не устанавливали?
Стоило двери за моей спиной закрыться с характерным звуком, как в нас загорелся уже другой запал. Она смотрела жадно, задыхалась от переизбытка чувств. Явно не меньше моего желает перестать ругаться и начать мириться, по-взрослому. Но куда уж без природного упрямства, которого девчонке не занимать, и теперь я понимаю в кого оно у нее. Вообще стал замечать в ней многое от Князя: глаза, умение держать спину, определенную плавность движений, или как они оба морщат носы, когда чем-то недовольны. Она — дочь своего отца, и сейчас я понимаю это особенно остро.
— Уходи, проваливай из моей квартиры. Я не приглашала тебя! Зачем ты вообще пришел? — срывается на крик, еще немного и заплачет.
Слишком много всего произошло в ее жизни за последнее время. Даже для меня много событий, что уже говорить о ней, маленькой и беззащитной.
— Убирайся туда, где пропадал все это время. Не хочу тебя видеть, — и бьет кулачками в грудь. — Ты мне никто, понял? Командовать будешь там, за порогом, а у меня есть тот, кого я буду слушаться, и это явно не великий Нил Кречет, — закипаю мгновенно.
Все равно, что иронизирует имя, дерется и говорит нелепицу. Злость окутывает сознание сразу после слов, что у нее есть кому над ней командовать. Даже дышать становится сложно, практически невыносимо. Словно расплавленным металлом по душе проходятся невидимые силы, оставляя следы отчаяния и боли.
— А кто тогда? Этот щенок? Я его сошлю на Северный полюс к белым мишкам, если еще раз этот хлыщ рядом с тобой окажется. Третий раз не прощу, поняла меня? Никто и никогда не будет к тебе прикасаться, никого не подпущу. Буду биться до последнего вздоха за тебя, даже с самим собой. Не провоцируй, не доводи. Мне тоже плохо, я тоже разрываюсь между принципами, долгом и чувствами. Не только тебе тяжело! Я потерял человека, который заменил мне отца, встретил потрясающую девушку, которая оказалась его дочерью по закону подлости. Мне то ли выбрать свое счастье, то ли выполнить долг перед стариком и защитить тебя, начать выгрызать дорогу в светлое и безопасное будущее без тех людей, которые могут таить в себе хоть крупицу опасности для тебя. Ты об этом не подумала? Ведешь себя хуже ребенка!
Наступаю на нее, притесняю к стенке, стараясь подавить зарождающийся бунт, что образовывается на дне голубых глаз. Не хочу срываться на ней, но мальчишка сбил настрой, с которым я изначально хотел поговорить. Но нам уже пора поговорить, выплеснуть все накопившиеся эмоции и расставить все точки над пресловутой «и».
— Да кто ты такой, чтобы мной командовать? Не смей кричать на меня! С кем захочу, с тем и буду встречаться, понятно? Это моя жизнь, и только мне решать, кто и в статусе кого в ней будет находиться. Я самостоятельная девочка и мне ничего не нужно ни от тебя, ни от отца. Все перепишу, ничего себе не возьму. Отстань от меня, исчезни, — и толкнула прочь.
— Я твой мужчина, и тебе придется со мной считаться, — надоела, маленькая истеричка.
Не даю ей и слова сказать, сгребаю в охапку и жадно целую. Так, как еще ни разу не целовал. Неистово, отчаянно, вкладывая то, что рвет изнутри. Хочу, чтобы она почувствовала, как мне плохо без нее, показываю, как нам может быть хорошо вместе. Понимаю, что ничего не добьюсь, мы не сдвинемся с мертвой точки, но не могу остановиться.
Давно пора продемонстрировать свои чувства, выпустить их наружу. Не только мне, но и ей. Напряжение нельзя накапливать в себе, ему нужно давать выход, пока оно не испепелило изнутри. Сжимаю хрупкое тельце, отмечая небольшую худобу, или мне уже мерещится? Ладно, все потом. Сейчас надо её удержать.
— Ненавижу, — шепчет в губы, но поступки противоречат словам. Хватается за меня так же крепко, как и я за нее. — Ты отравил мне всю жизнь. Зачем я только пошла в тот клуб?
— Чтобы мы нашли друг друга раньше, чтобы поняли, что нужны друг другу не как группа поддержки, а как семья, — на последнем слове она замирает.
А я что? Для меня это чистая правда. Когда все это закончится, сделаю все, чтобы из нас получилась самая лучшая семья.
— Я люблю тебя, Снежка, без тебя мне плохо. Люблю отчаянно, — и снова целую, подхватываю на руку и несу в комнату, потому что не могу больше терпеть. Мне остро необходимо оказаться с ней сейчас единым целым.
— Почему все так сложно? Почему должно быть так больно? — плачет, разрывая сердце на куски.
Ненавижу слезы. Никогда не знал, как успокоить женщину. Моя мама плакала только от счастья, не более того. А в таких ситуациях не успокаивают. У нас же все иначе. Что же делать? Смотрю на свою девочку и делаю то, что подсказывает шестое чувство. Целую щеки, собираю соленую влагу губами.
— Все наладится, обещаю. Мы будем счастливы, — и снова впиваюсь в мягкие губы.
Больше разговоры ей не нужны. Все слова будут лишними. Одежда исчезает быстро, еще быстрее мы снова сливаемся в танце двух влюбленных, нам мало поцелуев, мало жадных прикосновений. Хочется быть еще ближе, вобрать в себя другого человека, чтобы навсегда вместе. Безумие длится не так долго, как хотелось бы. Мы слишком давно не виделись, слишком остро и резко все случилось, но что-то внутри приятно запело.
Я притянул к себе взмокшую девушку и поцеловал её в висок. Сил на разговоры не осталось. Хотелось только спать, прижимая к боку теплое и нежное тело.
— Это больше не повторится, Нил. Я не хочу так, — и вопреки собственным словам, крепче прижимается ко мне.
Хочется возразить ей, утешить и сказать, что поговорим об этом завтра утром, но мне мешает зазвонивший телефон. Нехотя отрываюсь от нее, и коротко целую в губы.
— Я на минутку, — быстро нахожу гаджет, который так не вовремя ожил, и удивляюсь имени абонента. «Глеб». — Да? — говорю с осторожностью, потому что мгновенно в душе зарождается нехорошее предчувствие.
— У нас поджоги. Срочно приезжай на Марсход.
— Сейчас буду.
Злость в очередной раз охватывает сознание. Война началась, вынесено масштабное предупреждение. Теперь ход за нами. Попал ты, Борзый, это была последняя капля. Я вернулся к девушке, что сидела на постели и прикрывала нагое тело одеялом. Милая и беспомощная, родная.
—
