— Я тебе тогда сказал и сейчас могу повторить: похуй мне до него, — цедит Адиль, сверкая глазами. — Или ты к нему на скотских условиях вернулась? В благодарность за то, что принял тебя обратно, будешь терпеть от него все закидоны?
Я почти задыхаюсь. Мы снова друг на друга орем, совсем как семь лет назад. И он снова меня не слышит.
— Нет, я на такое не подписывалась, ясно? Как видишь, нахожусь здесь и даже занималась сексом с тобой! За кого ты меня принимаешь?! Думаешь, я за время твоего отсутствия совсем человеческий облик потеряла?
Адиль сжимает челюсть и зло встряхивает головой. Его руки до сих пор держат мои плечи. И в этот момент я вдруг осознаю, что ни в одной из наших самых громких ссор, он ни разу не оставлял на мне синяки. Психованный, неуравновешенный Адиль ни разу не перешел эту грань. Даже когда я орала ему в лицо, как сильно его ненавижу.
От этой мысли меня отпускает: шум в ушах стихает, эмоции гаснут и плавно оседают под ребра. Мы лучше, умнее, взрослее. Сейчас мы достаточно умны, чтобы ценить то, что имели.
— Мы оба повели себя с ним отвратительно. Не нужно все усугублять, — я ненамеренно понижаю голос и заглядываю Адилю в глаза. — Я хочу, чтобы ты остался со мной… Мне не нужны никакие разборки… Пожалуйста. Просто побудь со мной… Расскажи, как ты жил, а я расскажу тебе про больницу… Мне пациенты позавчера цветы прислали, представляешь?
Желваки на скулах Адиля не проходят. И это мне тоже понятно. Я и сама не умею так быстро переключаться. Но ведь нужно учиться, если мы хотим жить нормально… Нельзя же как семь лет назад… Не дети же.
Я нахожу его руку и ласково пробегаюсь подушечкой большого пальца по костяшкам.
— Давай еще полежим, а? Хочу с тобой обниматься.
Срабатывает. Адиль опускает мое плечо и позволяет утянуть себя в кровать.
Говорю в основном я, а он по обыкновению слушает. Про поступление в ординатуру и о том, как я, перенервничав, завалила экзамен, а потом неделю не спала, готовясь к пересдаче. И про ночные смены, после которых первое время ходила как зомби, и про то, как главврач нашего отделения, славящийся своей требовательностью, однажды на консилиуме при всех меня похвалил. Про прошлогоднюю поездку на Сардинию, про тренировки по теннису, которые мне очень нравились и которые, увы, пришлось бросить из-за подвернутой ноги и про то, как однажды чуть не завела собаку.
Слова льются легко, порой перемежаясь смешками. И молчание Адиля совсем не тягостное — оно будто естественное продолжение нашего диалога. Всегда таким было.
Я отключаюсь спустя час, уткнувшись носом в его плечо. Слишком много всего произошло за последние сутки, чтобы продолжать бодрствовать. Наверное, поэтому я совсем не слышу, как Адиль уходит.
Глава 38
— Ну и как ты? Поспала хотя бы чуть-чуть? — почти с материнской заботой интересуется Ксюша.
— Поспала, — подтверждаю я и, поплотнее укутавшись в одеяло, поворачиваюсь к окну.
От воспоминаний о минувшей ночи на губах блуждает улыбка. Адиль поднялся за мной на крышу. Сказал, что я космос. Мы занимались сексом, и мне удалось уговорить его остаться со мной, вместо того чтобы мчаться бить лицо Диме.
— Звучишь бодро. То есть в аптеку за успокоительным заезжать не нужно и можно прямиком направляться к тебе?
— А ты собираешься ко мне? — выпаливаю я, машинально привставая. — Время сейчас сколько?
— Десять почти. Ставь чайник, цветочек. Я везу для тебя эклеры.
Так мой незатейливый план лежать в кровати, прокручивая в голове каждую деталь вчерашней ночи, с треском проваливается, и на его место приходит суета. Сбегать в душ, выкинуть в стирку многострадальную пижаму и прибраться в коридоре, который немного пострадал от нашего с Адилем вторжения. И все это делать конечно с мыслью о нем.
То, что Адиль не остался ночевать, меня не удивило. Роберт говорил, что по ночам он работает — то есть играет в покер. Скорее, всего ему необходимо было уехать — себе я так это объяснила. Сложно думать о плохом, когда искупался в лучах солнца, тепло которых добралось до самого сердца и теперь блуждает под кожей.
