– Слышу, слышу… – проговорил Джо, растирая полотенцем ноги сына, – ты рассказывал о той… о той девушке. Хочешь попросить ее выйти за тебя замуж. Если хочешь, почему бы и нет?
Чертов ирландец! Именно он будет сопровождать Джо. Как только появляется этот Шон Мак-Лири, сразу же начинаются неприятности. Так случилось со стариком Алом и с бизнесом на Сицилии. И снова Шон Мак-Лири…
– Господи, папа! – взмолился сын. – Я говорю о том, что для меня важнее жизни, а ты не слушаешь. Меня бросила моя девушка. И знаешь почему? Я теперь не человек, не мужчина. Я – калека, калека и импотент!
Джо ничем не мог утешить сына. Не мог же он сказать: одна девчонка бросила, найдешь другую. Теперь, утратив мужское достоинство, Альберт должен найти иные интересы в жизни. Но должно все-таки найтись в огромном мире что-то такое, ради чего стоило жить и его бедному мальчику. Джо готов был драться за сына, но только не сегодня. Проклятый ирландец завладел всеми его мыслями. Давно пора было убрать этого Мак-Лири. Но ничего, не сегодня-завтра Джо расправится с ирландцем.
– Ну бросила тебя эта шлюшка, ничего страшного, – неуклюже успокоил сына Джо, хотя знал, какое значение имеют его слова для Альберта.
– Хорошо, папа, – вздохнул юноша, не пытаясь добиться большего.
Он знал: отец очень любит его, но понимал, что иногда можно рассчитывать только на свои собственные силы. Альберт вынужден был признаться себе: отец говорит с ним грубо и прямо, но говорит как с нормальным человеком.
Альберт снял плавки, и Джо искоса взглянул на сына. Великолепный мужчина, природа одарила его не хуже, чем отца. Но этот проклятый несчастный случай погасил огонь в теле юноши. Как он теперь будет жить? Смирится ли когда-нибудь? А если смирится со своим физическим недостатком, то найдет ли женщину, готовую полюбить мужа, который так мало может ей дать? Такие вопросы постоянно терзали Джо, но сегодня он не мог найти ответы на них, да и существовали ли эти ответы?
– Увидимся завтра, Альберт! – попрощался Джо, дружески похлопав сына по плечу.
Шон ждал у дверей виллы Ла Манну, прислонившись к своему красному «Феррари». Он без удовольствия потягивал сигарету и чертил что-то на снегу носком начищенного ботинка.
Показался Джо и нарочито равнодушно произнес:
– Поехали! – Шон подозрительно радостно улыбнулся и распахнул перед Ла Манной дверцу автомобиля. Ирландец сел за руль, и они подъехали к воротам, распахнувшимся по радиосигналу.
Но Шон остановил машину перед открытыми воротами.
– В чем дело? – спросил Джо.
– Твои люди, – ответил ирландец и махнул рукой, показывая на следовавший за ними «Крайслер».
– Мои люди всегда едут со мной, – заметил Джо.
– На этот раз – нет! Мы организуем твою доставку. Ты же согласился приехать на встречу. Нечего и думать устраивать всякие штучки. Или едем, или нет.
Ла Манна проглотил оскорбление, распахнул дверцу машины и сделал знак рукой. «Феррари» пулей вырвалась на нью-йоркское шоссе, а перед «Крайслером» медленно закрылись ворота парка. Похолодало, с неба сыпался редкий снежок. Они молча проехали километров тридцать, с той скоростью, с какой позволяли двигаться снегоуборочные машины, работавшие на шоссе. Их огни прорезали сумерки, а мощные механизмы гудели в темноте. Ла Манна думал, сопоставляя факты, в голову ему приходило то одно, то другое, но ничем не мог он объяснить сегодняшнее приглашение. Он был не уверен в собственной безопасности, он вообще ни в чем не был уверен. Правда, он чувствовал – на жизнь его покушаться не будут. При нынешнем положении дел смерть Джо Ла Манны никому не нужна. Фрэнк Лателла знал: если хоть один волос упадет с головы Джо, семью Лателла сотрут в порошок. Фрэнк слишком умен и рисковать не будет. Но лучше приготовиться к худшему. Джо покосился на профиль ирландца. Лицо Шона выглядело абсолютно непроницаемым.
Джо, человек импульсивный, не владел искусством выжидания, но сегодня ему ничего другого не оставалось. Что хотел сказать Фрэнк, намекая на мага Гудини с его веревками и замками? «Феррари» ехала по отдаленным окраинам Манхэттена. Ла Манна прочел табличку: 125-я улица. Шон остановил машину у дома номер 235. Они оказались в самом сердце Гарлема.
– Какого хрена мы заехали к черномазым? – удивился Джо. – Что нам тут делать?
– Нам тут делать абсолютно нечего, – ответил ирландец, распахивая дверцу «Феррари».
Компания подростков подошла к машине, намерения их легко угадывались.
– Если оставишь здесь «Феррари», они тебе из одной машины сделают две.
Шон, не обращая на Джо внимания, обменялся взглядом с парнем, который, похоже, был у подростков предводителем: молодой негр в джинсах и в матросской куртке, баскетбольного роста, с хитрой улыбкой на заросшей бородой физиономии.
– Если сделают две, подарю тебе одну на годовщину свадьбы, – произнес Шон и тут же прикусил язык, опасаясь, что ляпнул лишнее.
Джо мог бы догадаться кое о чем по реплике ирландца, но не обратил внимания на его слова. Они зашли в подъезд девяти этажного дома, потом в лифт, изрисованный всякими гнусностями. Дом, недавней постройки, так же как и лифт, уже был изощренно, с умом, испорчен и изгажен. Все в Гарлеме за короткое время приходило в подобное состояние.
Они поднялись на последний этаж и вышли в слабо освещенный коридор. Откуда-то доносилась джазовая музыка. Шон позвонил в дверь, кто-то приник к «глазку», а потом дверь распахнула молодая красавица негритянка. Красное платье так облегало ее волнующие формы, что казалось нарисованным прямо на теле. Она одарила Шона нежной улыбкой.
– Похоже, тебе наш спектакль понравился, – сказала девушка, взмахнув длинными ресницами.
Шон вытащил из кармана сто долларов и сунул девушке за обширное декольте.
– Со мной друг, – сказал ирландец, – человек светский.
– Приличных людей сразу узнаешь, – ответила негритянка, намекая на щедрый дар Шона.
Она отступила в сторону, пропуская их в дверь. Прихожая вся сияла золотыми и красными красками: красные стены и потолок, золотая дверь, из-за которой слышалась джазовая музыка, золотой резной столик, на котором стоял канделябр с шестью свечами, освещавший прихожую неверным, колеблющимся светом. Девушка вынула из шкафчика два стакана, протянула их гостям. Шон дал ей еще двести долларов, негритянка заперла деньги в ящик. Джо разобрал надпись на стене: «Клуб «Мунлайт».
Девушка постучала в золотую дверь, и они вошли в зал, выдержанный в тех же тонах, что прихожая. Там были расставлены небольшие белые диванчики, обращенные, как в театре, к тончайшему тюлевому занавесу. За занавесом, в голубоватом полумраке, виднелись две фигуры: мужчина и женщина, оба цветные, в белых одеждах. Она играла на трубе, а он на пианино, напевая тягучим, томным голосом.
