— В общем, я покажу тебе примерные эскизы. Если мы не будем транжирить деньги, сможем уложиться тысяч в семьдесят-восемьдесят. У тебя же как раз столько должно было остаться после покупок.
Лицо девушки мгновенно потеряло весь кураж. Иван отложил салат и пристально посмотрел на нее.
— Что такое, Ир?
— Ну-у… у меня осталось всего тридцать тысяч.
В горле у Волкова запершило, и он прокашлялся. Новость об оставшихся деньгах встала в буквальном смысле комом в горле.
— Ты шутишь. Как можно потратить сто двадцать тысяч на одежду?
— И на белье, и на косметику.
— Даже если еще и на это.
Ирина молчала, и через пять минут ему перестало казаться, что она его разыгрывает. Он совсем забыл, что у нее сто пятьдесят тысяч — это так, пшик, на карманные расходы.
— Ир, ты что, серьезно? Ты головой думала, когда столько денег тратила? И на что? Покажи мне, на что можно спустить столько денег. Я правда не понимаю.
Она встала перед ним и расправила блузку.
— Ну, я вижу. Блузка. Кусок ткани. Сколько она стоит?
Наверное, он думал где-то тысячи три. Это же сколько надо таких блузок купить на сто тысяч?
— Двадцать четыре тысячи.
Глаза молодого человека упали в салат. Он за такие деньги даже машину редко чинит, а она покупает блузки по тридцать тысяч, которые наверняка через два дня отправляются в урну за то, что вышли из моды!
— Что в ней на такую сумму? — спросил Иван и потрогал ткань. — Пуговицы из алмазов? Может, мы их продадим тогда?
— Это чистый шелк, ручная работа. Если ты не знаешь, то качественные вещи стоят именно столько, — надменно произнесла Вересова и пронзила его обиженным взглядом.
— Ладно, — еле сдерживал себя Волков. — Что еще ты купила?
— Белье, но я хотела показать тебе его вечером. Всего две пары обуви и косметику.
Волков быстро перебрал в голове знакомые названия баночек и скляночек, которые являются для женщин средствами колдовства, и поинтересовался наугад:
— И за сколько ты купила румяна?
— Румяна от Guerlain стоят пять тысяч.
— Ясно, — пожал плечами мужчина. — Не думаешь головой, и не надо. Будем жить в такой квартире, мне-то все равно. Деньги твои, и ты вольна ими распоряжаться как угодно. Даже так глупо.
— Сам ты глупый! — крикнула она, с трудом сдерживая слезы. — Нет, ты жадный!
Девушка убежала в комнату, громко стуча каблуками и всхлипывая. Через минуту ее голова показалась из-за стенки, и она бросила ему:
— В восемь мы идем на ужин с моей подругой. И надень, пожалуйста, не спортивные штаны.
Наверное, будь он более вспыльчивым и агрессивным, по дому бы уже летали тарелки, и стоял крик и визг. Наверное, он бы не позволил ей себя оскорблять и унижать, будь он более неуравновешенным. Но для того мужчина и создан, чтобы поддерживать баланс сил и остужать слишком горячую женскую кровь.
«Женщины могут быть не только прекрасными, благоухающими цветами, но еще и мегерами, фуриями, живущими на волне своих капризов и причуд», — к такому выводу пришел он, выдавливая моющее средство на губку, чтобы помыть тарелку от еды, которую он сам же себе и приготовил.
***
Волков под руку с Ириной поднялся на второй этаж «Националя» и сразу понял, какой это будет вечер. Гонка тщеславия, соревнование самодурства. Видимо, будет очень сложно перевоспитать Иру и силой заставить ее вырасти во взрослую женщину из маленькой девочки.
Его взгляд привлекла девушка с кожей цвета темного янтаря в платье бутылочно-зеленого цвета. Какой контраст золотистой кожи и густо-зеленого оттенка платья!
Познакомился с Кариной и ее молодым человеком Антонио, который по-русски не говорил, и ему приходилось переводить хотя бы на английский. Интересная компания. Ему такое в новинку.
— Предлагаю пока не заказывать ничего, а просто поговорить, — сказала Карина, и на Волкова дыхнуло щедростью тропического солнца. Захотелось лета! — Ваня, а скажи что-нибудь по-чешски. Так интересно послушать еще один язык. Я на трех говорю с горем пополам: русский, английский, итальянский.
— По-чешски? — не понял он.
— Давайте все же закажем меню, — спасла ситуацию Вересова. — Есть охота – сил нет.
Иван открыл меню и увидел примерно то, что и ожидал. И часто будут приезжать ее богатые подружки? Сможет ли он обеспечить все ее (пусть уж простит) придури?
Девушки выбирала блюда и вино, а он не мог примириться с мыслью о том, что сейчас прокручивается какая-то дешевая театральная сцена перед его глазами. Почему он играет другого человека? Почему Ира ведет себя так, словно он может себе позволить всю эту роскошь?
— Ир, ты с ума сошла? — прошептал ей на ухо Волков, делая вид, будто целует ее за ушком. — У нас теперь точно ремонта не будет.
— Плевать на этот ремонт, — прошипела она. — Не позорь меня, я умоляю.
Даже так. Волков с шумом захлопнул меню и положил его на столик. Он не будет играть в этом театре абсурда, увольте. И позорить Иру он тоже не будет.
— Ваня, тебя что-то не устраивает в меню? — спросила Карина, следя за ходящими на его лице желваками.
— Да.
— И что же?
— Цены.
Ирина толкнула его ногой под столом, но он не отреагировал. Это будет последнее, в чем он ее опозорит. Надо же иметь разнообразные воспоминания в этой жизни. Пусть он станет не самым приятным воспоминанием для нее.
— В Чехии дешевле или дороже? — не понимала его недовольства Карина.
— В какой, к черту, Чехии?!
— Как же… Ты ведь оттуда?
Лицо Вересовой покраснело хуже вареного рака. Карина ахнула, все поняв. И Волков все понял.
— Ира, можно тебя на минутку? — позвал ее он.
Они отошли в полумрак коридора, где бы их не было слышно, и он дал своим эмоциям выход.
— Ты просто… дура! Больше мне тебе нечего сказать.
— Я дура?! — закричала девушка. — Это ты жадный и… и даже подыграть не можешь! — Она заплакала. — Уйду от тебя к Сереже, он хороший!
Переживания затуманили ее мозг, накачали его, словно алкоголем.
Иван сжал ее плечи несильно, немного надавливая пальцами, чтобы ей не было больно. Он не хотел обижать ее. Не ее вина, что он нищий и не подходит под стандарты, закладываемые таким детям с пеленок.
— Возможно, я жадный, Ир. Но я отдал тебе все, что имел: меня избили в доме твоей матери, так что тебе пришлось сегодня замазывать синяки на моем лице тональным кремом; я лишился работы, на деньги от которой жил, не только хотел покупать тебе все, что ты захочешь, но и жил на них сам; твоя мать разослала отличное рекомендательное письмо во все крупные фирмы Москвы, пользуясь былым авторитетом твоего отца – теперь меня никуда не берут. — Он выдохнул, переводя дыхание, и продолжил: — Даже обед я сегодня сам себе приготовил. Ломал голову над дурацким ремонтом, хотя мне он не нужен. Ты не знаешь ничего об отношениях. Не знаешь о главном принципе, на котором они строятся.
