– О Ник! – вырвалось у нее, и она почувствовала, как на глаза снова навернулись слезы. Она доверчиво прижалась к его груди.
– Мои родные всегда спрашивают меня, когда же я собираюсь жениться. Я им постоянно отвечаю, что когда найду единственную для меня женщину. Мне почему-то кажется, что я ее нашел. Нашел когда-то давно, а затем потерял на долгие годы. Но благодаря судьбе она снова вернулась в мою жизнь. И я ни за что не прощу себе, если не смогу удержать ее. Для этого я сделаю все, что только в моих силах. По крайней мере попытаюсь...
Его слова стали последней каплей, переполнившей чашу терпения и сдержанности. Рейчел снова разревелась. Ник продолжал нежно, как ребенка, обнимать ее, давая возможность выплакаться.
Рейчел утратила представление о времени, забыв, сколько минут или часов она сидит вот так, рядом с ним, уткнувшись носом в его широкую грудь. Когда она перестала плакать, Ник погладил ее по спине и прошептал:
– Умоешься, прежде чем отправляться к Антонио? – Рейчел отрицательно покачала головой.
– Так ты готова идти?
Она снова покачала головой. Ник испуганно покосился на нее.
– Надеюсь, ты не собираешься выставить меня отсюда?
– Нет, совсем нет.
– Тогда что, Рейчел? Чего ты хочешь?
Поскольку она уже совершенно безнадежно испортила ему рубашку, то, прежде чем поднять голову и посмотреть на него, Рейчел промокнула об нее слезы.
– Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.
На какой-то миг Ник потерял дар речи. Затем высвободился из ее объятий, и Рейчел почувствовала, как тотчас лишилась его тепла и исходившей от него спокойной силы. Неужели он снова собирается оттолкнуть ее? После всех этих прекрасных слов? После этих высоких чувств?
– Извини, дорогая. Я на секунду отвлекусь, – сказал Ник и потянулся за телефонной трубкой. Набрав номер и не сводя с нее глаз, он произнес: – Бобби? Это снова Ник Харт. Скажи Антонио, что я прошу прощения, но мне придется отменить заказ. Всего доброго!
После того как прошло еще десять ночей, Росс и Пейдж занимались уже не одним только изучением бейсбольных правил. Одну ночь, например, он обучал ее премудростям футбола. В следующую она растолковала ему все тонкости игры в теннис. Но наиболее продуктивным оказалось освоение теоретических основ хоккея, потребовавшее недюжинной физической подготовки.
Пейдж очень быстро сделалась любительницей спорта. Однако, несмотря на то что их ночи были полны страсти и огня и она с нетерпением дожидалась наступления сумерек, ее не оставляло странное ощущение ущербности этих ночных часов. Хотя толком объяснить это она не могла. Впрочем, нет, могла, ей просто не хотелось об этом задумываться.
Но если она не откровенна сама с собой сейчас, то позднее ее постигнет большое разочарование. А учитывая то, что она когда-то перенесла потрясение, нового горя ей не выдержать.
Росс не любил ее. Он дал ей это понять в последние несколько ночей. Нет, конечно, он ни словом не обмолвился об этом. Он ведь не сказал ей прямо в лоб: «Пейдж, дорогая, я не люблю тебя, но давай мы с тобой немного покрутим любовь. Не желаешь ли сыграть в сквош?» Нет, она была бы круглой дурой, если бы приняла их страсть за любовь.
В конце концов, Росс ведь ничего не знал о ней до тех пор, пока они не оказались вместе в одной больничной палате. Впрочем, формально это не совсем верно – все-таки они провели долгие часы в разговорах, рассказывая о себе, обмениваясь мыслями, взглядами на жизнь и прочим. И все же Росс никогда не назначал ей свидания, они никогда не были друг у друга в гостях.
Ну а кроме того, ни в одну из ночей их плотских утех Росс ни разу не упомянул о своей любви к ней. В минуты страсти даже профессор Стенгал клялся ей в вечной любви. Если, конечно, все это можно было назвать страстью. Она-то сама очень быстро поняла, что Стенгалу неведомо, что такое настоящая страсть.
Что касается Росса, тот был истинным воплощением страсти. Может, он просто не хочет излишне распространяться на темы любви. Может, она действительно нравится ему, и он уж точно – в чем Пейдж ничуть не сомневалась – страстно желает ее. Впрочем, все это наверняка вызвано вирусом любви, провоцирующим сексуальное влечение. После того как их вылечат и они покинут больничные стены, Росс скорее всего будет и дальше встречаться со своей красоткой фотомоделью.
Истолковать проведенное ими вместе время как нечто серьезное было бы второй по значимости глупой ошибкой, которую она совершила бы в своей жизни. И хотя Пейдж страшила мысль о том, что их связь подходит к концу, все-таки в один прекрасный день она должна завершиться. Если ей повезет и их обоих окончательно вылечат, воспоминания о ночах, проведенных с Россом, станут для нее не больше чем просто памятью о приятных минутах ее жизни. А она... она будет жить дальше, став немного мудрее и опытнее.
После того как их выпустят отсюда, будет разумнее всего расстаться. Навсегда.
Пейдж поймала себя на том, что одна мысль все же никак не дает ей покоя. Мысль, вернее, надежда, что вирус поселился в них обоих надолго, а может, и навсегда.
На утро четырнадцатого дня пребывания в больничной неволе Пейдж, к своему ужасу, увидела, как в палату входит Рейчел Тернер – на сей раз без своей обычной брони, защищающей от всевозможных коварных вирусов.
– Доброе утро! – жизнерадостно поприветствовала она Пейдж и Росса.
– Доброе утро! – автоматически ответили те. Бросив украдкой взгляд на своего «сокамерника», Пейдж заметила, что тот выглядит не менее озадаченно, чем, видимо, и она сама.
Помимо растерянности, Пейдж заметила в нем и еще кое-что. Не обязательно разочарование, хотя немалая толика этого во всем его облике все же читалась. Как и в ней самой. Что было абсолютно смешно. Смехотворно. Ей-то следовало радоваться их выздоровлению. Пейдж была полна решимости возликовать.
– Можете собирать свои вещи. Вы свободны.
– Вы это серьезно? – спросил Росс голосом, в котором не слышалось особой радости.
– Абсолютно. Анализы, сделанные в ЦКИЗе, подтверждают, что вы совершенно здоровы и вас незачем больше держать в изоляторе. Можете возвращаться в обычный, нормальный мир.
– Это... замечательно, – выдавила из себя Пейдж.
– Да, замечательно, – безрадостным эхом отозвался Росс.
Рейчел скрестила на груди руки и внимательно посмотрела на обоих, теперь уже бывших пациентов. До нее стало доходить истинное положение вещей.
– Если я не ошибаюсь, вы не слишком-то рады освобождению из плена – не скачете, не прыгаете от восторга. Что-то я вас не узнаю. – Она помахала рукой перед их лицами. – Эй! Вы меня слышите? Я говорю вам, что вы свободны. Можете отправляться домой. На свободу.
