на животе. Мне должно быть страшно. За бывшую жену Бориса, за самого мужа, мне должно быть страшно за Миру, рядом с которой теперь будет расти ее «брат», но сейчас я не хочу думать, ведь Борис впервые в жизни дал мне управлять процессом. И я взяла свое сполна, пока организм не истощился окончательно, и я не заснула на теле Бориса, так и не подарив ему кульминацию.
— Вставай, — мы с Борисом зашла в подвал, где держали Ярослава. Он тут же поднялся, очевидно уже готовый ко всему.
— Пришло время?
Он с удивлением посмотрел на лаборанта, который пришел с чемоданчиком взять кровь. Даже не изменился в лице, когда иглу воткнули в вену. Ту же самую процедуру проделали Борису. Прямо здесь.
После этого Маша принесла поднос, заставленный едой. Бишфтекосм с картофелем, салатом, булочками.
— Что происходит? — недоумевал Ярослав. И это было понятно. Он ожидал чего угодно, но только не этого.
— Кровь отправят в другую лабораторию. Есть шанс, пусть и маленький, что ты мой сын.
— Это чушь, — зло усмехнулся Ярослав, а мне хотелось закричать: «Заткнись, это твой последний шанс!»
Но я не стала этого делать и почти улыбнулась.
— Нужно верить в лучшее. Если анализы подтвердят наши подозрения, то ты получишь возможность выжить. Стать частью семьи. Быть братом Миры. Защищать ее, если потребуется.
Ярослав долго, напряженно вглядывался мне в лицо, словно ждал подвоха, но после чего кивнул и просто принялся поглощать все, что было на подносе.
Мы вышли и переглянулись. Уже поднимаясь из подвала Борис высказал мою мысль.
— Он не поверит. Будет всегда подозревать. А получив возможность, сделает еще один тест. Рано или поздно он узнает правду.
— Судишь по себе.
— Разумеется. Он должен стать мне обязанным настолько, чтобы у него и в мыслях не было что — либо проверять.
— Хорошо, — улыбнулась я и погладив напряженное плечо повернулась в сторону комнату Миры. Я хотела сообщить ей радостную новость.
— Стой, — Борис взял меня под локоть. — Не говори ей пока. Когда они начнут общаться снова, его удивит, что она узнала раньше времени.
— Не подумала, — с досадой произнесла, и мы замолчали, смотря друг другу в глаза.
В его тлели угольки, в свете которых отражалась вчерашняя ночь, наполненная страстью и нежностью. Он впервые за многие годы был деликатным настолько, что в какой-то момент мне показалось, что я занималась любовью с кем-то другим. Еще никогда удовольствие не было настолько тягучим и пряным. Словно на язык положили ириску, которую я долго-долго смаковала.
В горле пересохло. Я ощутила новый прилив желания. Сама подошла к Борису и поцеловала его. Я прекрасно понимала, что он такой временно, что сейчас он делает все, чтобы меня не потерять. Но в общем-то скоро осознает, что никуда мне от него не деться. Он окружил меня мягкой клеткой на высоте птичьего полета. Я могу выбраться в любой момент, могу взлететь и стать ненадолго птицей без крыльев. Только вот полет будет стремительным, а финал печальным.
— Иди, пока я не утащил тебя в спальню, — гортанно проговорил Борис, и я прикрыла глаза. Так и будет проходить моя жизнь. От спальни Бориса до комнаты дочери. Наверное, пора прекратить мечтать о крыльях и наслаждаться тем, что я имею. А имею я ведь не мало.
— Как дела на заводе? С итальянцами в итоге все получилось?
— По-другому быть и не могло. На заводе даже не в курсе, что Миру похищали.
— Ну и хорошо. Нечего им волноваться. Я поволновалась за каждого, — почти рассмеялась я и даже Борис поднял уголок рта. Его эмоции настолько редки, что порой кажется, что он киборг. — А родителей ты куда отправил? Я ей звонила, но там автоответчик.
— В круиз по-средиземному. Они уже знают, что ты дома.
— Спасибо, — мама давно мечтала об этой поездке, но отказывалась от моего предложения. А Борису не отказывают.
Я уже повернулась и снова голос в спину.
— И еще одно. Помнишь место, куда тебя отвез Иван?
— Да? — то место, где Ярослав спас меня от группового изнасилования?
— Его больше нет.
— Я даже не сомневалась, — поджала я губы и пошла вперед.
Медленно, словно на ноги надели кандалы. А на лице появилась гримаса отвращения. Ничего никогда не изменится. Смерть. Насилие. Они всегда будут меня преследовать.
Я подошла к двери дочери. Странно, но за ней была тишина. А ведь я помню, что уходила я, оставил ей мультфильм.
Зайдя, я не сразу ее увидела. А когда заметила, перестала дышать. А из груди вырвался отчаянный вопль. Она лежала сломанной куклой под грудой белых деревянных полок.
— Мира! Мира! Помогите! Кто-нибудь, помогите!
Оказалось, я оставила пульт на самой высокой полке, а она пыталась его достать. В итоге весь шкаф свалился прямо на нее.
Я тут же рванула вперед, доставая неподвижную Миру из-под деревянных полок. Ее глаза были закрыты, а она почти не дышала, пока мое сердце билось на пределе возможности, а тело покрылось липким потом страха.
Нет, нет. Так быть не должно! Как я могла так сглупить, зачем так высоко пуль положила?
В комнату тут же влетел врач, меня оттолкнувший ударом плеча. Борис тоже был здесь, прижав меня к себе.
Ее отнесли в комнату для процедур, а меня не впустили. Меня трясло, а объятия Бориса только мешали. «Она не умрет, — шептала я самой себе. — Она не умрет». У нее вся жизнь впереди. Она может покорить целый мир, а я буду рядом. Я просто буду рядом. Она сделает все то, чего я не смогла. Она будет знаменитой. Она будет жить, смеяться, любить. Она обязательно полюбит обычного парня. Она обязательно будет по-настоящему счастливой.
Синклер вышел через пол часа.
Я буквально вцепилась в его халат, почти прижав к себе, но сказать ничего не успела. Губы дрожали от беззвучных рыданий.
— Большая часть веса пришлась на грудь. Нужно везти ее в клинику. Сейчас.
— Но еще рано, еще не все процедуры пройдены.
— Риски есть, но держать ее в медикаментозной коме еще опаснее.
— Борис! — повернулась я к мужу, который смотрел сквозь меня, стискивая челюсти. Его кожу покрыла мертвенная бледность. — Борис, что делать? Что делать?!
— Слушать врача. Прикажу готовить вертолет.
* * *
