Весь путь они проехали молча. Троллейбус остановился у моста, и дальше нужно было идти пешком. Лиля посмотрела на Женю:
— Дальше я, наверное, дойду одна?
— Я провожу тебя до дома, пошли. — Женя подхватила ее под руку и решительно потащила вверх по тротуару. Она совершенно не представляла, в какой стороне находится особняк, но объяснять Лиле, что провожает она ее из корыстных побуждений, главным образом для того, чтобы воочию посмотреть на то место, где она теперь живет, Жене не хотелось.
— Куда ты меня тащишь? — попыталась было сопротивляться Лиля, но потом, видя тщетность своих попыток, послушно пошла за Женей. — Ты снова что-то задумала, да?
— Да, — не сбавляя шага, отозвалась Женя. — Если я не могу прийти к тебе в гости, как все нормальные люди, хотя бы издали я могу посмотреть на твой теперешний дом?
— Но зачем? — Лиля остановилась. — Объясни мне, зачем?
— Тебе что, жалко? — Женя тоже остановилась.
— Женя, мне надоело играть в эти игры, понимаешь? Я хочу нормальных человеческих отношений, а не игры! Ты разве не поняла меня? Не нужно больше ничего для меня делать! Не нужно больше ни от кого меня защищать! Свой выбор я сделала, понимаешь?
Они стояли посреди тротуара, и прохожие то и дело обходили их, с интересом оглядывая.
— Лиля, ты знаешь не все! — Женя все же решила рассказать ей про инсценировку с вызовом милиции.
— И что же я не знаю? Говори!
— Ну, не здесь же?
— Нет, здесь! Именно здесь! Неужели ты не понимаешь, что хочешь разрушить то немногое, что у меня еще осталось?
— Лиля, остались одни иллюзии!
— Пусть! Пусть я живу в мире иллюзий! Но это мой мир, а на другой у меня просто нет сил! Может быть, пройдет время, и я сама его разрушу, но не теперь! У меня просто нет сил, неужели ты не понимаешь?
— Лиля, успокойся. — Женя видела, что разговор принимает нежелательный оборот. — Я сделаю, как ты хочешь, я никуда с тобой не пойду, и будем считать эту тему пока закрытой. Так?
— Так. — Лиля сразу сникла и снова стала безразличной. — Мы, собственно, уже пришли: особняк стоит вот за этим забором, через дорогу.
Они действительно стояли напротив кирпичного глухого забора, за которым едва виднелись верхушки деревьев. — Больше ничего разглядеть было невозможно: особняк стоял среди таких же заборов частного сектора, со всех сторон окруженный одноэтажными домами. Нельзя было даже определить, какова общая площадь за забором, — кроме тыльной кирпичной стены, ничем не отличающейся от других таких же стен, ничего не было видно. Увидеть можно было только с вертолета или крыши девятиэтажного дома, но поблизости не было ни того ни другого.
Щемящая грусть за Лилю вдруг заставила Женю сделать еще одну отчаянную попытку:
— Лилька, но ведь это не жизнь! Вернее, какая-то зазаборная жизнь: не хватает только колючей проволоки!
— Есть и колючая проволока, — устало вздохнула Лиля. — Ну что, посмотрела?
— Да уж, — неопределенно хмыкнула Женя. — Лиль, а если бы ты точно знала, что убийство подстроено твоим мужем при помощи Власова, что тогда?
— Ничего. — Лиля посмотрела на Женю. — Я это могу понять — это ревность. И я виновата сама: не нужно было давать повод.
— Но ты и не давала — вы ведь встречались тайно!
— Все тайное становится явным. — В голосе Лили звучала какая-то обреченность.
— Значит, ты допускаешь, что твой муж следит за каждым твоим шагом?
— Допускаю. — Лиля опустила глаза. — Теперь допускаю.
— И тебя это не смущает?
— Нет. За все надо платить. И за измену тоже.
— Но ведь ты полюбила!
— Сначала я изменила мужу. Женя, я готова ко всему — мой муж имеет право предъявить мне некоторые требования. Но я благодарна ему за то, что он не устраивает скандалов. Значит, он дорожит мной и нашими отношениями. Андрея нет, а значит, говорить больше не о чем. Прости, пожалуйста, но ты меня ничем не поразила, тем более, насколько я поняла, прямых улик против Александра Борисовича не существует.
— Лиля, они не вызывали милицию, они все подстроили, чтобы напугать тебя.
— Кто «они»?
— Власов и его сообщники.
— С Власовым я расплатилась. Даже если это и так, все уже в прошлом. И я, только я одна, виновата в том, что не устояла перед соблазном и ответила на ухаживания Андрея. Я, вероятно, не имела на это права.
— Лиля, неужели ты не понимаешь, что ты живая! Безнравственно жить с мужчиной, не любя его! Ты что, думаешь, он не знал, когда женился на тебе, что ты не любишь его? Что в твоей жизни наверняка появится мужчина, к которому ты испытаешь настоящее чувство?
— Я не хочу об этом говорить.
Лиля перешла через дорогу и, нажав на кнопку звонка у калитки, скрылась за ней, так и не обернувшись на прощание. Женя побрела на остановку со смутным чувством вины. «Каждый человек имеет право жить так, как ему хочется, — думала Женя. — И то, что думаю я по этому поводу, должно быть, интересно только мне самой: насилу мил не будешь, это точно».
Ее желание увидеть особняк хотя бы издали, чтобы получить впечатление о его хозяине, было удовлетворено едва ли не полностью: вместе со скупыми рассказами Лили ощущение сложилось исчерпывающее — Красовский скрытный, хитрый и, по-видимому, трусливый человек. Его желание спрятать свой дом за глухим забором с колючей проволокой, не впуская в него никого, кроме тех, в ком он лично был уверен, по мнению Жени, не просто осторожность. Было ли это трусостью или чем-то еще — предстояло выяснить, и именно за этим Женя решила направиться сразу после поликлиники к повару и его жене, о которых когда-то говорила ей Лиля как о ее хороших друзьях.
На приеме было немноголюдно, и Женя в мыслях снова вернулась к Лиле. Она снова и снова задавала себе один и тот же вопрос: зачем ей, Жене, все это нужно?
Желание клиента для нее всегда было законом. Женя посвятила себя науке, которая отличалась от всех других именно этим принципом: имея дело с психикой, следовало быть не только аккуратным, но и осторожным и предупредительным. И лучшей среди всех стратегий, максимально гарантирующих от нечаянного нанесения дополнительной психической травмы, была та, которая опиралась на желание самого человека. Только при наличии такого желания можно было вторгаться во внутренний мир пациента.
Лиля не только не хотела этого, она выражала свой протест против того, чтобы Женя продолжала вмешиваться в ее судьбу. В любом другом случае Женя со спокойной совестью выполнила бы это желание, оставив пациента наедине с его проблемами. Но Лиля клиентом не была. Она была подругой, попавшей в беду. И хотя сама она этого не осознавала, для Жени это было очевидным: жить с человеком, способным заказать убийство, и считать его при этом нежным и заботливым по меньшей мере было опрометчиво.
