меня компромат, послал её? И что ты ей наобещал? Месть? Или дочь? Хотя, стой. Ты ведь не сказал ей о дочери. Она узнала, что дочь жива сама, встретив её в моём офисе.
Зарецкий молчит, а я на него не смотрю. И так всё ясно.
- Что ты с нами сделаешь? – решаюсь спросить Романова и тот переводит на меня свой взгляд. Медленно так, угрожающе.
- А ты как думаешь? Что я должен сделать с вами?
- Я… Я не знаю.
- Знаешь, Аня. Ты всё уже поняла. Так к чему эти вопросы?
- Можно мне воды? – прошу, всё так же глядя в пол. Неужели он убьёт нас? Не то чтобы я ожидала от Романова чего-то хорошего, но это…
Один из охранников даёт мне бутылку и я, сняв крышку, припадаю к горлышку. Выпиваю воду, сжимаю в руке пустую бутылку.
Меня колотит. То ли от страха, то ли от холода, который я пока не ощущаю. Слишком страшно.
- Ты нас раскрыл. Делай теперь, что считаешь нужным. Только перед этим позволь увидеть дочь. Прошу, - я поднимаю глаза на Андрея, и тот усмехается.
- Ты вела себя плохо и поблажек не заслужила.
- Андрей! – рявкаю я, чтобы перестал издеваться. Я и так стою перед ним на коленях. Чего ещё ему нужно? – Я прошу тебя! Как тогда просила. Помнишь? Ты вышвырнул меня, как уличную собачонку. И поэтому я вернулась, чтобы отомстить. Разреши мне увидеть дочь и делай со мной, что захочешь.
- Вот как? А за муженька своего ты попросить не хочешь? Или тебе на него плевать? – Романов потешается. Он уже знает, что сделает с нами, но не торопится. Растягивает удовольствие.
- Мне плевать на Глеба, - отвечаю честно. – Я хочу увидеть дочь. Хотя бы раз.
- Сука дешёвая, - рычит Зарецкий, но мне нет до него дела. Он сам влез в эту игру. Знал, что с огнём играется. Как и я знала.
- Смотри на меня, - приказывает Романов, и я гляжу на него. – На что ты готова ради дочери?
- На всё, - отвечаю честно.
Он некоторое время изучает меня, потом кивает.
- Можешь встать.
Я поднимаюсь на занемевшие ноги, делаю несмелый шаг к Романову.
- Что я должна делать, чтобы ты позволил мне увидеть дочь?
- Скоро узнаешь. Выведите её, - бросает охране, и один из безопасников берёт меня за локоть.
Оказавшись на улице, хватаю широко открытым ртом воздух. Я думала, что уже не выйду из этого сарая. И снова голос Романова звучит в моей голове.
«У тебя вышло, я на крючке. Но для тебя в этом нет ничего хорошего.»
Что он задумал? Что будет со мной дальше?
Меня сажают в машину и в этот момент я слышу звук выстрела. Испуганно дёргаюсь, на глаза наворачиваются слёзы страха. Забиваюсь в угол, обнимаю себя руками.
Романов появляется спустя несколько минут. Садится на заднее сидение, захлопывает дверь. Какое-то время мы сидим молча. Я не решаюсь заговорить первой, а он не торопится меня успокаивать. Ему плевать на меня.
Вытащив из органайзера какую-то папку, подаёт её мне.
- Там есть чистая бумага. Пиши.
- Что писать?..
- Заявление на развод.
ГЛАВА 55
- Из дома без моего ведома не выходить. Ни с кем не контактировать. Ничего не делать. Ничего из того, что может мне не понравиться.
- А если ослушаюсь? Убьёшь, как Глеба?
Он не отвечает. Лишь дарит мне взгляд, от которого хочется спрятаться.
- Будешь делать то, что я скажу. Иначе Вику не увидишь.
Я замолкаю. Это весомый аргумент. Но как забыть, что передо мной стоит убийца?
- И что мне делать сейчас?
- Раздевайся.
Романов сидит в кресле, широко расставив ноги. Смотрит на меня своим алчным взглядом. Жалеть меня никто не будет. Он высосет из меня все силы, а потом уничтожит, как Глеба.
- Сейчас?
- Да. Сейчас. Раздевайся.
Дрожащими руками я расстегиваю блузку и юбку, которая тут же падает под ноги. Остаюсь в нижнем белье и чулках. Романова это возбуждает. Я вижу это по горящим глазам.
- Этот утырок трахал тебя? – спрашивает грозно, осматривая моё тело. Рядом на столике стоит бокал с виски, но Андрей не пьёт.
- Я была его женой. Да, он трахал меня.
Лицо Романова перекашивает от ярости.
- Снимай всё.
Я стаскиваю трусики, расстегиваю бюстгальтер, снимаю чулки. Я знаю, что меня ждёт и ни капли себя не жалею. Я знала, что играю с огнём. Я оступилась. И я понесу наказание. Но я выдержу. Ради Ники я на всё пойду.
Романов поднимается с кресла, медленно приближается ко мне. Он высокий, выше меня на полторы головы. Смотрит сверху вниз, как на букашку.
- Чулок, - протягивает ко мне ладонь, и я, подняв один чулок, даю ему. Романов накидывает мне его на шею, резко стягивает, так, что я заваливаюсь на него и начинаю хрипеть. – Только дёрнись. Только попробуй снова что-нибудь вытворить. Я тебя удавлю, Аня. И сделаю это с особой жестокостью.
- Я знаю, что ты больной на голову урод. Мог бы не напоминать, - хриплю ему в лицо, и Романов, отпустив чулок, усмехается.
- Ты даже не представляешь насколько я урод. Но я тебе покажу. Становись на колени.
*****
Она смотрит на него со страхом. Ей хочется казаться невозмутимой, но глаза предают. В них застыли слёзы.
А его всего выкручивает, так хочется наказать её. За ложь, за Зарецкого, за то, что пыталась его подставить. И за то, что исчезла тогда. Он ждал, что она придёт ещё раз. Не очень в это верил, но ждал. Что-то зацепило его в девочке Ане. Наверное, взгляд этот, полный страха и решимости.
Она просила у него деньги, что-то врала про ребёнка. Он не поверил и даже огорчился. Жаль, что она оказалась продажной шкурой. Но если бы пришла ещё раз, он бы дал деньги вопреки всем своим принципам.
Андрей никогда не платил за секс. Не нуждался в этом. Его не привлекали шлюхи. С юных лет был приучен к самому лучшему. Особенно это касалось женщин. Грязными давалками всегда брезговал. А Аня понравилась. Секс с ней запомнился. Андрея уже мало чем можно удивить. А у
