— Замолчи, Эльза, — резко шепчет Эйден, но только я могу его слышать. — Не провоцируй его, когда у нас нет плана выхода.
Он впивается пальцами в мою руку, удерживая на месте. Он наблюдает за нашим окружением, вероятно, ищет выход.
— Что ты будешь делать? — спрашивает Агнус с этой приводящей в бешенство уверенностью. — Расскажешь Итану?
Я проглатываю свою ярость, хотя хочется выколоть ему глаза. Меня убивает то, что этот человек был на стороне отца после того, как стер маму с лица земли.
Однако Эйден прав. Я должна относиться к этому рационально.
— Что, если я все-таки расскажу папе? — медленно спрашиваю я.
Агнус вертит сигарету в пальцах.
— Ты видела Эбигейл мертвой.
— Она не была мертва. Она хныкала и умоляла о помощи.
— И я помог ей.
— Сжигая ее?
— Предложив ей выход, да. Половины ее головы не было. Она умерла бы в любом случае. — он смотрит на пол, будто она все еще лежит там и стонет от боли. — Кроме того, Эбигейл была живым мертвецом с тех пор, как утонул Илай. Я уважаю ее выбор наконец-то избавить ее и всех остальных от страданий.
— Ты ведь не жалеешь об этом, не так ли?
— Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что не заставил Итана отправить ее в клинику раньше. К сожалению, это был просчет с моей стороны. Если бы он это сделал, ни Нокс, ни Тил, ни Эйден не пострадали бы. Если бы он это сделал, вас обоих не застрелили бы и не разлучили на десять лет. Так что нет, Эльза. Я не жалею, что вычеркнул Эбигейл из жизни, которой она с самого начала не хотела.
Он психопат, не так ли?
Если он так отстранен после убийства кого-то, он, должно быть, какой-то псих.
Однако, слыша его доводы, я наконец понимаю, почему он это сделал. Я наконец-то понимаю, почему Эйден считает, что это было правильно.
Мама хотела убить нас с папой.
Мама перестала быть моей матерью в тот момент, когда умер Илай.
Она утонула вместе с ним в том озере и с тех пор перепробовала все, чтобы привести нас всех в свой ад.
Тот факт, что я хотела, чтобы она жила, это оскорбление не только для нас с папой, но и для троих детей, которых она травмировала: Нокса, Тил и Эйдена.
Это оскорбление обещания, которое я дала Эйдену десять лет назад.
Я надеялась получить все, но это было невозможно.
Так или иначе, ма покончила бы с нашей семьей точно так же, как закончилась ее семья.
— Если ты думаешь, что ты такой праведный. — спрашиваю я Агнуса. — Почему ты не рассказал папе о, сделанном?
— Как и у тебя, у него иррациональные чувства к Эбигейл. Он хотел бы, чтобы она жила, даже после того, как застрелила вас обоих. — он делает паузу, все еще вертя в руках сигарету. — Я был рядом с Итаном с тех пор, как нам было по десять. По опыту я знаю, что если он перестанет кому-то доверять, то полностью вычеркнет их из своей жизни. Я не могу себе этого позволить.
— Что, если я расскажу ему?
Я стараюсь, чтобы в моем голосе не слышался вызов.
— Ты не сделаешь этого, Эльза. Итан так много потерял. Сначала Илай, потом Эбигейл, а потом десять лет его жизни. Он наконец-то думает, что может начать все заново с тобой, Ноксом и Тил. Если ты расскажешь ему ненужные вещи, он вычеркнет меня из своей жизни, но он плохо с этим справится. Если хочешь стать причиной этого, то, во что бы то ни стало, вперед.
— Ты мне угрожаешь?
— Я просто констатирую факты.
Я прищуриваюсь.
— Для меня это звучит как угроза.
Он невесело улыбается.
— Поверь мне, я не так угрожаю. Тебе повезло, что ты одна из немногих, которым я никогда не буду угрожать.
Мы ведем войну взглядов, кажется, целый час. Агнус не вздрагивает и даже не моргает.
Камень. Он чертов камень.
— Он прав. — Эйден смотрит на меня. —
Империя Стил осталась из-за Агнуса. Если он уйдет, это плохо отразится на твоем отце, особенно учитывая конкуренцию между ним и Джонатаном.
— Ты должен быть на моей стороне. — я свирепо смотрю на него.
