тебе, жена. Я поверил тебе, когда ты извинилась передо мной за то, что сбежала. Я поверил тебе, когда ты сказала, что хочешь провести медовый месяц, чтобы мы могли уехать вместе, но на самом деле это было просто для того, чтобы у Анастасии было больше времени на выполнение твоего маленького плана, не так ли? Черт, я даже начал испытывать к тебе чувства. — Я качаю головой, свирепо глядя на нее. — Росси был прав, — выплевываю я. — Я слаб. Ты делаешь меня слабым, но не более того.
Я не подхожу к ней так близко, как обычно, когда мы ссоримся. Я не загромождаю ее пространство, потому что не хочу в нем находиться. Я не хочу, чтобы между нами вспыхнул этот жар. Я не хочу хотеть ее. Я хочу, чтобы она держалась от меня как можно дальше, потому что все проблемы, с которыми я сталкивался в своей жизни за последние несколько месяцев, возвращаются к ней.
И с меня, блядь, хватит.
Я лезу в карман и достаю ожерелье, которое забрал у Росси. Ожерелье ее матери.
— Я собирался вернуть это тебе в медовый месяц, — рычу я, сжимая его в кулаке. — У меня не было возможности это сделать. Я был слишком рассеян. Но теперь ты, черт возьми, можешь получить это обратно. — Я бросаю его в нее, наблюдая, как оно падает на пол к ее ногам, и когда София поднимает его с пола, по ее лицу снова текут слезы.
Меня тошнит, когда я это вижу. Ее поступок. Она все это время была коварной маленькой предательницей.
— Ожерелье моей матери…Росси забрал его.
— И я забрал его у него обратно. Мне следовало выбросить его в гребаный океан, — я свирепо смотрю на нее. — Я должен убить Ану за то, что она сделала. Я должен был бы убить тебя, но если не тебя, то ее наверняка. Кто-то должен заплатить за это предательство.
— Нет! — София почти выкрикивает это, ее глаза расширяются от ужаса. — Пожалуйста, Лука, нет. Она делает шаг ко мне, и я отступаю на шаг, не желая, чтобы она приближалась ко мне.
— Я буду умолять, — шепчет она. — Я встану на колени. Я сделаю все, что ты захочешь. Ей достаточно. Все эти пытки, эта боль, избиения, вся ее карьера пошла прахом — Лука, она заплатила. Пожалуйста, не убивай ее. Ты можешь сделать со мной все, что угодно. Но, пожалуйста, пожалуйста…
— Я ничего не хочу от тебя, кроме твоего послушания, — рычу я, сжимая челюсти. — Анастасия пока будет жить. Но ты не покинешь эту квартиру. Вы ни на шаг не сдвинетесь с места. Сегодня я уезжаю на конклав, а когда вернусь, я решу, что делать с вами обоими. А до тех пор я оставляю Франко здесь охранять тебя, чтобы быть уверенным, что ты не уйдешь.
София ахает.
— Франко? Ты серьезно? После того, что он сделал…
Я жестоко улыбаюсь ей.
— Именно поэтому, — решительно заявляю я ей. — Если понадобится, я знаю, что он сделает то, что должен сделать. — Я делаю паузу, выдерживая ее взгляд. — Если бы я пошел к нему и узнал, что он жестоко обращался с Анной без всякой причины, как я думал, то он был бы сейчас мертв. Но вместо этого я обнаружил, что он просто наказывал предателя.
София в ужасе смотрит на меня, приоткрыв рот.
— С твоей стороны было бы разумно очень внимательно следить за своим поведением, — говорю я ей. — Сейчас ты ходишь по тонкому льду. И ты, и Анастасия, обе.
И с этими словами я поворачиваюсь на каблуках и ухожу.
Оказавшись в своем кабинете, я могу немного отдышаться. Я чувствую себя плохо, преданным, более злым, чем когда-либо. Вот почему я не хотел влюбляться в нее, яростно думаю я, наклоняясь вперед и хватаясь за край своего стола. Я никогда не думал, что смогу увлечься кем-то вроде нее, но после стольких лет маленькая девственница София Ферретти была той, кто сделал это.
Я хочу ее больше, чем любую другую женщину. Я влюблен в нее по уши.
Черт возьми, я чуть было не сказал это во время чертова медового месяца. Но я хотел дождаться, когда она расскажет мне о ребенке, признается во всем и попросит начать все сначала. Я надеялся, что она скажет мне об этом, когда я извинюсь перед ней за то, что разрушил ее карьеру. Какой, блядь, смехотворный поступок. Теперь я чувствую себя дураком из-за того, что вообще говорил это. Она никогда не собиралась рассказывать мне о ребенке. Возможно, она даже не захочет этого. Она просто хочет сбежать. Даже если это означает продажу секретов моему врагу и то, что я потеряю все, ради чего я так усердно трудился.
Я продал свою душу мафии. Я не собираюсь отказываться от сделки.
Держать ее в узде, не единственная причина, по которой я оставляю Франко здесь. Особенно после этого фиаско, я не совсем уверен, что конклав пройдет хорошо. В глубине души у меня нехорошее предчувствие по этому поводу. И если со мной что-то случится, я хочу, чтобы Франко все еще был жив, чтобы был кто-то, кому я могу доверить управление. Если я умру, он, вероятно, казнит Анастасию и Софию одновременно. Но я больше не собираюсь рисковать всем ради своей любимой жены-предательницы.
Ей придется подчиниться и рассказать мне все, или я с ней покончу. Покончу с обещаниями, покончу с попытками быть мужем для женщины, которая не может быть женой.
Пришло время мне стать безжалостным человеком, каким меня воспитывали.
СОФИЯ
Я жду, пока не удостоверюсь, что Лука ушел, чтобы выйти из спальни. Первое, что я делаю, это иду за Анной, которая снова наполовину проснулась. Кое-как я поднимаю ее по лестнице, очень медленно, до самой моей старой комнаты, где я планирую остаться с ней, пока не вернется Лука. Я ни за что не оставлю ее одну ни на секунду, особенно если Франко будет наблюдать за нами.
Я долго лежала рядом с ней на кровати, пока она спала. Ей нужно будет что-нибудь съесть, когда она проснется, и я в тысячный раз жалею, что мы не отвезли ее в больницу. Когда она сказала, что это был Франко, у меня появилась некоторая надежда, что мы сможем сделать именно это, теперь, когда мы знали, что Братва не затаилась в засаде. Но открытие Луки разрушило эту маленькую надежду.
Знает ли он о ребенке?
