Мы идем ставить кофе под Элвиса Пресли,
Кофе сбежал под Propellerheads, ах!
Он остановился и будто перестал дышать.
Его пальцы зависли над струнами и задрожали. Алекс медленно поднял на меня взгляд, и я боялась того, что в нем увижу, но его глаза были наполнены изумлением и восторгом. А еще слезами – как и мои.
Не знаю, почему я так отреагировала. Наверное, я просто не знала, какое впечатление может произвести пение дорогого для тебя человека, да еще и в такой атмосфере. Я как будто узнала его с другой стороны, услышала по-другому, и это тронуло меня до глубины души.
– Ты так красиво поешь… – Произнесла я.
И не узнала собственный голос – таким он был тихим, надломенным, пораженным.
– Я знаю эту песню… – Прошептал Алекс, качая головой.
Ему не хватало дыхания.
– Я знаю эту песню! – Вдруг радостно заорал он, оглядывая остальных.
– Конечно, знаешь. – Произнес Илья, почесывая макушку. – Еще бы, столько раз пел.
– Понятия не имею, как это возможно! – Тряся гитарой, сбивчиво прокричал Алекс. – Я ничего не помню о себе, ничего не помню о тебе, о Любе, но я знаю эту чертову песню!
– Это как ездить на велике или чистить зубы! – Воскликнула Катя. – Умение не пропьешь!
– Морозова! – Простонала я.
– Ой, пардон. Раз алкоголь у нас запретная тема. – Она потянулась к термосу. – Кому чаю от дедули?
– А кому каши? – Указал на котелок Миша.
– А давайте лучше допоем! – Натянув свои крутые ботинки, Сапожников подсел ближе к костру.
Алекс кивнул, положил руки на струны, закрыл глаза и…
– И мое сердце остановилось,
Мое сердце замерло,
Мое сердце остановилось,
Мое сердце замерло.
А потом он поднял взгляд на меня.
– Я наяву вижу то, что многим даже не снилось,
Не являлось под кайфом, не стучалось в стекло.
И мое сердце остановилось…
Он сглотнул. Ветер подхватил его волосы и запутал их, рванул рубаху и отпустил. Блики костра осветили его лицо, пробежались по обветренным губам. Мне показалось, что этот миг превратился в вечность прежде, чем Алекс продолжил:
– Отдышалось немного…
И снова пошло!
А дальше подпевали мы все, и испуганный лес отвечал шумом ветвей. И только птицы молчали, уважительно уступая городским созданиям право петь и жить настоящую жизнь, а не ту, которую они обычно проживали в своих душных городах.
А затем были «Звезда по имени Солнце», «Прогулки по воде» и «Батарейка» с ее неизменной «ой-ей-ия-ийой!» на весь берег, залитый вечерним туманом.
Алекс пел, а мы подвывали, обнимаясь и безумно хохоча. Иногда даже танцуя вокруг костра – кто босиком, а кто в ботинках, но почти без одежды. И я ощущала радость, наполняющую меня до краев.
Особенно, когда любовалась Алексом, вдруг ставшим таким понятным и земным. Мы улыбались друг другу, и я хватала ртом воздух, потому что тот был наполнен его горячим пением. Я захмелела от лесной свежести и собственной усталости, и мне хотелось, чтобы Алекс взял меня на руки, прижался ко мне своим телом и оказался так близко, чтобы ничего, кроме электричества, не оставалось между нами.
А Катя перебирала все новые и новые песни, и Алекс знал и мог играть почти каждую. Но самое поразительное было не в этом, а в том, как песни меняли людей. И нет, я сейчас не о словесно-музыкальном шлаке, который крутят по радио, а вот именно о таких произведениях, где на первом месте мысль и слово.
Офисные трудяги, писатель, известный футболист – что могло заставить каждого из них открывать души друг другу в атмосфере мегаполиса? Разве что алкоголь? Но ведь это совсем другое, и совершенно не тот уровень открытости, который имеется в виду. Сдержанные, зажатые рамками условностей, «индивидуальные» и особенные – даже слишком, все они прежде не были способны доверять и довериться.
Но тут тихий, низкий голос под гитару вдруг рассказал им о том, что у него на душе – и пусть это лишь слова песни, но они в тот же миг ощутили, что и в их душах есть место для таких же чувств. И их лица изменились. Морщины разгладились, напряжение спало. А как подобрели глаза!
Мы словно сбросили наши маски и ненадолго снова стали просто людьми. Мы жили этими песнями, заливисто смеялись, подпевали, задорно пританцовывали. И не замечали ни холода, ни комаров, ни ветра, подувшего с воды. Каждый из нас светился ярким внутренним светом, и это открытие поразило меня. Потому, что живя в мегаполисе, я даже не подозревала, что лишена чего-то и в чем-то таком нуждаюсь.
И Алекс – совершенно чужой и непривычный в этой компании – вдруг в один момент стал абсолютно своим и родным. И осознав это, мне вдруг захотелось расцеловать Илью за его бездумные траты и ту девчонку-консультанта из магазина товаров для отдыха, которая, опознав в нем богатого простачка, втюхала ему все то, что смогла втюхать, а в довесок всучила и эту гитару, ставшую для всех нас волшебным магнитом, объединяющим сердца.
Глава 42
– Я все вспомнил. – Прошептал Алекс, наклоняясь к моему уху, когда мы пошли вдоль берега пешком, оставив ребят у костра.
Между нами повисла тишина. Я остановилась, пристально посмотрела ему в глаза.
– Нет, не все, конечно. – Объявил Алекс через мгновение. – Мать вспомнил. Отца. И тех ребят со двора, что учили меня кататься на велике, курить и играть на гитаре. Когда отец умер, я остался один, и держался этих парней, чтобы дотянуть до совершеннолетия и не загреметь в приют. Никто так и не узнал, что я жил один, подворовывая на рынке и продавая остатки ритуальных венков из офиса папиного
