Как могу, шлепаю вперед. Задираю голову, рассматриваю небо, как будто на свете нет ничего важнее. Ага, небо проясняется, сегодня будет хорошая погода! С каких это пор авеню Жорж Мандел стала такой длинной? Но всему приходит конец. Вот и Пляс дю Трокадеро, сворачиваю налево — и избавлена от взглядов в спину!
Теперь мне легче. Что-то весело напевая, огибаю площадь. Передо мной — Эйфелева башня, пронзающая небосвод с клочками маленьких белых облачков. А вот и солнце выглянуло, что я говорила!
Золотые лучи согревают меня.
Щурюсь на яркий свет. Я не боюсь встретить знакомых, потому что в шесть утра Париж пуст. Здесь принято поздно ложиться и поздно вставать. Кафе тоже закрыты. Только мусорщики на своих ядовито-зеленых грузовиках энергично приступили к работе. Они свистят мне, ухмыляются, машут. Я машу в ответ. Они меня не знают!
Еще один поворот налево, на авеню дю Президент Вильсон, — и я дома! Ура!
Набираю код, ворота распахиваются. Последний шаг — спасена! С облегчением плавно еду на свой этаж. Чем выше — тем лучше мое настроение. Чувствую себя превосходно, ни в чем не раскаиваюсь. Правда, я как мокрая курица, туфли испорчены, но зато мне есть о чем вспомнить, а это самое главное.
Брис Рено. Что мне с ним делать? Сказал, что опять позвонит. В этом можно не сомневаться. Но культ Исиды — не мой вариант. Надо крепко подумать, захочу ли я вновь его увидеть.
Лифт останавливается. Я подхожу к своей двери.
Что такое? Сквозь щель внизу, через которою консьержка дважды в день просовывает нам почту, полоска света. Свет в прихожей? Вчера вечером, уходя из дома, я погасила все лампы. А Лолло еще не пришла.
Сейчас узнаем!
Я предвкушаю дивную, теплую ванну. Потом с головы до ног натрусь гвоздичным молочком, пока не буду благоухать, как цветок! Какое блаженство! Как же я устала!
Долго и от души зеваю, вставляю ключ в замок — и судьба разворачивает дальше свой сценарий.
С нетерпением вхожу в квартиру — и кто стоит в ярко освещенной прихожей? Со взглядом убийцы и всклокоченными волосами? Фаусто Сент-Аполл!
Собираю в кулак всю свою волю, чтобы не рухнуть от испуга. Именно сейчас, черт бы его побрал! Я слишком страстно призывала его этой ночью!
Фаусто держит в одной руке бокал с виски, в другой — сигарету. Сверлит меня глазами. Он явно поджидал меня.
Что делать? Подчеркнуто небрежно захлопываю дверь. Остается только одно: бегство вперед.
— Смотрите-ка, — говорю я кокетливо, — редкий гость. Вы кого-нибудь ищете, месье?
— Где — ты — была? — произносит Фаусто медленно, с ударением на каждом слове, будто студент театрального училища на репетиции.
Хороший вопрос! Где я была? Надо что-нибудь придумать.
— Бегала, — говорю я вслух, — знаешь, джоггинг!
— Где?
— В саду Трокадеро, напротив.
— С каких — пор — ты — бегаешь? — спрашивает ошеломленно Фаусто, все еще словно на уроке риторики.
— С тех пор, как ты пропал, дорогой. Я безумно скучаю. Не могу же я день и ночь заниматься домашним хозяйством!
— А — это — что — такое? — Он показывает на мою мокрую одежду.
— Я упала в большой фонтан, — сухо отвечаю я, — мне надо срочно принять ванну, я насквозь мокрая. Пусти, мне холодно!
Фаусто не двигается с места. Протягивает руку с сигаретой.
— Супермен, — показывает он на мою грудь. Морщится и допивает виски. — «Мадам придет сегодня позже», — передразнивает он мою запись на автоответчике. — Где ты была всю ночь?!
