Элизабет стояла перед зеркалом и ждала, когда Лина поможет ей надеть платье, как вдруг с улицы раздался какой-то гул. Даже в этом спокойном районе вокруг парка в вечерние часы становилось по-праздничному шумно. С Бродвея доносились грохот салюта и крики собравшихся, звуки сталкивавшихся повозок и топот солдат. Элизабет же сейчас любой шум напоминал об отправлении поезда.
– Это просто солдаты, мисс, не беспокойтесь, – сказала Лина, возвращаясь с платьем.
Что-то в ее услужливости раздражало Элизабет.
– С чего это ты стала такой разговорчивой? – пробормотала она.
– Простите, я просто…
– Это ты меня прости, Лина, – быстро ответила Элизабет. Она попыталась улыбнуться служанке и напомнила себе, что бедная девушка тоже по-своему любит Вилла и когда-то они были друзьями. Она припомнила, как Лина всегда крутилась вокруг него, когда они играли все вместе и были озорной маленькой троицей. До того, как все стало сложным и запутанным, до того, как Элизабет осознала глубину своих чувств к Виллу Ей пришло в голову, что Лина тоже могла знать о его отъезде, что она тоже могла грустить, – Прости, я не хотела тебя обидеть. Думаю, я просто нервничаю из-за сегодняшней встречи с Генри.
Лина понимающе кивнула и вернулась к своему привычному молчанию, помогая Элизабет с платьем. Оно сидело превосходно, украшенный жемчугом лиф выгодою подчеркивал тонкую талию. Увидев себя в платье, Элизабет вдруг подумала, что будь она храбрее и сделай то, о чем просил Вилл, то никогда, не носила бы больше таких одежд. На мгновение она возненавидела все эти шелка, жемчуг, золото и даже саму себя – за то, что так легко продалась, что переступила через свою любовь. Конечно, было много причин выйти замуж за Генри, но в тот момент ненависти к себе ей казалось, что она продалась всего лишь за цену этого вечернего наряда. Элизабет с трудом сдерживала рыдания, по не могла расплакаться при Лине, которая как раз сидела перед ней на корточках и помогала надеть туфли на высоких каблуках.
– Ты готова? – В комнату вошла Диана.
Ее платье было более простым, чем у Элизабет, но смотрелось на девушке великолепно: с короткими рукавами, изящным вырезом в форме сердечка и пышной сиреневой юбкой, шлейфом скользившей по полу. Широкий пояс великолепно подчеркивал изящную фигуру.
Элизабет знала, что наряд сестры перешит из старого платья, – Холланды могли позволить себе одежду только для одной дочери. Но Диана выглядела такой прелестной, что Элизабет невольно улыбнулась, радуясь за сестру. По крайней мере, хоть одна из них была счастлива…
– Да, почти, – Элизабет пыталась выглядеть уверенной и спокойной, несмотря на подступающие слезы и разрывающую сердце тоску.
Она еще раз посмотрела в зеркало и постаралась улыбнуться, а затем, взяв сестру за руку, повела на первый этаж. Она бы поблагодарила Лину или как-то еще выразила ей признательность, если бы все ее мысли не были сосредоточены на отъезде Вилла.
Когда сестры оказались в фойе, мать уже ждала их, облаченная в свой обычный черный цвет. Она с явным удовольствием посмотрела на прекрасно одетых улыбающихся дочерей и отметила, что весьма довольна их внешним видом. Даже нежные щеки Дианы раскраснелись от какого-то счастливого ожидания. Элизабет кивнула матери, изо всех сил стараясь сохранять свой обычный невозмутимый вид.
В комнату бесшумно вошла миссис Фабер, чтобы помочь хозяйкам надеть вечерние пальто. Когда Элизабет подошла к большой дубовой двери, у нее перехватило дыхание. Она взглянула на экипаж Холландов, запряженный четверкой черных лошадей, и, заметив кучера, поморгала, чтобы удостовериться, что зрение ее не обманывает. Это был Вилл, прямо перед ней! Спокойный и печальный, он сидел и смотрел на Элизабет в столь обычной своей манере, что она начала краснеть. Казалось, в этот миг у нее от радости выросли крылья. На какое-то время она даже забыла, что ей нужно делать сегодня вечером.
Мать с сестрой, не заметив, как Элизабет остановилась и покраснела, прошли вперед, спустившись по семи каменным ступенькам, и стали ждать, пока Вилл поможет им сесть в экипаж. Элизабет подошла ближе, сгорая от желания коснуться его, в том числе и чтобы удостовериться, что он не игра ее воображения. На Вилле были короткая шерстяная куртка с поднятым воротником, черные брюки, привычные коричневые ботинки и котелок, который он надевал только по вечерам. Сажая девушку в экипаж, он опустил глаза, но Элизабет чувствовала его руки на талии и замирала от счастья, успокоенная знакомым прикосновением.
А потом лошади повезли их в направлении «Вальдорфа».
– Ты улыбаешься, – удивленно отметила мать.
– О, – Элизабет непроизвольно поднесла пальцы к щекам, – Мне стало легче, вот и все. Хорошо, что мы уже едем.
– Да. Позор, конечно, что Генри встречает тебя там, а не в нашем доме…
Элизабет не могла прогнать с лица глупую улыбку, и ей было неважно, что там говорила мать. Она чувствовала себя легче перышка, летевшего сквозь город. Город, в котором все еще царило безумное, безудержное веселье…
– Впрочем, ладно. Это тоже неплохо. Важно, что в бальную залу вы войдете вместе.
– Да, – с легкостью ответила Элизабет.
Точно таким же тоном она отозвалась бы сейчас на все замечания матери. Вилл не бросил ее! Он понимает, что она делает это для своей семьи. Они никогда не будут вместе, но между ними не будет и громадного расстояния в сотни километров. Она сможет видеть его, когда захочет, и, может быть, он будет любить ее и в статусе миссис Шунмейкер.
Несмотря на запруженные улицы, вскоре они уже были на углу Пятой Авеню и Тридцать четвертой улицы. Элизабет, улыбаясь, ждала, когда Вилл распахнет дверцу. Казалось, что весь Нью-Йорк высыпал на улицы, направляясь к «Вальдорф-Астории». Гостиница в пятнадцать этажей мерцала каждой своей башенкой и шпилем, всеми бесчисленными окнами, и несомненно была главным украшением района. Перед зданием в несколько рядов стояли экипажи.
Когда Диана с матерью вышли, Элизабет взяла Вилла за руку и медленно спустилась вниз. Коснувшись земли, она отпустила его руку, а он продолжал сжимать ее пальцы.
Она повернулась и увидела, как он наклонился и поцеловал ее руку. Тепло его губ волной пронеслось по всему телу Элизабет. Вилл внимательно смотрел на нее, а Элизабет не отрывала взгляда от его спокойных, уверенных глаз, красивого носа и полных губ, которые она целовала столько раз. И тут она поняла, что он что-то беззвучно шепчет ей. Там, перед всеми собравшимися у «Вальдорф Астории», Вилл безмолвно, одними губами говорил, что любит ее…
– Вилл! – рявкнула миссис Холланд. Оцепеневшая Элизабет отдернула руку и услышала обычные инструкции матери. – Вилл может вернуться домой, потому что обратно их привезут Шунмейкеры, – с облегчением поняла, что никто ничего не заметил. Она нашла в себе смелость робко улыбнуться любимому и прошептать, как она рада, что он остался. Затем повернулась и последовала за семьей в отель.
