— Теперь, — проговорил он наконец, — ты, разумеется, хочешь рассказать мне о своем суженом.
Волна беспомощности захлестнула Розу. Мгновенно она почувствовала, что не найдет в себе сил для дальнейшего притворства.
— Мы с Найджелом росли вместе. Его мать вышла замуж за моего отца. Назови его детской привязанностью, если хочешь, хотя это не вполне так. А детали не имеют значения.
Не так давно Найджел перенес сильное потрясение, что заставило его переменить свое отношение к любви и браку. А я тем временем измучилась в колледже. Если бы не воспаление легких, то я, возможно, докатилась бы до нервного расстройства. И тут мы обнаружили, что оба нуждаемся друг в друге тем или иным образом. Любви между нами нет, но очень нежно относимся друг к другу. Оба мечтаем вести спокойную и размеренную жизнь, иметь семью и так далее. И это представляется наилучшим решением для нас обоих. — Как банально она все это изложила, прямо как в страховой рекламе, подумалось ей.
— И вы решили пока немножко пожить вместе? — подсказал Алек, явно чувствуя, что она избегает самого главного.
— Да, — с вызовом заявила она. — И все получается очень хорошо. Найджел очень… деликатный.
Эти слова, наконец, попали в цель, заметила Роза, и ее боевой дух поднялся, когда она поймала циничную искру в глазах Алека.
— Деликатный? — повторил он. И в его устах слово это прозвучало просто непристойно.
— Да. Не все могут жить большими страстями, Алек. И я не думаю, что твой образ жизни дает тебе какое-то право презирать других. — Это была с ее стороны подлость, призналась она сама себе. Старый, знакомый запах опасности повис в воздухе.
— Абсолютно никакого права. Так ты, значит, приняла решение?
Она кивнула. Триумф боролся с отчаянием, когда она попыталась прочесть его лицо. Что это было: боль, презрение или просто безразличие в том, как слегка искривилась его губа, а взгляд стал холодным и бесстрастным.
— Твой суженый не будет возражать, — спросил он спокойным голосом, — если я приглашу вас обоих к себе на обед, раз уж я оказался в Лондоне? Я не уверен, что буду в стране, когда состоится ваша свадьба. В качестве прощального, напутственного жеста. — Его тон был обманчиво формальным. Приглашение обладало преимуществом неожиданности, отказаться не представлялось возможным.
— Это очень любезно с твоей стороны, — чопорно ответила Роза. Они говорили как чужие.
— Я буду в «Конноуте» всю следующую неделю. Дел у меня никаких нет, эта поездка получилась несколько внеплановой. Пожалуй, ты выясни сегодня, какой вечер будет наиболее удобным, и дай мне знать через администратора.
— Спасибо, я уверена, что Найджел будет очень рад. Алек, э…, Найджел не знает, что я жила у тебя в Бретани. Я хочу сказать…
Алек насмешливо кивнул ей, поднимая свое длинное тело с кресла и глядя на нее сверху вниз с тенью угрозы.
— Моя дорогая Роза, джентльмен всегда сдержан и тактичен. Скажи Найджелу все, что тебе заблагорассудится. А я узнаю потом про свою роль у тебя.
И, обняв ее, как это принято на континенте, он удалился, оставив Розу — и поделом — в острой тоске.
И что такое на нее нашло? — ругала она себя. — Зачем она так себя вела? Роза все еще дрожала от потрясения, что снова оказалась лицом к лицу с Алеком, однако предаваться вновь ожившим чувствам к нему она не могла, поскольку времени у нее оставалось немного. Она гнала от себя память о его руках, что обняли ее, о его губах на ее щеке, о взгляде, что впился в ее лицо. Было ли то, что она ему наговорила, бессмысленной ложью, выдавала ли она желаемое за действительное или просто, из своего упрямства, стремилась отплатить ему? За что отплатить? За то, что он проехал несколько сот миль, чтобы быть с ней рядом? Что подарил ей неограниченную сумму денег? Что справедливо рассердился, узнав, что она собирается дезертировать? А может, за то, что не любит ее?
Если ей требовалось еще одно доказательство этого, то она точно теперь его получила. Он и глазом не моргнул во время ее нескромных откровений по поводу Найджела. Каким презрением одарил бы он ее, если бы поймал на лжи! И если бы она теперь стала уклоняться от его приглашения на обед, каким подозрительным и фальшивым показалось бы ему это! И как только она могла дать ему основания заподозрить, что каким-то образом стыдилась за Найджела или боялась мнения Алека о нем?
Какая дура, жалкая дура она была! И что такого было в Алеке, что лишило ее на время разума? Почему она не могла просто честно поделиться с ним своими проблемами, попросить его совета насчет ее дилеммы, зная наверняка, что он даст его беспристрастно и объективно? Потому что на самом деле она, разумеется, не хотела знать правду, не хотела обнажать перед ним свою душу. Было бы слишком унизительно оставлять обширные пробелы в своем рассказе, чтобы он не догадался о постыдной правде, — что она все еще любит его, все еще безнадежно любит, как раз тогда, когда уже начинала надеяться, что, наконец, преодолела это.
Роза в неистовстве ходила по квартире, стараясь выработать какую-то схему, чтобы замазать трещины в своем обмане. Ее первой головной болью, которую она так справедливо заслужила, была задача объяснить Найджелу, как получилось, что Алек Рассел, человек, о котором она никогда прежде даже не упоминала, полагал, что их предполагаемая свадьба была fait ac-compli[18] до такой степени, что пригласил их вдвоем на праздничный обед. Впрочем, она могла сказать ему, что Алек ее старая пассия, которая не оставляет ее в покое, и что она решила держать его подальше от себя, объявив об их решении, как об окончательном и бесповоротном. Нет, это была дешевка, подлая и неправдоподобная. Помимо того мифического француза — еще одна полнейшая ложь, вздохнула Роза, — Найджел знал прекрасно, что в жизни Розы не было серьезных романов, не говоря о таком шикарном мужчине, как Алек. Она прокрутила несколько других, притянутых за уши объяснений, остановившись в конце концов с неспокойной душой на одном, которое, хотя и не вполне удовлетворительное, по крайней мере было ближе к правде. Проведя остаток дня в болезненной тревоге, она набросилась на Найджела, когда тот вернулся с работы.
Оказалось, что им манипулировать трогательно просто, до разочарования просто.
Она объяснила с первоначальной завитушкой честности, что Алек Рассел вел семинар в Уэстли и представил ее Биллу Поллоку, который и убедил ее отправиться во французскую художественную экспедицию, а оттуда в Художественную школу. Рассел и Поллок были закадычными друзьями, и, раз уже новость о ее помолвке просочилась и дошла до Рассела — хотя, горячо пояснила она, непонятно, кто ее распространяет, — то она будет избавлена от болезненного и бурного объяснения с Поллоком, который скорее всего будет рвать и метать самым бешеным образом, когда и если она сообщит ему новость о своем предполагаемом замужестве и уходе из колледжа Гоуэра.
