он оставил бы без отца. И как по нему убивалась бы новая жена.
Одним уродом в мире стало бы меньше. И совесть бы не пикнула.
* * *
Как ни странно, насколько сильно замотался, я понял только ночью. Вечером с девчонками не осознавал. Ели заказанную в ближайшем кафе пиццу. Пили чай. Смотрели мультфильмы.
А ночью меня проняло. Проснулся от того, что затекла рука. Осмотрелся в темноте. И словно протрезвел после долгого запоя.
Будто не было в квартире других спальных мест, мы все лежали на огромном угловом диване. Почти в тех же позах, в которых смотрели телевизор. Я, поджав ноги и скрючившись, с одной стороны. Феи, как ложки, с другой.
Не хозяин квартиры, а садист какой-то. Даже стыдно стало. Первый раз в таком составе, а как с мужиками после обильных возлияний — где упал, там и уснул.
Несмотря на сонливость, закрыть глаза и снова отключиться я не смог. Стиснув зубы, чтобы не взвыть от боли в левом плече, подошел к своим феям. Подхватил на руки крайнюю — старшую, сладкую. На миг охренел от того, как хорошо держать ее возле груди.
И понес в спальню. На нормальную человеческую кровать.
Удивительно, но искушения остаться и стиснуть аппетитную попу не появилось. Полтора месяца мы с Женей занимались сексом, как бешеные кролики. Я и не представлял, что где-то на свете есть частичка моей феи. А тут словно переклинило.
Стоял. Смотрел. Не узнавал.
Картинка казалась неполной. Будто передо мной не вся моя фея, а только ее часть. Без чего-то теплого, важного. Без какой-то особенной силы.
Как только не замечал этого раньше?
Чувствовал ведь, что Женя отличается от прежних любовниц. Слишком уютная. Слишком домашняя и правильная. Временами податливая и жадная, а временами — упрямая и чужая.
Непробиваемая в своих правилах. Никаким сексом я не мог задержать ее на ночь. Никакими ресторанами не мог вытянуть из дома в выходной.
Частенько ловил себя на мысли, что даже рядом она и со мной, и не со мной одновременно. Загадка моя волшебная.
А на самом деле никакой загадки и не существовало.
Была матрешка.
Двойная.
Одна потрясающая женщина, обожженная, испуганная. И маленькая копия, у которой, судя по документам, даже отцовской фамилии не сохранилось.
Целая жизнь, в которую эти двое боялись впускать чужого. Не слишком веселая, но настоящая. С нежностью, доверием, с пониманием — буквально по взгляду. Как у меня было только с бабушкой.
Никогда не интересовался женщинами с детьми. Обходил таких по большой дуге, как носителей смертельного вируса. Наверное, и Женю обошел бы, если бы выяснил о ней все заранее. А сейчас я смотрел на это совершенство и чувствовал, как за грудиной тепло разливается.
От красоты. От нежности.
Только без второй половинки уже и не представлял. За пару встреч втроем запомнил, какая Женя рядом с дочкой.
Прежний портрет теперь казался наброском. Даже когда она лежала в моей кровати и, словно ребенка, бережно обнимала подушку.
Как поступить дальше, я особо и не раздумывал. Укрыл одно чудо пледом и потопал за вторым. Боясь разбудить, подхватил феенка на руки. Как ее мать, осторожно прижал к груди. Такую легкую, смешную. И будто затылком со знакомой лопатой встретился.
Бам!
Опустилась родная на голову с таким мощным хлопком, что я и шагу ступить не смог. Пялился на девочку в руках, а в черепушке сами собой плясали цифры. Складывались, вычитались. Годы, месяцы… Пока не появилась итоговая…
Пять лет. Пять! Возраст Маши. Ровно столько сейчас было другому ребенку. Из прежней жизни, где я собирался стать отцом. И почти им стал.
Чуть не присел от таких расчетов. Забыл давно, как читал всякие книжки про кормление и воспитание, как таскался по магазинам в поисках правильных пеленок и мягких комбинезонов. А тут вспомнил.
Будто на машине времени в прошлое смотался.
И не чихалось, как обычно я чихал от детей. Не зудело ничего, как у чесоточного. Ровно было. Словно обожрался антигистаминными и успокоительными в лошадиных дозах.
Женя
Когда мы с Машей ехали к Паше, я и не представляла, что останемся на ночь. Мне просто необходимо было посмотреть ему в глаза и сказать «спасибо».
Спонтанная выходка. Без планов, без одежды и зубных щеток.
Таким же безумием было и ночевать. Дочка почти не знала Бояринова. Он сам наверняка тоже еще не свыкся с мыслью о Маше. Однако утром вместо неловкости и растерянности мне захотелось рассмеяться.
Уж не знаю как, но мой мужчина и моя дочь умудрились спеться буквально за одни сутки. Ради Маши Паша пустил нас в святая святых своей квартиры — гардеробную. И разрешил выбрать футболки.
— Берите любые, какие понравятся! — махнув рукой в сторону полок с одеждой, произнес он.
Ради нас троих, выспавшихся, но голодных, согласился сходить в магазин возле дома и купить продукты для блинчиков.
— А готовая еда точно не подойдет? Суши там… или пицца? — У самой двери Бояринов остановился и сладко зевнул.
— Мам, а можно мне роллы? Или пиццу с ананасом?
Услышав предложение Паши, моя егоза тут же заулыбалась. И, тесня хозяина квартиры подальше от двери, запрыгала рядом. Словно не слышала никогда от меня о здоровом питании и важности нормального завтрака.
— Я из ресторана закажу. Курьером. Будет быстро. — Паша с тоской глянул в сторону окна.
— Мы ведь с тобой в кафе кушаем пиццу. Я согласна даже с грибами, — не унималась Маша.
После такого я, наверное, должна была ощутить себя мачехой и монстром в одном лице. Глаза дочки горели ярче, чем вчера, когда Валя подарила ей елку. А на улице так мело, будто мы не в Москве, а на Северном полюсе.
Понадобилось все мое упрямство, чтобы не поддаться на уговоры этих двоих. Вся сила воли.
С воздушным поцелуем я вытолкала Бояринова за дверь. Потом с каменным лицом десять минут выслушивала от дочери, что нужно было согласиться на предложение «дяди Паши» и вообще «не хочу я никаких блинчиков».
Ума не приложу, что бы делала с завтраком, если бы эти двое продолжили настаивать на готовой еде и после возвращения Паши из магазина. Но стоило положить в тарелку перед каждым по блинчику, как Маша с Пашей снова объединились, и дружный хор завел новую песню.
— Мама готовит самые вкусные блинчики. Тетя Валя и тетя Света такие не умеют, — принялась расхваливать меня Маша.
— Твоя мама молодец. — Бояринов плюхнул на горячий блин
