Софи вдруг выдавила:
— И еще кое-что.
Он внимательно на нее посмотрел.
— Я переспала с Джорджем.
Фергус опустил голову.
— И мы не пользовались презервативом, потому что не думали этим заниматься. В смысле, заранее не думали.
Тишина.
— Так ты беременна?
— Не знаю.
— Софи…
— Скоро узнаю.
Фергус заметил, как у него дрожат руки — будто бы сами по себе откликаются на происходящее. Он спрятал их в карманы.
— Когда?
— Через пять дней.
— Может, надо сходить к врачу?
— Нет! — отрезала Софи. — Не сейчас!
— Что еще скажешь?
— Ничего. Домой я не вернусь.
Наконец она обернулась и посмотрела на отца. У нее был ясный, пустой взгляд.
— Мне надо будет купить кое-какие вещи. Я взяла только самое необходимое, потому что не хочу мешать старую жизнь с новой. Больше не могу терпеть все это вранье!
— Мама знает, что ты у меня?
— Нет.
— Ты ей позвонишь?
— Нет.
— Тогда придется мне.
Софи снова отвернулась и подошла к своей сумке.
— Как хочешь.
Она взяла ее на руки, точно крупного младенца. Фергус заметил серебряный браслет — его подарок.
— Увидимся позже, — сказала Софи. — Я пойду к себе.
Джина лежала на кровати, полностью одетая. Было еще не темно, комнату заполнял приглушенный бледный свет, похожий на вуаль. Она не спала. Вот уже час она лежала просто так — с тех пор как позвонил Фергус и сообщил, что Софи у него.
Прислонившись к кухонной стене, Джина разрыдалась. Она сжимала трубку и плакала, плакала от облегчения.
— Можно с ней поговорить?
— Вряд ли она захочет, — ответил Фергус. Его голос звучал странно, как будто он тоже с трудом сдерживал чувства. — Она у себя в комнате, дверь закрыта.
— У нее все хорошо?
— Нет.
— Она…
— Да. Она все рассказала. А ей рассказал Гас.
Джина умолкла. Ей не хватило духу проговорить: «Что ж, для тебя это, наверное, приятное известие».
Фергус сказал в молчащую трубку:
— Я не знаю, что и думать. По крайней мере в отношении Софи.
— Видимо, это взаимно.
— Видимо.
— Она вернется?
— Нет. Не сегодня — это точно.
Джина вытерла глаза рукавом рубашки. На нем остались черные разводы от туши.
— У нее занятия в понедельник начинаются.
— Да, но вряд ли я смогу поговорить с ней нормально в ближайшие два-три дня.
— Она хочет жить с тобой?
— Да. — Фергус перевел дыхание. — Я сказал, что куплю для нас квартиру, в которой мы будем жить, пока она не выучится.
— Понятно.
— Я это не для себя делаю, Джина…
Она его перебила:
— Пью хотят переехать в октябре. Посреди школьной четверти.
— И ты уедешь во Францию?
— Да, — прошептала она.
— А Софи ты в свои планы включила? — спросил он неожиданно твердым голосом.
Она медленно отняла трубку от уха, посмотрела на нее и тихо, чуть ли не украдкой повесила обратно на стену. Затем досчитала до десяти и, когда телефон не зазвонил, снова сняла трубку и положила ее на стопку журналов.
Держась за перила, как за спасательный трос, Джина с трудом поднялась в спальню и заползла на постель. Полежала лицом вниз и осторожно перекатилась на спину. Глядя в потолок, она прислушалась к гулу машин, едущих домой, мимо ее забора навстречу семейному ужину, вечерним программам по телевизору и работе в саду на сон грядущий. Джина представила себе окраину Уиттингборна: на заборчиках сидят кошки, разные домашние звуки доносятся из открытых окон и стелются по газонам, грядкам фасоли и заботливо спрятанным мусорным контейнерам… Совершенно другой мир, другая планета. А Джина лежит одна на огромной кровати, в которой прошли и самые счастливые, и самые несчастные минуты ее жизни.
— Нельзя остановить несчастья, — сказала днем Ви, положив нетронутый сандвич на тарелку. — Нечего и пытаться. Зато можно пережить горе с достоинством.
Джина закрыла глаза. Она и раньше это понимала. Ее веки болели, словно каждая ресничка превратилась в крошечное копье. А как быть с радостными событиями? Их тоже нужно принимать с достоинством и ответственностью? Не открывая глаза, она сползла вбок и взялась за ручку прикроватной тумбочки. Нет, так не откроешь, надо сесть. Джина перекатилась на живот и открыла ящик другой рукой. Внутри, на самом верху, лежали скрепленные вместе открытка, которую она хотела послать Лоренсу из По, и его снимок, вырезанный из большой фотографии. На нем Лоренс играл Хама: он был в тунике, перешитой из старых желтых занавесок, из-под которой торчали его юношеские руки и ноги; лицо вымазано углем, но все черты можно разобрать. Расцепив снимок и открытку, Джина положила их рядом и с жадностью рассматривала, пока не наступила ночь.
— Неужели нужно целых три человека, чтобы проверить мой счет? — нетерпеливо спросила Хилари.
Менеджер филиала строительного общества — молодой парень со стрижкой ежиком и золотой серьгой в ухе — оторвался от наблюдения за двумя сотрудницами и весело ответил:
— Миссис Вуд, потерпите немножко. Вы бы видели, как мы втроем лампочку меняем!
Девушки захихикали, стуча по клавиатурам. Затем одна из них вставила банковскую книжку в принтер.
— Я всего лишь хотела узнать про проценты…
— Надумали отдохнуть? — спросил парень.
Хилари поправила очки.
— Нет, скорее, сбежать. А куда бы вы предложили?
Одна девушка мельком на нее взглянула и сказала:
— Вы ведь Рыба по знаку Зодиака?
— Да, а откуда вы узнали?
— Это сразу видно, — ответила девушка, вытаскивая книжку из принтера. — Вам надо в Португалию. Рыбы отлично себя чувствуют в Португалии.
Она просунула книжку в щель под защитным стеклом.
— Приятного вам отдыха, миссис Вуд.
— Поскорее прибегайте обратно, — добавил менеджер.
Хилари кивнула и вышла на рыночную площадь. Неприятный ветер таскал мусор и пыль по канавам и раздувал палатки. В воздухе чувствовалась особая острота — первое дыхание осени.
Семь тысяч четыреста двадцать два фунта. Маловато, чтобы сбежать — по крайней мере сбежать окончательно и бесповоротно. Особенно в сорок пять лет. Молодая запросто прожила бы на эти деньги, но женщина средних лет с тремя детьми… едва ли. В сорок пять рюкзак, сигареты, красная помада и сменная серьга для носа — далеко не все, что нужно в жизни. В сорок пять обязательно надо иметь работу, счет в банке, уверенность в будущем и солидный вид. В любом случае Хилари хотела вовсе не сбежать, а удостовериться, что такая возможность у нее есть, — на всякий случай.
