а потом будешь рыдать у меня на плече.
- Почему у вас?
- А больше не у кого. У тебя же тут никого нет кроме меня?
- Подруги есть, еще с института.
- Но у них же мужья, дети? Да? Кто захочет видеть рядом такую красивую свободную женщину как ты?
Он был прав. Когда я вернулась в столицу подруги, конечно, с удовольствием со мной пообщались. Но как-то сразу стало ясно, что времени у них особенно нет, и пусть не у всех мужья и дети, но мужчины имелись. И на самом деле я – одинокая с ребенком – почему-то не вписывалась в их круг.
Только одна из тех, с кем мы снимали квартиру – Соня – приняла меня очень хорошо. Но она была глубоко беременна, так что особенно часто с ней встречаться мы не могли. Да и вывалить на нее ворох моих проблем казалось совсем неправильным. Ей нужны были положительные эмоции, а не мои траблы.
- Мы уже можем уйти отсюда?
- А в чем дело?
- Ну, вы показали Егору, что я с вами. Можно уходить?
- Милая, если бы я пришел сюда только для того, чтобы показать твоему Егору, что я с тобой, - он произносит это язвительно, и мне становится стыдно, - я был бы очень крупным идиотом. Нет. Я приехал сюда делать дела. Так что, извини, придется побыть моей спутницей еще часок другой, как мы и договаривались.
- Ну хоть припудрить носик я могу?
- С твоим носиком все в порядке. Но если ты хочешь отойти от меня – так и скажи. Да, постарайся не оставаться наедине со своим футболистом. Тебе, невеста, я доверяю, а вот ему – ни на грош.
Дворжецкий снова улыбается. Он вообще очень обаятельный. И не могу сказать, что он пугает меня или вызывает отвращение. Нет. Но я на самом деле никогда не рассматривала его как мужчину! Несмотря на все его мужское обаяние.
Ну, вы не будете, скорее всего, неровно дышать к близкому родственнику? Вот и я считала его родственником. Не отцом, конечно. Скорее дядей. Как будто он не отец, но брат отца. Который заботится о нас с мамой потому, что мы родня.
Мой спутник кивает двум пожилым мужчинам, стоящим поодаль, направляется к ним, отпуская меня.
- Пудри носик, но недолго.
Да уж. Карета превратится в тыкву.
Я захожу в женский туалет. Надеясь, что никакой сцены в стиле – она подслушала разговор двух незнакомок и узнала многое о себе и своем парне – не будет.
Увы, я ошибаюсь!
Стоит мне зайти в кабинку и закрыть дверь, как в дамскую комнату вваливаются какие-то девицы – и откуда они берутся на таких мероприятиях? – и начинают обсуждать – нет, не Стенина. Дворжецкого!
- И где Дворжик откопал эту курицу?
- Я слышала, она у него работает.
- Работает? Кем? Она сто пудово из эскорта! - вот уж "спасибо", приложили!
- Короче, я все знаю. Она дочь его любовницы. Любовница умерла, он переключился на дочку. Семейный подряд. Учитесь!
- Откуда ты все знаешь?
- У меня знакомая работает в его «рестике», хостес, все про всех знает! Дворжик это куклу из провинции откуда-то вывез, она, естественно, на все готовая. Наверное «залетела», потому что он на ней женится!
- Блин, откуда они берутся, эти девки? Только нацелишься на богатого «папика», как его уже оприходовали! Тут одного пытаешься хоть на сумочку от «Гуччи» раскрутить, а эти сразу замуж!
Сумочка меня добила. Я выхожу из кабинки. Смотрю на них, давая понять, что мне нужно как-то пробраться к раковине.
Они резко затыкаются. И на том спасибо!
Честно, я никогда не знала, как вести себя в подобных ситуациях. Что сказать. Вернее, понимала, что лучше молчать. Но тут меня что-то понесло.
- Надо правильную планку задавать. Сумка «Гуччи» — это отстой. – вытираю руки, взяв полотенце, лежащее в специальной коробке, бросаю его в стоящую у раковины корзину для использованных. Прохожу к двери, открываю ее и заявляю громко - И, кстати, мы не по «залету», мы по любви!
Ох, зря я сказала эту фразу, ох зря! Да еще и громко!
Потому что в коридоре, напротив дамской комнаты стоит Стенин. И все слышит.
Зыркаю на него, посылая мысленный сигнал – не трогать меня.
Но он, естественно, сигнал «игнорит».
Идет за мной, в какой-то момент резко хватая за локоть и затаскивая в какую-то комнату, скрытую гардинами.
- Значит, по любви?
Я в ярости! Что он вообще себе позволяет? Следил за мной? Специально все подстроил? Если нас тут застукают это ударит по имиджу Дворжецкого. И… не знаю, чем это грозит мне, подставлять шефа и друга я точно не хочу!
- Да, Егор! По любви! Понял?
- А если не понял?
- Если не понял, иди к моему жениху, он тебе объяснит!
- Я уже пришел к тебе!
- Ты только это и можешь, да? Воевать с женщинами? Ну, давай! Схвати посильнее, ударь побольнее! Со мной можно быть смелым!
- Что ты несешь?
- Ничего! Правду! Мы с тобой всего несколько дней назад встретились, и все эти дни ты только и делаешь, что угрожаешь мне! Угрожаешь и унижаешь!
- Да? Я вообще-то сказал, что люблю тебя! – эту фразу он практически кричит, не задумываясь о том, что нас могут услышать. А вот я об этом помню!
- Любишь? А что мне дала твоя любовь, Егор? Что? Ты меня растоптал, уничтожил, жизнь мне сломал! Что мне дала твоя любовь?
- Сына!
Этими словами он буквально припечатывает меня к стене. Я стою оглушенная этим признанием.
Да. Если бы не Егор, у меня бы не было Матвея. Матвей – смысл моей жизни, мое самое дорогое существо. Единственное за что я могу и буду бороться.
Всхлипываю. Хочется ответить ему что-то язвительное, ядовитое.
Но я не могу. Запас яда остался там, в дамской комнате.
- Вита, я…
Он замолкает, опуская голову. Словно не зная что сказать.
И я молчу. Я тоже не знаю.
Вообще ничего не знаю!
Хочется, чтобы эта неопределенность уже закончилась, хочется…
- Я не спал с ней. Она делала ЭКО.
Стоим, как два тигра в клетке. Или как боксеры на ринге. Смотрим друг на друга. Прожигая.
Я рассказал об ЭКО Снежаны. Неожиданно
