисла вокруг ее лица, а по спине стекали леденящие струи воды. Она грустно рассмеялась над своим диким положением, но вскоре смех превратился в еле сдерживаемые рыдания. И вдруг ее захлестнула волна невиданной доселе ярости. Да как он смел уйти, оставив ее одну? Разве вина за то затруднительное положение, в каком они очутились, не одинаково лежит на них обоих? А может быть, ему хочется, чтобы она… или Вилли… во всеуслышание объявили о том, что она ждет ребенка от лидера ирландской партии? Что же ей теперь делать? С трудом взбираться в кэб и отправляться обратно в полном одиночестве под изучающим взглядом кэбмена, который с интересом будет разглядывать ее до нитки промокшее платье и, конечно, думать о том, куда же запропастился ее приятель? Ну уж нет!
И, подобрав повыше юбки, Кэтрин изо всех сил устремилась по дорожке туда, куда направился Чарлз. Она должна догнать его и высказать все, что думает о нем. Ему еще предстоит увидеть свою дорогую Кэт в гневе! Теперь он поймет, что с ней тоже шутки плохи!
Однако, едва завернув за поворот, она чуть не столкнулась с ним. И невольно отпрянула назад.
Чарлз швырнул зонт на землю и заключил ее в объятия.
– Кэт, дорогая, ты плачешь!
– Да нет же, это просто дождь…
– Ну, тогда это я плачу!
Она увидела мокрые следы на его щеках. Его лицо было осунувшимся и изможденным, полным бессильного гнева и одновременно совершенно ошеломленным. А ее гнев исчез с такой же быстротой, как и появился.
– Чарлз, все будет хорошо. Правда.
– Я не могу вынести даже мысли о том, что он дотрагивается до тебя. Я однажды уже говорил тебе это.
– Не думай об этом. Думай о ребенке!
– А ты хочешь его, Кэт?
– Очень!
Она увидела, как глаза его горят сквозь навернувшиеся на них слезы.
– Ты восхитительна… и я люблю, люблю тебя!
Он целовал ее холодными губами, но она чувствовала их тепло, его мокрая щека прижималась к ее щеке. Неожиданный порыв ветра подхватил зонт и унес его к реке; он упал в воду и медленно поплыл прочь, мерно покачиваясь на волнах. Они оба промокли до нитки. Но было уже слишком поздно думать об этом.
Спустя месяц, сидя у тетушки Бен, она упала в обморок, а придя в себя, увидела над собой лицо старой Дамы, испытующе разглядывающей ее.