— Я на твоей стороне, милая. Вот почему я говорю тебе не фокусироваться на своих эмоциях и дать волю мозгу. — он гладит меня по щеке. — В глубине души ты знаешь, что это лучшее, что можно сделать.
— Я дам тебе время подумать. — Агнус подносит сигарету к губам. — Это не займет много времени, прежде чем Итан узнает, что ты пропала. Я отключил возможность открывать дверь изнутри. Оставайся здесь и тщательно все обдумай, Эльза.
Дверь со щелчком закрывается за ним.
Эйден бежит ко входу и поднимается по лестнице, но уже слишком поздно. Металлическая дверь мигает красным.
Я стою рядом с ним и нажимаю пальцем на экран. Он продолжает мигать красным.
— Черт, — ругается Эйден.
— Он только что запер нас? — изумленно бормочу я.
— Наши телефоны снаружи, — снова ругается Эйден.
— Не могу поверить, что он сделал это. Папа никогда не простит его.
— Он хочет, чтобы ты хорошенько подумала о том, что сказать своему отцу. — Эйден смотрит на меня. — Он, вероятно, не хочет причинять тебе боль. Если ты дашь ему то, что он хочет, он нас выпустит.
— Как? Он запер нас. — я сдерживаю разочарованный вопль.
Псих.
Не могу поверить, что никогда раньше не видела этих знаков. Я думала, что его спокойный характер был вызван тем, что он предпочитал помогать папе со стороны, но в то же время замышлял хаос.
Даже тогда Агнус не казался опечаленным смертью дяди Реджа, его брата-близнеца и единственной семьи.
Его волновал только тот факт, что дядя Редж предал папу, присоединившись к Джонатану и помогая маме.
Страшная мысль кружится в моем мозгу.
— Что, если он... — я сглатываю, эта мысль обрушивается на меня, как ураган. — Что, если он причинит боль папе?
— Он спас его не для того, чтобы причинить боль, — говорит Эйден. — Кроме того, подумай об этом. Все мотивы Агнуса ведут к Итану. Я говорю, что он никогда не причинил бы ему вреда.
— Откуда ты знаешь?
Он ухмыляется, в его мутных глазах загорается глубокий садизм.
— Я узнаю себе подобных, встречая одного из них.
— Тебе... подобных?
— Агнус и я, мы похожи. Мы не против создания анархии, если это даст нам то, что мы хотим.
— Значит, он планирует анархию?
— Он уже сделал это с тем пожаром.
— Это означает только то, что его невозможно остановить.
Он приподнимает бровь.
— Меня невозможно остановить, милая?
— Да.
— Как насчет того, когда дело касается тебя?
— Ты все еще... иногда. Я имею в виду, я знаю, что ты заботишься обо мне, но это не значит, что ты политкорректен.
— И я никогда им не буду, — небрежно бросает он. — По-твоему, я хочу причинить тебе боль или защитить тебя?
— Защитить меня.
Я даже не думаю об этом.
Эйден, возможно, хотел причинить мне боль в самом начале, но все изменилось. Он больше не хочет этого — разве что иногда во время секса, но это часть нашей прелюдии.
Эйден теперь мой защитник номер один, и я могу признать это вслух.
— Агнус похож на меня, — он подчеркивает каждое слово. — Он такой же, как я.
Осознание этого поражает меня, как извержение вулкана.
— Он хочет защитить моего отца.
— Именно.
Я ахаю.
— Как думаешь, у него есть чувства к нему? Он... гей?
— Быть может. А может, и нет.
— Я имею в виду, что я ничего не заметила между ним и папой, но... — я замолкаю, напрягая голову в поисках любых подозрительных моментов, но ничего не нахожу — по крайней мере, со стороны, заглядывая внутрь.
— Он мог заботиться только о том, чтобы быть его правой рукой и лучшим другом, — говорит Эйден. — С такими людьми, как Агнус, ты никогда не узнаешь, пока он не скажет вслух.
Я обдумываю его слова. Теперь, думая об этом, Агнус забрал Нокса и Тил к себе, потому что папа попросил его об этом. Он спасал и наблюдал за мной издалека, потому что знал, как много я значу для папы.
Все его действия ведут к благополучию моего отца.
Ну, все, кроме того, что меня заперли в подвале без возможности выйти.
