море с мамой ездили, пусть и не каждый год.
Наверное, он ей помогал, а мама иногда по дружбе принимала его поддержку.
Но, как оказалось, он так и не смог её забыть, и очень трудно переживал её смерть.
Не знаю, любил ли он вообще Тамару, но Матвей не совсем прав — семья у них всегда была не очень крепкая, но вины моей мамы тут нет.
Спустя годы брака отношения Романа и Тамары могли вполне закономерно остыть, и без участия здесь кого-то третьего.
Зря Матвей винит мою мать в развале его семьи.
Не моя мама, так кто-то другой или просто время и быт развалили бы то, чего по факту, может, и не было никогда, как бы грустно ни звучало. Эта семья могла быть уже давно просто замками на песках… Пришло время — их смыл прибой.
Общаться теперь с тем, кто так любил мою маму, но так и не смог быть рядом с ней, и быть под его опекой, довольно странно. Но сейчас мне, кажется, я стала понимать его лучше. По-крайней мере, от него не исходит негатива как от остальных членов его семьи.
Хотя… Матвей как-то переменился ко мне.
Какой-то интерес появился в его глазах.
Неужели несмотря на всё, что он говорил мне и на его злость за вину, которой у меня вовсе и не было, он всё же разглядел во мне что-то… как в девушке?
Я даже не знаю, как буду относиться к этому, если пойму, что права…
Я даже вздрогнула, представив как ему хочется снова ко мне прикоснуться.
Он будет хотеть искренне приласкать, а я… Не смогу.
Просто не смогу, и всё.
И не потому что как парень противный.
Он красивый, и я даже иногда нечаянно думаю о нём.
Но то, как он относится ко мне, я никогда не прощу.
Этот дурацкий шантаж, жестокие подколки, попытки удалить меня из этого дома…
Он же прекрасно понимает и знает, что мне тут самой не по душе, но мы не вольны оба выбирать. Такова воля его отца, его-то он слушает хоть иногда или совсем успел от рук отбиться?
После побега из лагеря Роман Петрович его наказал — лишил карманных денег на весь сентябрь, но мне не кажется, что на него это так повлияло.
Дома он и бесплатно поест, в школе питание уже оплачено родителями, а если он захочет прогуляться, то его не бедные друзья, наверняка, смогут спонсировать его какое-то время.
Не особо он и отреагировал.
Теперь не знаю, что Роман Петрович сделает, когда узнает, как поступили со мной его сын и жена. Поверить-то он мне поверит, скорее всего, потому что смысла мне лгать нет, слышно же будет, что я абсолютно честна и искренна. И он даже может что-то попытаться предпринять, но я вовсе не уверена, что пока он находится отсюда далеко, его просьбы будут выполняться…
Но стоит дождаться звонка и действий опекуна, чего толку гадать…
А пока разобраться с Матвеем.
Следует за мной коршуном просто…
Я вошла в дом, разулась, уже подниматься стала по лестнице вверх.
Он шёл за мной, что-то радостно напевая себе под нос.
“А не так уж плохо он поёт,” — почему-то подумала я.
Голос у него действительно такой низкий, приятный, словно бархатный, но только мне сейчас вовсе не об этом надо думать, а о том, что сейчас он начнёт говорить или делать, и ещё о том, как влезть в его телефон и удалить это злосчастное видео, чтобы наконец оборвать этот поводок, которым он меня держит ради шутки в поле своего зрения.
У него стоит пароль или разблокировка по лицу. Так просто не попадешь…
Нужно придумать, как заставить его телефон бросить разблокированным и сделать так, чтобы он на время вышел. А я бы быстро нашла видео и стерла. Только где искать-то я тоже не знала. А если он его хранит где-то в папке, о которой я не знаю, а не в обычных медиа-файлах? Или он вернётся раньше и увидит, как я копаюсь в его телефоне, усердно сопя в две ноздри? Вот уж будет знатный фейл!*
При мыслях об этом ад ладошки вспотели слегка. И зачесались.
Как же это всё провернуть?
Сложно.
— Ты куда собралась-то? — спросил Матвей, когда я уже почти дошла до своей комнаты, погруженная в свои мысли.
— К себе в комнату, — ответила я.
— Я разве тебя отпускал? — нахмурился он.
Внутри меня стало подниматься возмущение.
Что значит — отпустил?
Я ему что — прислуга, что ли?
Но если прямо сейчас начну с ним ругаться, то дам повод на новый шантаж.
— А ты что хотел? — спросила я.
Наверное, он решил мне в наказание за историю на парковке и “непослушание” дать какое-нибудь задание.
— Я же сказал, есть вопросы к тебе. Заходи, — он указал на свою спальню и раскрыл передо мной дверь.
— В твою комнату я не пойду, — посмотрела я на него.
Что ещё он задумал?
— Пойдёшь, конечно, — усмехнулся Матвей. — Если проблем не хочешь.
— Матвей, — вскинула я голову. — Ну ты уж совсем тюкнулся головушкой от своего шантажа и безнаказанности! Ну ты можешь мне давать свои задания хотя бы не в своей спальне?!
— Не в душе же.
— Ещё не хватало душа!
Ну и наглец… А ему смешно. Стоит и хохочет.
— Нет, в душ я уже тебя не впущу сам, убогая! И не мечтай.
— И не мечтала!
— Вот и не мечтай. Это не для тебя. Но всё равно заходи.
Я стояла как вкопанная и молчала, не зная, как тут выкрутиться…
