она накрутила Нарине, и жена тоже со мной теперь не разговаривает! За компанию! Из женской солидарности! И получается, как в анекдоте: посол бывает трех видов — «посол чрезвычайный», «посол уполномоченный" и "посол на…"! Так вот я последним быть отказываюсь! Ты с моей Нарине разбирался?! Хоть раз?! Нет?! Вот сам иди и решай проблему со своей женой! И делайте, что хотите — женитесь, разводитесь, мне уже пофигу!
Через три дня бессонных ночей, Волков, набравшись решимости, позвонил Ане.
― Почему ты не подписываешь документы о разводе? — сходу рявкнул он, когда жена взяла трубку.
― Где ты? — спокойно спросила Анна, словно не слышала, что он сказал. Не было в ее голосе ни капли холодности, отчужденности или ожидаемой злости. Только искренняя обеспокоенность, которая гвоздем по стеклу царапала его истерзанную душу.
― В Швейцарии, — отрезал Стас. — Аня, нам нужно развестись.
― Ты надолго уехал? — снова тот же родной ласковый голос, будто между ними ничего не произошло, будто он не бросил ее без объяснений одну на три месяца, будто бы… у них есть еще шанс…
― Не знаю. Аня, ты слышишь, что я сказал?!
― А какая у тебя погода за окном?
― Аня! — рыкнул он в трубку. — Пойми, я хочу тебя защитить. Когда я рядом с тобой, я собой не владею и…
― А у нас дожди. Не люблю дожди. Они такие грустные, печальные. Зябко очень. И без тебя мне очень-очень зябко…
― АНЯ! — заорал он от бессилия. — Я опасен для тебя! Девочка моя, пойми… черт, Анечка! Пожалуйста… сделай, как я прошу! Так всем будет лучше!
― Ты ни разу не сказал, что любишь меня, — всхлипнула она в трубку. — Теперь я знаю, что ты ни капельки меня не любишь. Но это ничего. Я буду любить за нас двоих. И я буду ждать тебя дома. Возвращайся поскорее, пожалуйста. Мне очень плохо без тебя, — пролепетала девочка-наваждение, которой мало было мучить его во снах, приходя каждую ночь, отчего Стас практически перестал спать. Она, видимо, решила добить его наяву, беззаботно танцуя на осколках его разбитых вдребезги силы воли и благоразумия. В тот же день Волков, послал к черту швейцарских светил медицины, настаивающих на продолжении лечения, и помчался к ней…
Когда Стас вернулся в дом, то услышал голос плачущего ребенка. Он вошел в столовую и увидел сидящего в детском кресле Мишу, который раскачивался взад-вперед, повторяя одно и то же:
― Красный и желтый! Красный и желтый! Красный и желтый!
― Я не понимаю, сына! Объясни нормально! — чуть ли не молила Армине, с ужасом глядя на ребенка и от бессилия размахивая руками.
― Красный и желтый! Красный и желтый! Красный и желтый! — не унимался малыш, продолжая свою жуткую истерику.
― В чем дело? — спросил Стас, входя в огромную светлую комнату.
― Вай, Сурен! Вернулся?! А почему не предупредил?! Я бы хашламу приготовила!
― Красный и желтый! Красный и желтый! Красный и желтый!
― Вай, Мишенька! Ну, объясни бабушке, чего ты хочешь?! Я не понимаю! — уже сама чуть не плача, просила мама-джан.
― Армине, в чем дело?!
― Аня уехала проверить, как там дела с ремонтом в ее школе, а он плачет все время! И я не понимаю, чего он хочет и как его успокоить! — лепетала испуганная Армине. — Мишенька, ну успокойся, пожалуйста, ну… Вай, как же быть?! Да что же мне делать?!
― Красный и желтый! Красный и желтый! Красный и желтый! — ребенок раскраснелся, жутко орал и громко всхлипывал.
― А когда он стал разговаривать? — недоуменно спросил Стас, прекрасно зная, что у сына серьезные проблемы с речью.
― Ему какие-то лекарства то ли поменяли, то ли отменили! Я не в курсе! О, Господи! Где же Анечка?! — Армине, как заведенная, то металась по комнате, то кружила вокруг ребенка, набирая номер Анны.
― Красный и желтый! Красный и желтый! Красный и желтый! — малышу стало не хватать воздуха от неконтролируемых слез, и он немного задыхался.
― Армине, успокой его! На руки его, что ли возьми!
― Я не могу! Если я до него дотронусь, крика будет в два раза больше! Он только Анечке разрешает к себе прикасаться!
― Красный и желтый! Красный и желтый! Красный и желтый!
― Апельсин?! — услышал он у себя за спиной. Умирая без нее в Швейцарии, Волков только теперь осознавал, насколько он соскучился. Вся его адская сущность затрепетала, когда Анна вошла в комнату. Ее нежный сладкий до боли будоражащий голос, переворачивающий все внутренности, ее распущенные шелковые длинные волосы, в которые он хотел зарыться носом и вдыхать, не переставая фиалковый запах, ее фарфоровая кожа, созданная только для его касаний, ее изумрудные, но отчего-то очень грустные глаза, в которых он отчетливо хотел видеть лишь свое отражение… Весь ее облик, неповторимый ангельский облик, сводил его с ума!
― Миша, ты хочешь апельсин?! — повторила девочка-наваждение.
― ДА-А-А-А-А-А! — с неимоверным облегчением выдохнул малыш, неуклюже вылез из защитного кресла и кинулся в объятия Анны.
Волков продолжал стоять не шелохнувшись. Неосознанно Мише удалось на секунду привлечь внимание Стаса и отвлечься от мыслей о жене. Он наблюдал очень странную картину! Учитывая его диагноз, Волков не ожидал от сына такой прыти.
― Вай, ребенок хотел кушать?! А я ему не дала! — заверещала Армине, — Почему красный и желтый?!
― Если смешать эти два цвета, то получится оранжевый. А оранжевый — это апельсин, да, Миша?! — ласково улыбнулась Аня, взяла его на руки и аккуратно вытерла слезы с лица ребенка. — Он еще не выучил названия фруктов!
― И как я должна была это понять?! Я вам что, художник?! — возмущалась Армине, подавая огромную тарелку с фруктами на стол.
― Армине, ты ни в чем не виновата. Все в порядке.
Продолжая плакать, но уже тише, малыш неожиданно стукнул Аню по плечу.
― Нет, Миша. Мы не деремся. Бить меня нельзя. Ты соскучился. И злишься, что тебя не поняли. Это нормально. Но драться