Действительно, где же я была? Ведь всю ночь напролет не бегают по Парижу в тяжелых деревянных сандалиях.
— Лунатизм! — Я сладко улыбаюсь. — А где ты был последние семнадцать дней?
Фаусто молчит. Слегка покачивается, и мне вдруг становится ясно, что он абсолютно пьян и лишь с трудом держится на ногах. Отсюда замедленная речь, отсюда осоловелый взгляд. Теперь еще и голова падает на грудь. Какое счастье! Мне это хорошо знакомо. Когда протрезвеет, ничего не вспомнит.
— Почему ты не позвонил? — спрашиваю я, выждав минуту. — Я так была бы рада. Тогда бы я не ушла!
— Потому, потому, потому! — говорит Фаусто и сует потухшую сигарету в рот. На красивом ковре лежит кучка пепла. Фаусто жует окурок и закрывает глаза.
Я разглядываю его словно чужого. На нем вещи, которые я никогда не видела. Откуда взялся этот уродливый зеленый пиджак? Эти бежевые брюки? Зеленое не идет Фаусто, оно делает его бесцветным. Зеленое убивает его, как розовое — альбиноса!
Фаусто поднимает свою гриву и пытается улыбнуться, что удается ему лишь наполовину. Выглядит он ужасно! Постарел, лицо серое, под глазами черные круги, уголки рта опущены. Чем бы он там ни занимался, это не идет ему на пользу. Зачем это ему? Что гонит его от меня?
Подныриваю под его рукой, которой он перекрыл вход в коридор. Вернувшись спустя почти час в спальню, свежая, чистая, благоухающая гвоздиками, я застаю Фаусто стоящим в раздумье перед нашей кроватью. Он безмолвно смотрит, как я запрыгиваю под одеяло. Выжидаю.
— Ты пополнел? — спрашиваю наконец, потому что он выглядит потолстевшим.
— Еще как! — с трудом выдавливает Фаусто и, покачиваясь, смотрит на меня.
— С чего бы это? Ты вроде работаешь не покладая рук?
— От забот, — отвечает с ухмылкой Фаусто.
— От забот худеют.
— А я наоборот! Посмотри, какой я жирный, мое пузо все время растет, я страшнее ночи. Это твоя работа. — Он тянет себя за галстук.
— Да что ты? Я тебя неделями не вижу.
— Я неделями спрашиваю себя, чем ты занимаешься, когда меня нет дома. Вуаля — пять кило сала от волнений! — Он плюхается на край постели и пытается снять ботинки.
— Где ты был все это время? — спрашиваю я ледяным тоном.
— Деньги зарабатывал! Для тебя, моя маленькая козочка, чтобы ты могла бегать в саду Трокадеро!
— И где же ты зарабатывал деньги? Уж не здесь ли, в Париже?
— А-а-а, все бы тебе знать. Не скажу!
С одним башмаком он справился. С другим возникли проблемы. Я автоматически нагибаюсь и помогаю ему.
— Ох, как славно! Обслужи меня, голубка! Что может быть лучше собственной родной козочки. — Он падает на спину и тщетно пытается расстегнуть рубашку.
— Что ты праздновал в пятницу, неделю назад? В «Куполе»? — спрашиваю я и снимаю с него рубашку.
— Где, дорогая?
— В «Куполе». А потом в «Селекте».
— Не помню.
— Вспомни, пожалуйста!
— Слушаюсь! Помоги мне справиться с ремнем! Не могу расстегнуть. Я так устал. Не спал всю ночь. И брюки! Они мне тесны. Вот уж не предполагал, что у меня такие сложные брюки! Это ты их купила? — Он глубоко вздыхает и с интересом наблюдает за моими мучениями. С ремнем я справилась, теперь на очереди молния. Заело. Я дергаю туда-сюда.