— Хватит смотреть на меня как на жертву неудачной лоботомии, — ворчу я, пропуская Ксюшу в квартиру и забирая у нее пакет с обещанными эклерами. — Я в порядке. Вены не режу, слюни не пускаю.
— Так я и вижу, что ты в порядке, — замечает она, помещая свой модный полушубок в шкаф-купе. — Вот и удивляюсь. По моим расчетам, ты должна была еще минимум неделю рефлексировать.
И тут я понимаю, что не удержусь и обязательно расскажу ей про Адиля. Если уж не удалось смаковать нашу близость мысленно, тогда сделаю это на словах. Даже если Ксюша не слишком его жалует. Она в конце концов моя подруга и с кем, если с ней делиться такими новостями?
— У меня только чай, — предупреждаю я, разливая кипяток по чашкам. — Сахара тоже нет.
— Стройнее будем, — иронизирует Ксюша, выкладывая пышные эклеры в тарелку. — Тебе сегодня вечером на смену?
— Да. У нас с тобой кстати максимум час. В двенадцать у меня онлайн обучение. Я новый курс по работе с поджелудочной купила.
— Дима звонил?
Усмехнувшись, я опускаю перед ней чашку с пакетированным чаем и тоже сажусь.
— Нет. Думаешь, я так сильно жду?
— Просто предположила. Подумала, вдруг он извинился и это тебя взбодрило.
В течение нескольких секунд я помешиваю золотистый кипяток ложкой, проматывая в голове то, что собираюсь сказать, и решаю ограничиться лишь одной фразой. Дальше Ксюша сама расспросит.
— Вчера ко мне приходил Адиль.
Подношу чашку к губам, торопливо отпиваю, обжигая язык. Волнуюсь. Как бы я не убеждала себя, что все мы — взрослые, самодостаточные люди, хочется одобрения со стороны близких. Ну или хотя бы не чувствовать осуждения. Так хочется подольше сохранить внутри приобретенное тепло.
— Понятно, — выдержанно, но со значением произносит она. — Это все или будет продолжение?
Я дую на чашку, давая себе возможность собраться. Мне не нравится мое волнение. Ксюша — моя подруга, а не приемная комиссия, оценивающая ответы по пятибальной шкале. Мои отношения с Адилем и неудачи в прошлом касаются только нас с ним, и я не обязана испытывать неловкость или вину, если вдруг решу попробовать заново.
— Мы поговорили о причинах его отъезда, — я заставляю себя смотреть ей в глаза. — Обсудили прошлое, а потом пришли сюда.
— И снова занялись сексом.
— И это тоже, — соглашаюсь я, стараясь не выдавать свое желание обороняться. — Но главное, что я наконец поняла его мотивы и больше не испытываю злости.
Ксюша глубоко вздыхает и по выражению ее лица я понимаю, что настроена она скептически.
— Даже интересно, как он смог так мастерски объяснить свое внезапное исчезновение.
— Ты многого о наших отношениях не знаешь, и тебе, наверное будет сложно это понять.
— Мне казалось, я достаточно хорошо осведомлена о ваших отношениях.
— Ты знаешь лишь о том, о чем я тебе сама рассказывала, — возражаю я с натянутой улыбкой. Тяжело создавать видимость непринужденного диалога, тогда как на деле ведешь войну. — На эмоциях сложно оставаться объективной.
— Окей, допустим. То есть, теперь вы помирились и все начинаете заново? И как кстати он узнал, что ты здесь?
— Роберт ему сказал, я так поняла.
— То есть ты звонила Робсону?
Я смотрю на нее с недоумением.
— Я думала, это ты ему позвонила. Потому что он был в курсе, где я нахожусь.
— Я никому не звонила без твоего разрешения. Думала, ты захочешь побыть одна. Так что там с Адилем? На чем порешили? Снова мир-дружба-жвачка?
Может быть, во мне говорит паранойя, но за видимой нейтральностью Ксюшиных вопросов я считываю неодобрение и что еще хуже — снисходительность. Мол, снова в это же болото решила наступить? Ну-ну.
— Мы еще ничего не решили, — я кладу ладони на стол и смотрю ей в глаза. — Для одного вечера впечатлений было достаточно. Ночью Адиль ушел.
